Эрик Рассел - Оса
Что, как не центральный городской парк — излюбленное место отдыха сплетников и ротозеев, будь то на Джеймеке или на другом конце Вселенной. Именно сюда с утра пораньше и направил свои стопы Джеймс Моури.
На деревянных скамейках, словно воробьи, в утренних лучах солнца грелись люди, что называется, пенсионного возраста. Праздная молодежь предпочитала менее людные места в дальних закутках парка, вдали от глаз недремлющих полицейских, ибо не любила отвечать на идиотские вопросы типа: «Почему вы не на работе?»
Моури присоседился к пыхтящему, как паровоз, старику и занялся созерцанием истоптанной клумбы.
— Еще двух садовников забрали, — сопя носом, нарушил молчание старик.
— Забрали? Куда забрали?
— Куда-куда — в армию. Если так пойдет дальше, прямо не знаю, что станется с парком. Как ни крути, а уход за ним нужен.
— Да, работы здесь выше головы, — согласился Моури. — Но ведь и воевать кто-то должен.
— Война вечно на первом месте, — неодобрительно проворчал Сопун. — Давно бы ей пора закончиться, а все тянется и тянется. Последнее время я частенько задаю себе вопрос — когда конец-то?
— Больной вопрос, — вздохнул Моури в тон собеседнику.
— Не верится мне что-то, — меланхолично продолжал Сопун, — что все обстоит так прекрасно, как пишут в газетах. С чего иначе забирать садовников?!
— Лично я думаю, — доверительно промолвил Моури, — дела наши плохи. Даже не думаю, — он перешел на шепот, — а знаю.
— Откуда вы знаете? — Старик на мгновение перестал сопеть.
— Наверное, не стоит об этом говорить, да уж ладно — все равно, рано или поздно, всплывет на поверхность.
— Да-да, я вас слушаю, говорите. — Снедаемый любопытством, Сопун придвинулся ближе к Моури.
— Мой брат… — Моури помялся. — Мой брат вчера вернулся из Шаграма. Просто ужас, поверьте, просто ужас. Он рассказал… только это между нами…
— Да-да, продолжайте, пожалуйста.
— Дело в том, что он как раз-таки и не попал в Шаграм. Представляете, его не пустили в город. Армейский кордон в сорока денах от Шаграма развернул его обратно. Никого, никого не пропускают. Только по специальным пропускам: спасателей, врачей и, естественно, военных.
Старик засопел пуще прежнего.
— Один чудом спасшийся шаграмец, — таинственно продолжал Моури, — рассказал брату, что Шаграм буквально стерт с лица планеты — одни руины. Триста тысяч убитых. Ужас, просто ужас. А газеты молчат, как рыбы, и, поверьте, будут молчать.
Сопун подавленно уставился на свои ботинки.
Моури прибавил к кошмарной картине еще несколько зловещих штрихов, распрощался и заспешил прочь. Старик клюнул, это однозначно.
Углубившись в парк, Моури подцепил еще одного падкого до душещипательных откровений. Болезненный тип с глазами-бусинками слушал, открыв рот, и, сиюминутно вздрагивая, громко щелкал зубами.
— …даже газеты не осмеливаются этого напечатать, — воздев указательный палец, закончил Моури.
— Да-да, — Бусинка через силу сглотнул. — Что сумел один корабль, смогут и другие. Такая большая бомба, ай-ай-ай.
— Конечно, смогут, — подначил Моури.
— А почему они сбросили только одну бомбу? Вы не знаете? Что им мешало сбросить бомбу на Пертейн?
— Я считаю, это только пробный налет, — заявил Моури; Бусинка вздрогнул, и его челюсти со звоном сомкнулись. — Они поняли, что закидать нас бомбами — раз плюнуть, и скоро вернутся с настоящей начинкой. Думаю, от Пертейна, не пройдет и суток, останется… Ничего не останется!
— Нас спасут, нас обязательно спасут, — вконец расстроился Бусинка.
— Я намерен спасти себя сам. — Моури эффектно потряс кулаками. — Я вырою глубокую нору, подальше от города, заберусь в нее и только меня и видели.
Он оставил Бусинку парализованным от страха.
— Мой близкий друг, — разговорился Моури с каким-то бледным, как смерть, типом, напоминающим гробовщика на пенсии, — он командир корабля, по секрету поведал мне, что Гуума после нашествия спакумов превратилась в необитаемую бесплодную пустыню. Я спросил, почему на нас тогда скинули всего одну бомбу, а он ответил, что спакумы берегут Джеймек для трофеев.
— И вы верите в этот бред? — удивился Могильщик.
— Еще не тому поверишь, когда правительство говорит одно, а глаза видят совсем другое. — Моури потер лоб. — Так считает мой товарищ, а он капитан линейного лайнера. Они там в космофлоте знают куда больше нашего.
— Спакумский флот разбит, его больше нет. Я верю правительству!
— А как же тогда Шаграм? — напомнил Моури.
— Да, я тоже почувствовал, как что-то там ухнуло. У меня вылетело два окна, а бутылка зита прямо спрыгнула со стола на пол.
— Ну вот, видите.
К полудню Моури накормил баснями не менее тридцати человек — Шаграм, Гуума, ожидаемое бактериологическое вторжение спакумов, иные предстоящие или уже произошедшие бедствия — все из первых рук, доподлинно и достоверно. Слухи — они как смерчи, их невозможно сдержать или усмирить, вырвавшись на волю они сносят все на своем пути, оставляя за собой лишь страх и бессилие. Моури не сомневался, слухи-смерчи обрушатся на головы, западут в сердца и посеют сомнения в душах доверчивых сирианцев.
После обеда Моури позвонил Скриве.
— Как успехи?
— Полный порядок, бланк у меня в кармане. А как насчет оплаты?
— Тоже порядок.
— Я поклялся, что завтра расплачусь. Надо встретиться, давайте, где обычно.
— Нет, привычки в нашем деле до добра не доведут.
— Мне все равно. Где?
— Мост не забыл, «золотой» мост?
— Нет-нет.
— Хорошо, тогда от него пятый указатель к югу.
— Договорились. Я выезжаю.
— Не гони, я смогу быть только к семи.
Моури приехал вовремя, однако Скрива уже в нетерпении топтался вокруг машины. Протянув Моури бланк, он застыл в ожидании.
Документ, без сомнения, был подлинный — пестрая разноцветная бумажка, расписанная художником-виртуозом столь пышно и щедро, что любая банкнота, даже самого высокого достоинства, выглядела бы рядом с ней туалетной бумагой. Подделать такой бланк невозможно, во всяком случае, в Империи, разве что — на Земле. И все было бы прекрасно, если бы не дата и не имя заключенного — документ, видимо, похитили из тюремного архива, и по нему три дня назад уже выдали Кайтемпи некоего Мабина Гаруда.
— Ну-ну, — поторопил Скрива. — Хватит валандаться, говорите, как есть.
— Мне не скопировать этот бланк, — Моури помотал головой, — не под силу.
— Как?! Вы хотите сказать, что все насмарку? — сердито вскричал Скрива.
— Я этого не говорил.
