Касание пустоты - Волков Игорь Владимирович

– В Москве. Нас выпустили из заточения. Ребята разъехались по домам. А мы с тобой в больничке, руку лечить будем. Вместе, пока не поправишься. Держись.

Разъехались. По домам.

Внутри все сжалось. Ну какого черта? Это же отлично, мы свободны. Я смогу повидать родителей. Надо только закончить со всем этим.

Как же меня накачали, что глаза на мокром месте. Позор, если кто войдет… Я попробовал пошевелить правой рукой, она немного посопротивлялась, но в итоге послушалась, и мне удалось вытереть лицо рукавом больничной одежды.

Прав Виктор, из меня вышел зачетный хлюпик.

Через полчаса пришла приятная пожилая медсестра с тарелкой какой-то субстанции.

– Попробуем поесть по-человечески? – мягко предложила она. – Пора заканчивать внутривенную кормежку.

Я попробовал. Еда на вкус была приятная, хоть мне и не удалось разобрать, что именно это было. Я успел проглотить ложек десять, прежде чем все съеденное рвануло назад.

– Ничего. – Медсестра старательно убрала последствия катастрофы. – Нужно время, привыкнете. Через недельку принесу вам куриную ножку.

Ночь я почти не спал, смотрел в окно. И тосковал. Это было нелогично, но я не мог перестать жалеть себя. Хотелось выть на луну, но ее за окном было не видно.

Утром Виктор сдержал слово и стал меня поднимать.

– Лёх, тебе надо вставать. У тебя всего лишь перелом руки! Хватит дурака валять, встаем!

Ничего себе, только перелом. А что тут тогда за конструкции на руку накручены?

Голова кружилась, накатывала тошнота. С помощью Виктора я сделал круг по комнате. Ноги не слушались, рука снова начала болеть.

– Дружок, так не пойдет. Ты должен захотеть поправиться, иначе так и сдохнешь тут. – Виктор подвел меня к кровати. – Через час встаем еще раз.

Он возился со мной, как с ребенком, целыми днями. Заставлял меня ходить, есть, смотреть телевизор. Ругался, подстрекал, уговаривал.

Конструкция на руке максимально ограничивала желание шевелиться. Но за неделю он научил меня самостоятельно ходить по нужде. Я стал сам держать ложку, и еда перестала возвращаться тем путем, которым попадала в организм.

Мне вернули телефон, и следующим ударом стало полное отсутствие звонков или сообщений. Я задыхался от безысходности, стоя у окна в своей новой камере и сжимая в кулаке предавший меня аппарат. Это было даже больнее всех этих переломов.

Через пару дней Виктор внезапно спросил:

– Ребята интересуются, почему ты всех игнорируешь. Пишут тебе, а ты не отвечаешь.

– Что? – Я моргнул. – Никто мне не пишет, телефон мертвый.

– Дай сюда.

Виктор потыкал в телефон и протянул:

– Да, неприятненько… Ты системные оповещения не читаешь? Тут просят подтверждения факта твоей смерти для передачи данных наследникам. Все твои контакты переведены в статус ожидания. Будем смерть подтверждать или поживешь еще?

В первый момент я решил, что он издевается. Я даже не мог понять, что ответить.

– Лёх, возвращайся в реальность – тупить переставай! – Виктор протянул мне телефон. – У тебя дважды сердце останавливалось, коммуникатор уведомил сотового оператора, они приостановили оказание услуги до уточнения состояния твоего здоровья. Вот короткий номер, звони, подтвердим, что ты пока жив.

Я растерянно уставился на телефон.

– Лёх, позвони. Там идентификацию надо пройти для подтверждения, я за тебя это не сделаю.

Я покорно набрал номер и под контролем Виктора прошел целый квест, доказывая, что жив и телефонным номером пользоваться намерен. Доступ к связи открыли только через пятнадцать минут. Увидев, что телефон заработал, Виктор собрался и ушел. А я листал переписки и с каждым новым сообщением ощущал, как нарастает ком у меня в горле.

Там, за бортом была жизнь. Мои друзья, коллеги разъехались по домам, встречались с родственниками. Они строили новую реальность, планировали будущее. А я – чем больше времени проведу в больнице, тем сильнее стану для всех просто прошлым. Воспоминанием. И виноват в этом только я. Ведь меня просили не делать глупостей! Но я не слушаюсь, да. И теперь кого винить в моем одиночестве?

Я долго не мог заставить себя открыть сообщения от Лео. Я просто не знал, как теперь с ней общаться. Меньше месяца назад я был успешным пилотом. У меня была профессия, будущее, здоровье. Я мог сложить к ее ногам все, что она только могла пожелать. Даже звезды. Просто ждал момента, когда нас выпустят в мир, чтобы оказаться у нее осознанным, а не вынужденным выбором. А что я могу предложить ей сейчас? Уютную больницу? Инвалида, едва освоившего самообслуживание? Лекарства по расписанию? И полное отсутствие каких бы то ни было перспектив… Я засмеялся, хотя, если честно, на смех это было мало похоже.

Еще долго я сидел с телефоном наперевес. И физически ощущал, как текут минуты, норовя сложиться в часы. Вечером, когда медицинский персонал разошелся, я наконец открыл сообщения от Лео. Каждое прочитанное слово отзывалось во мне физической болью, но я дочитал все до конца. Она писала каждый день, даже когда я был в коме. Рассказывала про Боровского. Про исследования. Про то, что у нее все получается не хуже, чем у меня. Про то, как их выпустили. Про Прованс. Про планы перебраться в Лондон, в институт Эванса. Она писала, что скучает по мне. Переживает за мое здоровье. Ждет моих ответов.

Я смотрел на свою неживую, упакованную в металл руку и задыхался от безысходности.

Утром Виктор нашел разлетевшийся на куски телефон под креслом в углу палаты.

– Выпал из рук, – соврал я и поспешно спросил: – Вить, а вы поняли, что со мной произошло?

– Пока есть только гипотеза, ребята будут ее еще проверять. Но подвела швабра. Возможно, с предметами нельзя осуществлять переходы, не знаю.

– Ясно.

«В моей смерти прошу винить швабру». Я невесело усмехнулся – как мне показалось, незаметно для Виктора. Но он уже слишком хорошо меня знал, и от промелькнувшего в его взгляде сочувствия хотелось завыть.

Вечером Виктор принес мне новый телефон и даже старательно перенес на него все данные с разбитой трубки. Вот только этот аппарат мне жег руку не меньше, чем предыдущий. Поняв, что деваться некуда, после ухода доброго доктора я написал Лео. Полторы строчки сообщения я сочинял несколько часов, добиваясь идеального, лишенного каких бы то ни было эмоций текста.

«Привет. У меня все хорошо. Вместе с Виктором занимаемся рукой, пока ни на что другое нет времени».

Почти мгновенно пришел ответ:

«Лёх, я очень за тебя волнуюсь. И скучаю».

«Со мной все будет хорошо. Удачи в пространственных исследованиях».

Я сунул телефон в тумбочку. И лежал без сна, без мыслей, мне кажется, даже без эмоций до самого рассвета.

В ближайшую неделю меня ждала сложная процедура ввода наноагентов в кость руки. Обычно это занимает пару часов. Сначала вводят наноматериал, а потом аппаратом, похожим на трубу МРТ, выставляют частицы на необходимые места по краям травмированной кости. Приживаются они быстро. У меня же все должно было быть намного сложнее из-за множественности травм и большого количества собранных штифтами осколков. Планировалось, что введение наноагентов будет длиться несколько дней. Все это время мне предстояло провести в трубе, поэтому меня снова ввели в сон, в котором, если честно, мне хотелось остаться уже навсегда.

Но, несмотря на мои желания, сознание вернулось. И первым, что я, очнувшись, увидел, – это как метет снег за окном палаты.

– Все прошло хорошо, – прервал созерцание метели Виктор. – Все подсаженные нанчики встали на место. Будем смотреть за сращением, возможно, через неделю-другую уже сможем снять часть фиксирующей конструкции. Сегодня еще полежи, а завтра снова начнем вставать.

Через три недели конструкцию на руке частично разобрали. Носить ее стало легче.

Спустя еще несколько дней, накрутив пару кругов по больничным коридорам, Виктор остановил меня напротив зеркала.

– Ну что, будем приходить в форму, Лёх? Смотри, как жирка нарастил, – он потыкал в меня пальцем в бок. – Пойдем-ка спустимся до беговой дорожки.