Ирина Ванка - Секториум
— Читаешь? — спросил Миша, подкравшись сзади. — Сировы проповеди, конечно? В гостиницу заселиться некогда…
Я погасила экран. Над Блазой поднималось Синее Солнце. Мы застряли в пересадочном фойе космопорта, ожидая транспорт на Лунную Базу. Челнок должен был зайти в порт до Красных суток.
— Смотаюсь-ка я в архив, пока то да се… — сказал Миша, — пока мне допуск не аннулировали.
— Изучаешь историю вопроса?
— Хочу убедиться, что истории нет. С чего бы это Сиру пришло в голову рассуждать о математике? Почему он никогда не говорил об этом со мной?
— Разве стал бы ты с ним говорить?
— О серьезном — конечно.
— Разве с тобой можно говорить о серьезном?
— Да что ж я, такой бармалей? Мне надо точно знать, что он не начитался Сигирийских сказок. А если начитался, надо выяснить, каких именно. Эта проблема меня возбуждает больше, чем женщины.
— Ты просто постарел, Миша.
— Думаешь?
— И поумнел.
— Наверно, — согласился он и собрался идти. — Кстати, проследи, чтобы святые мощи не положили нам в багажник. Что-то я не заметил у сигов энтузиазма это лечить.
— Почему нельзя лечить на Земле?
— Ему ж еще «крышу» ремонтировать, — напомнил Миша и постучал себя по голове, чтобы мне стало ясно и очевидно. — Соображать надо. Вдруг наша ментосфера раздавит ее совсем.
— Индер разберется, — сказала я и справилась о прибытии челнока.
Диспетчер уверял, что челнок уже на орбите, что Индер выехал лично и сам найдет нас, как только ступит на Блазу. Я читала, пока не появился Джон. Он, также как Миша, выяснил, что за рукописи у меня в руках, потом предложил перебраться в гостиницу.
— Кажется, мы никогда не доберемся до дома, — ответила я. — Найди Имо. Нам скоро в карантин.
— Он не идет на Землю, — сообщил Джон. — Он будет позже, когда уладит дела.
— Какие дела?
Джон отвел взгляд.
— Я тоже задержусь, потому что надо пройти тест. Я подумал, что мне придется изучать фазодинамику. Раньше я считал, что можно обойтись, но если серьезно работать с такими планетами, как Земля, то школьных уроков мало.
— Конечно, — согласилась я. — И все-таки, что за дела у Имо? Только не говори, что он тоже решил учиться.
— Нет, — сказал Джон, краснея и переходя на шепот. У него… Как это сказать по-русски, не знаю…
— Скажи по-английски.
— Не знаю, как по-английски. Я пойду, посмотрю словарь…
— Джон! Скажи на «сиги», у меня с собой «переводчик». Немедленно говори, что случилось, — разволновалась я.
— Женщина случилась.
— В каком смысле «женщина»? Причем здесь Имо?
— Ну, я не знаю, как сказать…
— Джон, не морочь мне голову!
— Девушка здесь его… — выдавил из себя Джон и замолчал, представил, как ему влетит от брата за болтовню.
— Он помчался к девушке?
— Нет же, говорю тебе. Девушка здесь. Правильно сказать, он помчался от нее.
— Как это?
— Вон она, Морковка! На балконе стоит. Только не оборачивайся сразу.
Я едва не свернула шею. За нами, на галерке пересадочного зала, в самом деле, находилась девица. Рослая, глазастая и длинноногая. Типичная альфийка с целеустремленным не моргающим взглядом.
— Она его караулит, — объяснил Джон. — Нахалка такая.
Дар речи оставил меня. Девица была атлетически сложена, одета в сплошное трико и вязаную шапочку типа кастрюли, к которой крепилась искусственная коса, рыжая, точно как Булочкина спинка. Одно слово — Морковка.
— Ой, — сказала я и растерялась.
Всю жизнь я думала, что лояльно отнесусь к возможным невесткам, какими бы они ни были. Сделаю все, чтобы не спугнуть их манерами ревнивой свекрови. Мне всегда казалось, что женская особь, которая сочтет возможным употребить моих оболтусов по их мужскому назначению, станет моей лучшей подругой. Мне бы в голову не пришло, что я сама приду в ужас от Морковки на балконе.
— Что ей надо от Имки?
— Понятно что… — смутился Джон.
— А он?
— Он — когда не лень.
— С ней?..
— Она всех приличных девушек распугала. С кем же ему теперь?
— Ой, — испугалась я. — Что же теперь делать?
— Ничего не делай. Вы уйдете на Землю, тогда он с ней разберется. Когда Имо злой, Морковка его боится. А он на нее совсем злой.
Индера мы встретили под тем же пристальным взглядом с балкона, второпях объяснили ему суть проблем, в которых сами не разобрались. Контейнер с креокамерой ждал Индера в портовой лаборатории. Там же топтались любопытные биотехники, не рискуя вскрыть упаковку без консультации.
Ничего обнадеживающего Индер не сказал:
— Все зависит от того, насколько сильно разрушен слэп, — сказал он и осмотрелся. — Где Миша? Ему надо срочно вернуться на Землю. Тебе тоже. Вам всем пора бы вернуться.
К Земле мы отправились вдвоем. Гума уже поджидал Мишу у порта-приемника, чтобы обследовать его сердце. Миша оказал сопротивление, но был схвачен. Он применил миллион хитростей, выдумал столько же небылиц о своем богатырском здоровье, но старания были напрасны. Гума получил инструкции, которые неукоснительно выполнял.
По офису я брела в одиночестве. Встречающих не было. Столик, за которым Сириус любил курить трубку, съежился в углу холла, к нему прижалось кресло с небрежно кинутой подстилкой. Предметы словно предчувствовали беду. Мне стало боязно к ним приближаться, поэтому я прошла мимо холла. В кабинетах не было ни души. По вестибюлю бесцельно слонялся Гера. Вид у него был такой же потерянный.
— С возвращением. Вас заждались, — сказал он, словно прочел речь над телами усопших. — К сожалению, Вега не смог встретить, он срочно выехал к Алене.
— Случилось что-то? — догадалась я.
У Геры блеснула слеза на реснице, и он поспешил отвернуться. Это вошло в традицию. Каждый раз, когда экспедиции задерживались в космосе, — у Алены нервное расстройство. Традиция соблюдалась, даже если цель поездки ее не волновала. Гера почернел от переживаний.
— Рассказывай, — попросила я, но он отмахнулся.
— Ничего, ничего… Ей теперь лучше.
— Рассказывай.
— Не надо было мне ее отпускать, — причитал Гера, доставая из-за портфеля бутылку джина. — Аленушку пригласили на телевидение, — рассказал он. — Эх, не стоило ее туда отпускать. Выпьешь?… А я с твоего позволения…
Гера вошел в холл, бесцеремонно развалился в кресле Сириуса и выпил из его бокала. Я же, не придя в себя с дороги, последовала за ним и выслушала историю, как доктор наук, профессор и декан факультета Елена Станиславовна Зайцева, выкроила время из напряженного рабочего дня, явилась на студию для эфира и погрузилась в полнейший бардак, который сопровождал творческий процесс создания ток-шоу. Сначала ей вывалила пудру на колени крикливая гримерша, потом юный ассистент развернулся к ней задом и битый час пустословил по телефону, вместо того, чтобы работать. Терпение Алены лопнуло, когда в зал привели девушек. С девушками надо было затеять дискуссию о глобальных проблемах человечества, но девушки были далеки от проблем. Для девушек никаких проблем не существовало в принципе. Они причесывались, перемывали кости кумирам и обсуждали, куда пойдут сниматься потом, пока Елена Станиславовна не положила этому конец. Не дожидаясь эфира, она высказала свое мнение о человечестве, хлопнула дверью и с той минуты желала видеть возле себя только инопланетян.
