Василий Шахов - Тень Уробороса. Эпоха лицедеев
Обзор книги Василий Шахов - Тень Уробороса. Эпоха лицедеев
Сергей Гомонов &Василий Шахов
Тень Уробороса (Лицедеи)
Книга 2. «Эпоха лицедеев»
«Фантастика — это реальность, доведенная до абсурда».
Рэй Брэдбери«Реальность — это доведенная до абсурда фантастика».
Кейт Макроу-Чейфер«Робот не может причинить вред человеку…».
Айзек АзимовСВЯЩЕННИК, ЕГО ПЕС И ФАЛЬШИВЫЙ ДВОЙНИК ДИКА (1 часть)
1. Крестины
Москва, квартира Фаины Паллады, 5 августа 1001 года.
— Тебе сыграть побудку?
Замерцав, неуловимое сновидение растаяло. Я открыл глаза и едва не ослеп от безумного сияния солнца. Мне показалось даже, что я все еще на Колумбе.
Неутомимая Фанни тормошила меня, демонстрируя крошечные часики.
Я приподнялся, отобрал у нее часы и зашвырнул их подальше. Потом откинулся на подушку, поймал жену за руку, накрыл ее ладонью свои глаза. Мы засмеялись. Мне хотелось вернуть ночь и не двигаться еще хотя бы десять минут. Не думать о том, что нужно куда-то ехать, не вспоминать о работе…
— Хорош валяться!
— Фаина, отстань! — я на ощупь нашел на столике тоненькие чистящие пластинки и бросил одну из них в рот.
Пластинка тут же растаяла, а в напоминание о ней остался легкий холодок на губах, нёбе и в горле.
И почему время нельзя приручить?..
— Карди! — жена вырвалась и снова пощекотала меня по ребрам. — Нас ждут!
— Кто? — простонал я, трамбуя подушку у себя на голове.
Страусиная защита была тут же сметена, а я — выкопан из-под подушки:
— Ну я ведь тебе еще ночью сказала: сегодня крестины. У Энгельгардтов. Если мы не явимся, Ясна просто не поймет нас!
— Все как раз наоборот, — пробурчал я, все еще не осмеливаясь открыть глаза: нахальные лучи и так без всякого приглашения лезли под веки сквозь ресницы и пекли кожу. Не думал, что в Москве летом может быть так же жарко, как в Калифорнии. — Нас не поймут, если мы припремся туда с утра пораньше…
— Какое — «с утра»?! — возмутилась Фанни. — Я же тебе показала: время — обед! Вставай!
Это последний день моей командировки! Завтра утром я должен быть на работе. И этот последний день я должен провести черт знает как из-за дурацких крестин у Фаининой подруги, которую я видел прежде всего раз в жизни!
— Вынь моторчик! — я посмотрел на гречанку. И как ей удается хорошо выглядеть с утра после такой сумасшедшей ночи?
— Наконец-то я увидела их! Мои любимые глазки! — она чмокнула меня в веки и, потянувшись, взяла со стола кофе. — Это вам, сэр! Ты стал такой ленивый и спокойный, что я тебя не узнаю! Где ты оставил капитана моего сердца, черт возьми?!
Неужели она и правда выздоровела? Я не верил собственному зрению. Но Фанни, как и всегда, была столь искренна, что сомневаться не приходилось: ей гораздо лучше. Сколько в ней духа!
Я потянулся и с сожалением выбрался из скомканной постели. Болтая ногами, Фаина лежала на животе и через интерлинзу проглядывала какие-то сообщения на компе.
— Ты в душ? — спросила она, даже не оглянувшись. — Подожди, я с тобой!
Основательно залив всю ванную и забросав друг друга мочалками (собственно, обычное начало нашего дня, как и пять лет назад), мы выбрались, наконец, в столовую.
— Куда ты девала вчера мою рубашку?
— Начинается! Ты можешь пожрать, сидя без рубашки? Или мы такие все из себя, что теперь к столу без мундира — никак? — подколола она.
— Трусы снять? — уточнил я, похрустывая гренком.
— Такое солнце светит, а он всё о трусах! Кстати, Яська уже прислала мне гневное сообщение.
— Почему?
— Потому что мы уже должны были выехать к ним!
Я тяжело вздохнул. Мне так хотелось провести этот день тет-а-тет с собственной супругой, но жизнь, как всегда, отвесила мне плюху. И дались Фанни эти крестины! С каких это пор она стала придавать значение всяким условностям?
Порхая по дому в своем сиреневом полупрозрачном халатике, жена собиралась в дорогу. Я с удовольствием наблюдал за тем, как она красится, причесывается, одевается. А одевалась она, как всегда, с завораживающей тщательностью. Зажав во рту расческу, Фанни примеряла на себя кружевное белье и придирчиво смотрелась в зеркала. Как будто кроме меня это кто-то увидит… В процессе натягивания второго чулочка я не выдержал и, несмотря на ее бурные протесты, отсрочил наше появление пред очи Энгельгардтов еще больше. Сопротивлялась гречанка недолго. Интересно, смогу ли я такими методами удержать ее дома на весь день? Хотя вряд ли: после этой ночи я ощущал себя так, будто покатался в центрифуге, включенной на полную мощность.
— Бешеный! — ворчала Фанни, вынужденная начинать свой туалет заново, и между делом показала мне язык. — Бешеный похотливый козерогий бычок! Прав был тот дед-Соколик! Имей в виду, — она ткнула расческой в мою сторону: — еще одно такое поползновение с твоей стороны — и в свой Нью-Йорк ты полетишь в гордом одиночестве!
— Обещаю два. Таких поползновения. Или даже три… Нет, три — это я загнул.
— Ты собираешься или нет?! — в притворной ярости завопила жена.
— Дорогая, а какая губная помада, на твой взгляд, мне пойдет сегодня? — я, подначивая и передразнивая Фаинку, вертелся перед зеркалом.
— Боже мой! — взмолилась она.
Разумеется, я был готов раньше нее, а потом еще и ждал в машине, со скукой разглядывая бегущих по своим делам прохожих. Как все это знакомо! Что, Калиостро, ублажил свою ностальгию?
Фанни стала еще лучше, чем пять лет назад. Она вся светилась.
— Может, не поедем? — с последним проблеском надежды спросил я.
— Ну, Карди, ну, сердечко, ну потерпи, это ведь ненадолго! — коварно засюсюкала она, ласкаясь ко мне в автомобиле. — Я ведь теперь долго их всех не увижу!
Я проворчал что-то вроде — «не больно-то ты переживала, когда долго не виделась с ними и прежде, уж мне ли не знать», но сопротивляться больше не стал. Она предусмотрительная: вытащила из меня обещание вчера, когда я мало что соображал и готов был соглашаться со всем, что бы ни взбрело ей в голову. Никогда не стоит забывать, что все женщины от природы — «провокаторы-манипуляторы». Хитрая все-таки штука — Природа…
* * *Москва, особняк семьи Энгельгардт, 5 августа 1001 года.
Дом Энгельгардтов находился в самом центре Новой Москвы. Внешний вид роскошного «фамильного особняка» вызвал у меня ощущение кича. Кроме того, дом все еще реставрировали, и нарядность фронтона никак не могла скрыть скрытое строительными лесами и кривыми елями правое крыло. Если «готический дворец» покойной Маргариты Зейдельман навевал мрачные мысли, а внутренняя атмосфера помещений угнетала, то в данном случае никаких эмоций, кроме легкого недоумения и вопроса «зачем?» не появлялось. А может быть, это просто я не выношу чрезмерно больших жилых зданий…
