Василий Головачёв - Предсказанное. Том 2
Клим сосредоточился на восстановлении прежнего морально-этического контроля собственного «я», «смыл» с тела налет чужой «пси-грязи». Нижние конечности с копытами превратились в ноги, верхние — в руки. Посмотреть бы на себя со стороны…
Напротив соткался из воздуха зеркальный прямоугольник. На Мальгина взглянул он сам в наряде древнерусского витязя, только без шлема. Бледное лицо, горящие глаза… а разрез глаз не его — Даниила. Все-таки на тело «налипло» кое-что из характерных черт бывшего друга, пока Клим продирался сквозь «заросли» его чувств, мыслей и желаний.
Зал искривила тихая судорога.
Одна из колонн оплыла бесформенной глыбой, покрылась шубой фиолетовых искр, превратилась в живого маатанина, каких Клим немало повидал на своем веку. Над куполом псевдоголовы черного человека развернулся алый «плюмаж», распался на бегущие и гаснущие буквы земного языка:
— Зачем ты пришел, Вершитель?
— Я не Вершитель, — ответил Мальгин.
— Ты Вершитель.
— Пусть будет по-твоему.
— Что ты собираешься делать?
— Нейтрализовать «черное знание» моего друга.
— Не понимаю.
— Я хочу вылечить его, вы мешаете ему жить нормальной жизнью.
— Что такое нормальная жизнь?
— Долго объяснять. Да и не поймете вы ничего.
— Разве он болен?
— Он болен вами.
— Я всего лишь память…
— Ты вирус, мешающий ему думать и мыслить самостоятельно.
— Мышление — это высшая форма отражения объективной реальности, состоящая в целенаправленном, опосредствованном и обобщенном познании субъектом связей и отношений предметов и явлений…
— Остановись!
— …в создании новых идей, в прогнозировании событий и действий, — закончил черный человек.
— Отлично! — похвалил его Мальгин с иронией. — Ты неплохо освоил лексикон хозяина. Только дело в том, что в твоем присутствии он не нуждается. Ты мешаешь ему. Ты и твой клон. — Мальгин кивнул на колоннаду. — Вы хорошо устроились в этом пространстве, даже создали свой «замок», откуда управляете хозяином, когда он пытается быть самостоятельным. Но вы здесь лишние!
— Это решать не тебе.
— Теперь — мне! — Мальгин вытянул вперед ладонь. — Сегодня я хирург, а ты — злокачественная опухоль, которую надо срочно удалить!
— Подожди…
Рука Мальгина превратилась в поток радужных световых лучей, который вонзился в тело маатанина (на самом деле «скальпель» воли Клима отсекал, стирал файл чужой памяти в подсознании Шаламова) и разнес его на тающие черные брызги.
Внутренности замка потрясла вибрация. По стенам пробежала волна искривления.
С отчетливым мокрым всплеском на пол рухнула ближайшая колонна, расплылась лужей, из которой сформировался очередной черный человек — в форме носорога. Зашевелились и другие колонны, почуяв угрозу своему «вирусному» бытию.
Мальгин понял, что времени у него мало, заторопился. Двумя взмахами светового «меча» развалил бросившегося на него «носорога», затем «каракатицу» рядом. Остальные черные люди, преобразившись в разного рода существ, набросились на него со всех сторон, метнув ручьи черной субстанции, пытаясь обхватить врага, лишить свободы маневра, задавить, вклеить в черное месиво чужеродной информации.
Взмах «меча» — шипение, клокотание, свист, бурные фонтаны испарений, чьи-то почти неслышимые вопли…
Еще один удар — кипение, взрыв, клочья во все стороны…
На плечи, на руки, на шею упали черные щупальца, тело свело электрическим разрядом.
Мальгин закрутился волчком, отрубая щупальца, достал какого-то зверя, разбрызгал по залу.
Голова закружилась, сознание начало меркнуть.
Понимая, что пора выбираться из бездн души Даниила, Мальгин превратился в световое копье, пробил стену зала…
Бездонная пропасть! Мрак! Ни одного огонька! Куда теперь?!
Слабый стон коснулся слуха… Нет, не стон — мысленный зов. Так когда-то звала его дочь, совсем крохотная, еще не умеющая говорить…
— Дарья! — прошептал он, не слыша своего голоса. — Купава…
Звездочка просияла в невообразимой дали.
Туда!
Мальгин рванулся изо всех сил…
…и бездыханный вывалился в красно-коричневую пещеру с гладко-бугристыми стенами. Озарение сработало мгновенно: он очутился на борту крейсера мантоптеров, который в настоящий момент висел всего в ста сорока тысячах километров от Солнца, развернувшись носом к черной дыре эйнсофа. Словно собирался нырнуть в него.
Впрочем, понимание ситуации пришло чуть позже. Главным объектом, а также источником нервного напряжения был человекозверь напротив — Даниил Шаламов. Больше человек, чем зверь. Но все же бывшему спасателю не удалось сбросить с себя личину зверя. Хирургическая операция на психоматрице Шаламова не дала положительного результата. Он все еще чувствовал и мыслил как… может быть, и не как зверь, но — как маатанин. Или почти как маатанин, имеющий свою — патологически отрицающую человеческое — систему ценностей.
— Ты обманул меня! — прорычал он.
— Я пытался спасти тебя! — выдохнул Мальгин.
— От чего?
— Не от чего — от кого. От тебя самого. Жаль, что мне это не удалось.
— Ты сделал мне больно!
— Прости, не хотел. Иногда стоит пройти через боль, чтобы понять, поверить, простить и вернуться.
— Куда?
— К друзьям.
— Мои друзья там. — Шаламов отступил в сторону, и Мальгин увидел висящие в воздухе светящиеся прямоугольники картин. Это были развернутые хроники, хроносрезы. Или, как утверждал Герхард Маттер, открытые входы в черную дыру.
— Там ты перестанешь быть личностью.
— Разве это имеет значение?
— А что для тебя имеет значение?
Шаламов перестал плыть и корчиться, переходить из формы в форму. На короткое время он снова стал человеком. На лице его отразились сомнения, сожаление, тоска и горечь.
— Когда-то имело значение — любят меня или нет.
— Это исправимо.
— Поздно, друг мой, поздно! Я где-то потерял себя и наделал слишком много ошибок. Назад возврата нет.
По телу Даниила прошла волна перестройки, встопорщились и опали черные чешуи. Было видно, что он с трудом удерживает себя на грани безумия.
— Уходи! — Шаламов сделал шаг назад, еще шаг. — И прощай.
— Подожди, — протянул руку Мальгин. — Где моя дочь?
— Там, где царит вечное черное время, — указал на картину с инопланетным пейзажем Шаламов. — Она ждет меня. Одному мне было бы тоскливо… и страшно.
Мальгин потемнел.
— Ты заставил… вопреки ее воле?!
Шаламов оскалился, снова превращаясь в получеловека-полузверя.
