Сергей Смирнов - Хроника лишних веков (рукопись)
— Распугаешь мне всех торговцев, — ни зло, ни весело, но твердо и просто сказал сверху базилевс. — Без певцов тоже плохо… как без женщин.
— Сила не моя, — снова пытался я оправдаться, озноб мёл позёмкой по спине. — Она вырывается, как пёс из подземелья. Отошли меня, базилевс.
— Тебя с заката никто не держал. — Он вдруг упёрся пальцами мне в темя. — Кто должен быть заклан, был заклан… и поджарен. Я предчувствовал. Я предпочту отослать тебя в Константинополь.
— Помилуй, базилевс, — ужаснулся я.
Чья-то рука со стороны подала базилевсу костяной амулет на суровой нити.
Аттила набросил его мне на шею:
— Носи. Мои воины видят тангэ на два полета стрелы. Тангэ защитит не тебя, а их. Ты услышал меня верно. Константинополь не для тебя, а для меня. Рано сжигать столицы.
В полдень я прощался с Демаратом уже верстах в десяти на восток от Аттилополиса. Он развернул коня и встал ко мне лицом.
— Здесь расстанемся, — сказал он просто, без чувств, и протянул мне руку.
Я протянул свою, и мы пожали руки по-эллински — за предплечья.
— Благодарю тебя, — сказал он.
— За что? — На душе у меня сделалось тепло и грустно.
— За то, что отогнал орла, терзавшего мою печень, — сухо улыбнулся он.
— Какого орла? — не понял я.
— Скуку… Хищник вернется, но не сегодня и не завтра.
— Благодарю и тебя, гипостратег Демарат, — ответил я ему. — Меня несет какой-то страшный поток… Я как в горной реке, несущейся вниз с крутизны. Ты бросил мне с берега доску.
Демарат опустил взгляд и чуть погодя кивнул:
— Хорошая встреча… Стоит упросить Судьбу, эту дряхлую капризницу, хоть еще раз свести наши дороги.
— Тогда, когда вернутся наши орлы? — не сдержался я.
Демарат тихо рассмеялся.
— Заезжай в гости, — пригласил я его. — Найдешь меня где-нибудь на берегах… — я чуть было не сказал «Днепра», но успел вспомнить его название, данное древними греками, — …Борисфена. Заезжай в гости вместе с Нисой.
— О! — Демарат поднял палец с перстнем. — Ты вспомнил Нису. Добрый знак. Может быть, мы еще встретимся в пределах обеих Империй. Прощай, гипербореец!
И он поддал жеребцу под ребра.
— Прощай! — крикнул я ему через плечо, с трудом разворачивая коня.
Он поднял руку, обернулся — и канул за вершиной холма.
…Путешествие на восток длилось меж турьих стад и великого множества дичи. В те времена Европа кишела жизнью по-африкански. Проводник Гор вел экспедицию сначала прямо на восток, потом начал заворачивать севернее… и чем северней, тем радостней просыпался я по утрам.
Мы пересекли на плотах Тирас, а потом и Гипанис, то есть Днестр и Южный Буг, и я потребовал строго держаться направления «норд» — мне не терпелось выйти к Днепру эдак прямо под грядущий Киев… Тангэ Аттилы действовало безотказно: и на большой дороге, и перед тынами маленьких крепостей — всюду были обеспечены бесплатный постой и почтение хозяев.
Может быть, властная рука судьбы перевернет сосуды песочных часов еще раз. Тогда я запасусь терпением и составлю к моей истории том-приложение: «Этнография великого переселения народов глазами гиперборейца». Нынче же фабула повелевает не медлить, отбросить пейзажи и народы, а новый абзац начать словами:
«И вот однажды…»
Густели сумерки в дубраве, чернотой красило стволы. Я отошел от костра и поднял взгляд. Высоко, в изломах ветвей, сидела крупная птица, а рядом с ней беленькой точкой светилась звезда. Потом я оглянулся назад: лохматые, но не страшные чудища, гунны, ворчали и шевелились вокруг огня. Затем я снова вернулся взглядом в лесной мрак, и он был мне приятен в тот вечер. Я смотрел сквозь него на север… и сделал еще один шаг. Прямо передо мной стоял темный веер орешника, и его ветви порывисто и слабо светлели от недалекого огня…
Я шагнул еще раз — и вся картина пропала!
ЧУЖИЕ БЕРЕГА
Жгучая белая мгла объяла меня. Я сгорел в ней сразу весь — до последней искорки-мысли… и все же искорка долго-долго вилась, не затухая.
«Догнали! Сжигают!»
И был удар — и бытие стало убийственно-твердой плоскостью боли.
Я был наг под ослепительным черно-синим небом. Я вскочил, сменив плоскость самого сильного ожога — со спины на ступни.
Я стоял на льду, съехав перед тем на нестерпимо горевших теперь лопатках с очень крутого, ледяного же склона… Лес под сдвинутым в сторону куполом ночи обрывался наверху, и отблески варварского костра мерцали как бы в застекленном мраке.
— Свободный! — услышал я позади себя и над собой гулкий глас. И повернулся.
Передо мной в пяти шагах стоял великан, облаченный в глухую черную броню, словно залитый ею, броней, с темени до ступней. Мои глаза приходились на уровень серебристой пряжки его символического пояса.
…И все же это был не бог Один. Я рассмотрел его всего, кроме лица. Лоб, глаза и частью щеки были скрыты черным матовым шлемом — но без глазных прорезей! Статичный поворот головы — от меня чуть в сторону и вверх — казалось, выдавал человека слепого!
А руки-то! До чего были страшны кисти рук — черные, трехпалые клешни-щипцы с яйцевидными наростами на суставах фаланг. Черная с металлическим отблеском броня — я был уверен, что это панцирь — напоминала по фасону френч без пуговиц и лацканов, со стойкой воротника под самый кадык. Под левой ключицей платиново блестела «нашивка» — кольцо с пальмовой ветвью внутри. Штаны великана напоминали мягкую броню, на ногах были низкие массивные сапоги.
Мир великана ослепительным светом и нестерпимым холодом напоминал Манчжурию.
И я вновь услышал голос, хотя великан не открывал рта.
— Сигурд-Омега, воин Белого Круга, преклоняется перед Свободным. Сигурд-Омега призван служить миссии Свободного. Нужно спешить.
Я невольно сделал поклон и заметил, как трясутся мои голые синие коленки.
— Нужно спешить, — как я догадался мысленно, телепатически повторил великан.
В его трехпалой руке появился прозрачный цилиндрик. Он навел его на меня. Из цилиндрика вырвалась струйка дыма. Я ощутил порыв жаркого воздуха — дым обволок меня и превратился в бесцветное одеяние-кокон. С рукавами-штанинами! Теплое, как бобровая шуба и легкое, как купальник. На ногах штанины стянулись внизу и обхватили ступни…
«Наверно, я все-таки умер в Манчжурии…» — грешным делом мелькнула мысль.
Сигурд-Омега указал страшной клешней куда-то в сторону и в даль. Там, на льду, лежала огромная замерзшая капля.
