Михаил Ахманов - Первый после бога
Обзор книги Михаил Ахманов - Первый после бога
Михаил Ахманов
Первый после бога
Ключ к будущему человечества надо искать в его прошлом.
Часть I
Прошлое и настоящее
Магелланов пролив.
Март 1685 года, начало осени в южном полушарии
Запись № 006322.
Код «Южная Америка. Питер Шелтон».
Дата просмотра записи: 15 августа 2302 г.
Эксперт: Мохан Дхамендра Санджай Мадхури.
Темная волна в серебряных разводах пены приподняла «Амелию», и на миг показалось, что корабельные мачты проткнут затянувшую небо облачную пелену. Вода, заливая палубу, с шипением хлынула через шпигаты[1], жадно облизала доски, орудия, якорные цепи, ноги вахтенных и под хор проклятий откатилась в море. Корабль содрогнулся, застонал, вскрикнул, как человек под ударом бича; скрип дерева, хлопанье парусов и голоса людей сливались в симфонию страха. Ей аккомпанировал грохот валов, разбивающихся о скалы неприветливого берега. Этот край уже давно забыл о лете, и на клыкастых прибрежных утесах тут и там виднелся снег.
Снег! Питер Шелтон мог поставить гинею против фартинга[2], что большая часть его команды в жизни такого не наблюдала. Сам он трижды пересекал Атлантику, ходил в Плимут, Лондон и Роттердам и как-то попал в Северном море под снегопад. Валившие с неба хлопья, что тут же таяли в ладонях, мнились чудом, божьим наказанием или происками дьявола, но Батлер сказал, что для северных широт это дело обычное. На то он, мол, и север, чтобы сыпать снегом и покрывать моря и реки льдом… Но сейчас они были на юге! На таком далеком юге, что едва ли дюжина судов плавала когда-нибудь в этом проклятом проливе, открытом некогда португальцем Магелланом! Впрочем, подумал Шелтон с философским смирением, всё в руке Господа, и если ему пожелалось, чтобы юг походил на север, спорить не приходится. И удивляться тоже – не более, чем при мысли о том, что Земля кругла, словно апельсин.
«Амелия», бриг доброй плимутской постройки, девятый день шла под кливерами, медленно прокладывая путь в этих опасных водах. За нею, повторяя каждый маневр Шелтона, плыли «Радость холостяка» и «Пилигрим». Их голые мачты и реи, покорные движению волн, прыгали вверх-вниз на фоне серых облаков, пушечные порты были задраены, а фигурки мореходов, суетившихся на палубах, казались мурашами, облепившими в поисках спасения древесную щепку. Оба фрегата принадлежали Дэвису, признанному вожаку флотилии – во всяком случае, пушек и людей у него было больше, чем у других капитанов. По этой причине его суда двигались сразу за «Амелией», игравшей роль проводника, а дальше раскачивались на волнах «Утенок» Свана и большой барк Таунли. Корабли Кука, Рикса и Бамфилда, а также барк «Три песо» и шлюп «Москит» Питер вообще не видел и мог лишь надеяться, что они идут в кильватерном строю, не приближаясь к скалистым берегам.
Батлер, первый помощник, стоявший рядом с Шелтоном на квартердеке, повернул к нему суровое лицо.
– Вздернем грота-трисель, капитан? На такой волне рулить будет надежнее и быстрее выберемся из этой чертовой щели.
Шелтон на секунду задумался, потом покачал головой.
– Нет. Сейчас мы идем так, как плыл когда-то сэр Френсис[3]. Я не стану рисковать, Дерек.
Батлер насупил брови, и его лоб прорезала вертикальная морщина.
– Пожалуй, ты прав. Где спешка, там убытки.
В убытках старый моряк разбирался неплохо – плавал с Морганом, Олоне и прочими великими людьми, а в компанию «Шелтон и Кромби» пришел с пустым карманом. Зато в мореходном искусстве равных ему не было. Половине того, что знал и умел капитан Питер Шелтон, он научился у Батлера.
«Амелию» снова швырнуло к небесам. Тоннаж у брига был солидный, трюмы забиты порохом, мукой и солониной, десять пушек на борту и молодцов в команде больше пяти дюжин… Но волны играли кораблем, точно сухой кокосовой скорлупкой.
Взглянув на небо, Батлер почтительно перекрестился и пробормотал:
– Хвала Творцу, что бури нет и ветер слабый. Не то…
Поток воды захлестнул палубу, снова вызвав крики, проклятия и ругань. Особенно изощрялся Ник Макдональд, рыжий ирландец. Он вопил, кашлял, хрипел, пока боцман не сунул ему под нос кулак. Ника и семнадцать других головорезов наняли в Порт-Ройяле на случай драки с испанцами, и была эта братия буйной, хвастливой и на язык невоздержанной. Шелтон богохульства не любил. Люди, плававшие с ним годами, это знали, как и то, что гневить капитана лучше не стоит.
Но сейчас ему было не до рыжего ирландца-сквернослова. Он смотрел на темную воду, на скалы в пенных кружевах, на кливер, трепетавший под ветром, и вспоминал лоцию старого Чарли. Старого, так как Чарли Шелтон жил столетие назад и приходился Питеру прадедом, но если разобраться, старым он не был, просто не успел состариться, когда испанское ядро раздробило ему кости. Он погиб на корабле адмирала Френсиса Дрейка, пал в бою с армадой, плывшей покорять Британию, и оставил вдове свои записки, домик в Портленде, двенадцать крон серебром и малолетнего сына Питера. Если подумать, не так уж мало.
– Ветер и правда слабый, – промолвил Шелтон, глядя на парус. – Наше счастье, Дерек! Здесь бывают смерчи, внезапные и очень сильные. Кладбищенский ветер, как написано у Чарли.
– Да минует нас участь сия! – Батлер снова перекрестился. – Но Дрейк с твоим прадедом все же тут прошли. И мы пройдем!
– Пройдем, – кивнул капитан и покосился на своих офицеров, стоявших плотной кучкой позади рулевого. Их было трое – второй помощник Мартин Кинг, Руперт Кромби, кузен Питера и судовой казначей, и хирург Стив Хадсон. У штурвала – Пим, сын Пима, потомственный моряк, самый надежный рулевой «Амелии». Штурвал в его огромных лапах был, что младенец в колыбели.
Некоторое время Питер размышлял, сказать ли им, что может случиться через день-другой, когда корабли покинут эти теснины и выйдут в океан. Пожалуй, говорить не стоило, слишком уж тягостные дни описывал предок в своих дневниках, слишком тяжелые и пугающие. Сэр Френсис Дрейк прошел здесь на «Золотой лани» и еще с двумя кораблями, прошел, не потеряв ни единого человека, но только очутился в Южном море[4], как грянул шторм. Штормом моряка не испугаешь, однако говорилось в записях Чарли, что буря была такая, какой не видел никто и никогда. Разметала она корабли, один из них погиб, другой вернулся в Англию, и только «Золотая лань» продолжила свой кругосветный бег. И длилась та буря пятьдесят два дня, больше семи недель!
Сказать – не поверят, а если поверят, то устрашатся и ослабнут духом… Лучше не говорить, решил капитан. Даже самые доверенные люди, Батлер, Мартин Кинг и братец Руперт, в глаза не видели лоцию старого Чарли и его записки; все это хранилось в морском сундучке в поместье деда Картахена, завещанном Питеру. Но не было нужды лезть в тот сундук, тревожить хрупкие страницы, брать записи с собой; каждое слово и фразу, каждый чертеж Питер помнил наизусть. В том была заслуга не только его памяти, но и деда Питера Шелтона-старшего. Сам он не добрался до Южного моря, эта удача выпала внуку. Сомнительное счастье! Хотя, с другой стороны, кто знает, где найдешь, где потеряешь…
