Василий Головачёв - Предсказанное. Том 2
— Зачем? Мне хорошо и так.
— Тебе очень плохо! Именно поэтому ты мечешься между «да» и «нет», «хорошо» и «плохо», «люблю» и «ненавижу». Система Блэкхоул, подчинившая тебя, не сомневается в правильности своих действий, для нее не существует помех на пути достижения цели, даже если эта цель противоречит законам жизни. Ты же — сомневаешься, потому и совершаешь ошибки. Похищение моей дочери — абсолютно глупая детская ошибка! Неужели ты этого не понимаешь?
Зверь оскалился, напряг лапы, словно собирался прыгнуть на собеседника.
— Она жива.
— Она носит в себе ребенка! Отпусти их! Будь выше желаний, не возводи свое «хочу» в ранг закона.
— Я покажу ей настоящую Вселенную, бесконечное Древо Миров, она будет счастлива.
— Без любимого человека она не будет счастлива никогда! Но если уж ты такой хороший воспитатель, учитель и гид, зачем спасаешь нашу Метавселенную, причем — путем уничтожения Солнца? Ведь подобных Миров много.
— Тебе не понять. Это моя Вселенная!
— И моя тоже. И бесчисленного количества тех, кто ее населяет. Но спасать ее ценой гибели человечества, родившего и воспитавшего тебя, неправильно! Это черная логика! Логика дьявола!
— Вот и отступись, уйти, не мешай мне, я все равно доделаю то, что начал!
— Это глупо.
— Ты всегда считал меня глупцом, — хихикнул зверь, на миг обретая человеческие черты. — Так что ничего не изменилось.
— Я не считал тебя глупцом и не считаю. Купава не ушла бы к дураку, а ты до сих пор носишь в себе обиду, что она вернулась ко мне.
— Это ты сделал меня чудовищем в ее глазах!
— Ничего подобного. Каждый человек выбирает свою дорогу в меру ответственности и амбиций. Твой выбор был неверен. Как говорил классик[25] двести лет назад: потеряв цель и надежду, человек с тоски обращается нередко в чудовище.
— Я не потерял цель!
— Ты поставил перед собой ложную цель и возвел ее в ранг абсолюта! Я могу помочь тебе избавиться от этого.
— Благодарю покорно. — Зверь сделал реверанс, снова превращаясь в зыбкую колеблющуюся человеческую фигуру. — Как-нибудь обойдусь. Ты и раньше доставал меня своей правильностью и убежденностью, и сейчас достаешь. Не надоело быть апостолом, корчить из себя ангела?
— Я далеко не ангел, — Мальгин улыбнулся, — и, конечно же, не апостол. Спорить не буду. Хотя могу и поспорить, если ты не против.
— Издеваешься?
— Ничуть.
— Тогда чему улыбаешься?
— Вспомнил шутку: если споришь с идиотом, вероятно, он делает то же самое.
— Кто же из нас идиот?
— А ты как думаешь?
Шаламов изогнул спину, становясь зверем, зашипел, прыгнул к Мальгину, открывая пасть, забыв об осторожности, раскрылся, и Клим поймал его на движении — превратился в летящую стрелу, вонзился в глотку зверя!
Рев!
Взрыв ощущений!
Удар о стену! Грохот разлетающейся кладки! Свет в глаза…
Он оказался на вершине сверкающего бело-голубым блеском айсберга!
Ослепительно синее море, ледяные столбы и горы, ансамбли ажурных снежных конструкций, черно-фиолетовое небо с огромным диском какой-то планеты, летящие по воздуху клочья пены…
Еще одна стена, разрезающая море и небо пополам, тускло блестящая, то ли металлическая, то ли ледяная. Главная стена, отделяющая человеческое в психике Шаламова от нечеловеческого. И ни одной двери! Лишь некие контуры, кольцевые выступы, вдавленные окружности — намеки на проходы, некогда соединявшие две половинки души бывшего спасателя.
Впрочем, одна из окружностей слабо мерцает, и стена внутри нее почти прозрачна. Может быть, эту дверь еще можно открыть?..
Удар! Чудовищный рев!
С неба к стене спикировал огненный дракон, повернулся мордой к айсбергу с человеком на нем.
— Тебе не пройти, Клим! Отступись! Иначе я тебя уничтожу!
Мальгина накрыл язык оранжево-золотого пламени. Боль обожгла все тело, проникла в голову, в сердце, в позвоночник. Кожа начала гореть, съеживаться, трескаться, распадаться на чешуи и хлопья сажи. Не кожа, конечно, кожа и тело остались на Земле как матрица интеллектоносителя, в этом мире Мальгин существовал в виде сгустка вибраций, и энергоудар Шаламова сдул-сжег только первый иерархический слой сгустка — его «кожу».
Айсберг под ногами затрещал, оплыл, начал таять, распадаться на глыбы, бурно клокоча паром и струями воды.
Мальгин метнул в дракона струю воды.
Коснувшись огненных чешуй драконьего тела, вода вскипела фонтаном пара. Дракон от неожиданности отпрянул, захлопал крыльями, пытаясь выбраться из облака пара. Мальгин снова поймал его на движении и, как снаряд, вонзился в голову дракона, развернул ее «взрывом» изнутри, заставляя противника собирать свои «мозги» — осколки сознания. Метнулся к стене с полупрозрачным окном — входом в самые потаенные зоны психики бывшего спасателя.
Дракон сзади взревел, обнаружив, что противник провел его в очередной раз, кинулся вдогонку, метнул язык огня.
Понимая, что сил может не хватить, Мальгин ударился о преграду всем телом… и вывалился в слабо освещенный мрачный зал с готическими сводами и колоннадой. Стены, пол и потолок зала были сложены из огромных каменных блоков, а колонны представляли собой черные лоснящиеся бугристые столбы. Чем-то они здорово смахивали на туловища маатан.
Мальгин оглянулся.
В стене позади него медленно затягивалось мутью круглое окно. Исчезло, превращаясь в каменную кладку. Дракон ненависти и злобы Шаламова остался «на той стороне» его внутреннего мира.
Мальгин вздохнул с облегчением: на новую схватку с Даниилом сил уже не осталось, — прошелся по залу, восстанавливая энергетику, с любопытством озираясь.
Зал был пуст, но кто-то смотрел на человека со всех сторон, сверху, снизу, смотрел тяжело и неприветливо, и Мальгин снова напрягся. Он находился не в созданном людьми или другими существами материальном мирке, а внутри психосферы Шаламова. «Зал» и вся его атрибутика были созданы воображением гостя под воздействием пси-атмосферы хозяина. Таким сознание Клима видело и ощущало внутренний «бункер» души Даниила, спрятанный на самом «дне» психики.
Что-то мешало ходить по залу свободно.
Мальгин перевел взгляд вниз и увидел… шипасто-перистые мослы и копыта! Озадаченно покачал головой, посмотрел на руки: когтистые, поросшие черной шерстью лапы…
Бог ты мой! Он сам чуть не превратился в зверя, сражаясь с дьявольским внушением Шаламова! А если бы бой продолжился еще пару минут? Кем бы он стал? Чертом, дьяволом?..
Клим сосредоточился на восстановлении прежнего морально-этического контроля собственного «я», «смыл» с тела налет чужой «пси-грязи». Нижние конечности с копытами превратились в ноги, верхние — в руки. Посмотреть бы на себя со стороны…
