Василий Шахов - Тень Уробороса. Аутодафе
…Стойбище солнцескалов давно не переживало такого веселья. Окончательно спятивший пастух привел вечером стадо, почтительно держась за рога старой козы тетки Кайши. Коза была убрана цветами и, кажется, сама удивлялась обходительности хозяйкиного сына.
Старшие только сурово переглянулись. После подробного рассказа Эфия об увиденных в овраге злых духах Кайша помрачнела совершенно и еще более состарилась: теперь участь сына предрешена. Это было написано на лицах мудрых…
— У духов очень большие головы! — потрясая пальцем в воздухе, заключил пастух, обращаясь к козе, та согласно мекнула, а Кайша расплакалась и ушла в землянку.
* * *Эсеф, январь 1002 года
Полотно света, колыхнув застоявшийся воздух антаресовской спальни, пролегло на черномраморном полу, будто расстелив торжественную дорожку для вошедших мужчины и женщины. Затем по приказу первого включились внутренние люстры комнаты. Среди помпезной обстановки на кровати под балдахином неподвижно лежали двое — тоже он и она. Точные копии визитеров…
— Наконец и вы! — чуть понизив при входе голос, сказала нагнавшая их Александра Коваль, полная энергии и оптимизма. — Сейчас вам приготовят переодеться…
Равнодушно фиксировал «Видеоайз» происходящее в комнате мертвых хозяев. И чуждую, никогда прежде не звучавшую здесь речь, и странное одеяние гостей…
Мужчина чуть наклонился над синегубым трупом дипломата Антареса. По лицу его промчалась волна разных чувств — от брезгливости и отвращения до страха.
— Неприятно смотреть на себя дохленького, дорогой? — со всей язвительностью заметила спутница.
Александра лишь хмыкнула. Антарес-2 хмуро взглянул на отдаленную копию умершей Сэндэл:
— Сделайте одолжение, помолчите!
— А вы меня не затыкайте!
— Помолчите оба! — вмешалась Александра, раздвигая их и шагая к кровати. — Вам работать в паре, господа артисты, так что прошу этого не забывать и прекратить ваши склоки.
Сэндэл-2 многообещающе покосилась в сторону Антареса и не преминула возразить:
— Чтобы мне работать с ним в паре и изображать эту… куклу… нужно будет пройти через множество операций. А мы так не договаривались.
Коваль, которая злорадно сверлила взглядом безжизненное, но по-прежнему безукоризненно красивое лицо истинной Сэндэл, резко выпрямилась:
— Все дело в цене, как я полагаю?
— А вы считаете, что я согласилась на эту авантюру ради идеи и бесплатно? Это не роль в кино, и рисковать здесь придется по-настоящему. Идейные дома остались, в войнушки играть, уважаемая госпожа заместитель форсэлдера! И то, что вы наравне с мужчинами дорвались до этого звания, не дает вам права…
— О, да заткнетесь ли вы, тупица? Вы только и умеете, что своим любовникам, которые вас чем-то обидели, подсыпать отраву!
Услышав это, Лже-Антарес протестующее взмахнул руками:
— Так, а теперь и я требую доплаты! За вредность.
— Ага, а также за злобность, за жадность и за зависть! — тут же отпарировала Сэндэл-2. — Как вы мне осточертели, я лучше пойду переодеваться.
Когда она покинула спальню, двойник Антареса, осторожно придвинулся к уху Александры:
— Она что, правда своих любовников — того?..
Коваль закатила глаза и с тяжким вздохом призналась:
— Господи, до чего же вы, властолюбивые трусы, мне надоели! Положа руку на сердце, скажу: здешним мужчинам вы и в подметки не годитесь… Готовьтесь к спектаклю, господин Антарес. От вас ждут многого, господа лицедеи, не ударьте лицом в грязь…
— Если бы за это давали «Оскара», я бы не сомневался… — и, несмотря на то, что Александра вышла, двойник Антареса в задумчивости вертел руками над головой и продолжал бормотать: — А так… отрава… любовники… Всегда говорил, что все женщины — с-с-стервы, и держаться от вас надо подальше! Амбиции, амбиции и снова ам…
Ворчание фальшивого дипломата стихло за дверями комнаты, свет погас, отключился и «Видеоайз».
9. За что убивают память…
Фауст, взгорье Каворат, «Ничья» земля, май 1002 года
Нике снился дом и люди, которых она знала и любила. И если бы ей предоставили выбор, она осталась бы во сне. Но выбора не было, а измученная Зарецкая, широко раскрыв глаза, долго не могла вспомнить, где находится. Долго — несколько мгновений, которые для нее растянулись на целую вечность, полную кошмаров.
Проклятые монахи… Келья-тюрьма. Свирепая боль, мучившая несчастную роженицу почти сутки и опять вступившая в права сейчас — из-за нее-то и проснулась Ника, всю ночь терзаемая схватками. Тут же в памяти ожил и крик того, кто едва не убил ее, прорываясь на свет.
Зарецкая тихо затряслась от плача. Почему только «едва»? Когда кончится это измывательство над ее обезображенным телом и растоптанной волей? Почему эта чужеродная сущность, столько времени копошившаяся в ней, вчера не убила ее до конца, увенчав тем самым свой триумф? Та женщина, которую Ника встретила здесь, ошиблась: кроме ужаса и брезгливости, внутриутробные движения младенца у Зарецкой ничего не вызывали. Когда она воображала, кем мог быть его папаша, ей становилось тошно: пусть даже если это и не монахи, которых она теперь люто ненавидела, то любой другой чужак казался не лучше них. Впрочем, как и сам издевательский способ, к которому ее принудили…
Серый вошел бесшумно. Как всегда угрюмо взглянув на Нику, поставил перед нею на табурете какое-то варево в убогой миске. Дождавшись его ухода и еще не подозревая о главном открытии, которое ждало ее сегодня, Ника приподнялась на локте. Со стоном закусила губу, когда боль пронзила ее до пят, а после, выстрелив подобно раскаленному гейзеру, вгрызлась в мозг. Перетерпев болевой пик, Зарецкая дотянулась до ложки и, стараясь поменьше двигаться, стала медленно, нехотя, есть похлебку. Если уж выжила после такого испытания, нужно выкарабкиваться и искать способ бегства. Теперь ей не будет мешать слабость, тошнота и удушающе громадный неуклюжий живот. Она не покажет тюремщикам, что набралась сил, а когда они совсем потеряют бдительность, предпримет вторую попытку к бегству. Главное — вернуть свое тело хотя бы в условную норму. О прежнем тренированном состоянии речи уже не шло: мышцы пресса разорвались безнадежно, это она поняла давно, заметив лиловые рубцы на боках, бедрах, уродливо раздутом животе и ноющей груди. Теперь каждый разрыв давал о себе знать разрядом электрической боли. Но ведь раньше с этим женщины как-то жили? Значит, и теперь, чуть погодя, можно будет свыкнуться, прийти в себя и сбежать.
