Андрей Щербаков - ДМБ-2010
— Говори, кто она? Это был шестой человек из их группы? Она ждала уже там, на месте?
Я молчу. Я просто не могу говорить и все.
— Молчишь? Зачем ты встречался с помощником атташе?
Потихоньку прихожу в себя.
— Зачем, зачем… У тебя вон расшифровка записи лежит. Родину не предавал, не бойся.
— Это я знаю. А то бы ты говорил не со мной. И не так. Смотри, сейчас вколят тебе мои бойцы кое-что и ты все-все расскажешь.
— Ты же сам понимаешь, что не сделаешь этого никогда. Я начну говорить, а кто будет вести и расшифровывать запись? Ты. И знаешь, сколько я тебе наговорю? И будешь ты невыездной до конца дней своих.
— Хорошо изъясняешься — «до конца дней своих». Конечно, не будут я тебе ничего колоть. На чем ты сломал ее?
— Почему обязательно «сломал»? И почему «ее»?
— Любишь задавать риторические вопросы?
— Нет, просто заново учусь говорить.
— Откуда взялся шестой человек? Ведь их прилетело пятеро.
— Ниоткуда. Их и было пятеро.
— Почему она повезла тебя? Проще было…
— Да, именно. Пристрелить меня. Но… она… так не сделала.
— Почему?
— Не знаю.
— Потом она вернулась, чтобы найти своих и…
— Да, да, да! Когда это кончится?!
— Уже кончилось. Почти. С помощником атташе ты встречался, чтобы рассказать, как… чем все кончилось?
— Да.
— Что он отдал тебе?
— Ее… одну ее вещь.
— Ладно, я понимаю, что с тебя хватит. Подпиши.
И протягивает мне бумагу. «Никаких дополнительных сведений не сообщил». И на том спасибо.
— Спасибо тебе, Колобок.
Он кивает, не глядя на меня.
Долго сижу на лавочке в тени. Ну и денек. А ведь, чует мое сердце, все еще только начинается. В задумчивости я не заметил, что около меня уже давно стоит знакомый лопоухий боец. Терпеливый парень. Под стать своему начальнику — Колобку. Увидев, что я очнулся, улыбается и говорит:
— Вам подготовлено рабочее место. Там же можно ночевать. В смысле спать. Я провожу.
«Ночевать» — это впечатляет. Попробуем обойтись без экстремальных проявлений служебного рвения.
— Пойдем.
На этот раз путь дальше. Идем по дорожке в окружении цветущей сирени. Мне по-прежнему холодно. Но с каждым шагом становится легче. Погода, наверное, хорошая — вот и все. Подходим к такому же симпатичному домику, похожему на логово Колобка. Боец испытующе смотрит на меня и говорит:
— Пожалуйста, на второй этаж, номер одиннадцать. Там открыто.
И ободряюще улыбается.
Не нравится мне все это! Но иду.
Никаких ужасов за дерматиновой дверью номера одиннадцать не обнаруживается. Двухкомнатный номер. В первой комнате — стул, стол, компьютер и… замечательный телефон. Как игрушечный. Аппарат без диска, с обмотанной синей изоляционной лентой трубкой. Это значит, что соединять меня будут только с теми, с кем захотят. Плюс полный контроль всех моих разговоров. Посмотрим, что во второй. «В смысле спать», похоже, надо там.
Приоткрываю дверь. Впечатляюще! На классической гостиничной кровати поверх цветастого покрывала возлежит молодая дама. Из одежды на ней только детектив в руке, да белые шерстяные гольфы. Это же моя рыжая знакомая, Оксана! «Узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа».
— Оксаночка, привет! У тебя по-прежнему мерзнут ножки?
— Привет, Кот! Ты, зараза такая, бросил меня тогда. И телефона не оставил. Но я тебя нашла. Ну-ка, иди сюда.
— «Бросил тогда…». С тех пор прошло три с лишним года. И можно подумать, наша встреча тогда была случайной.
Говоря все это, я тихо глажу ее по ноге, снимая гольфы. Ноги все такие же холодные, как лед! У девушки явные проблемы с периферическими сосудами. Она довольно улыбается.
— Тебя прислали поговорить со мной, так ведь?
— Да, но это потом.
— Нет, давай сейчас. Оденься, ладно?
— Как хочешь, — теперь хмурится.
— Ты хотела предложить мне подтвердить ваше заключение?
— Да, это будет лучше для всех.
Грустно все это. И как-то несерьезно. Впрочем, ее ведомство не отличается тонкостью подходов. Тоже мне, Мата Хари нашлась! Отхожу в другую комнату к окну. Оксана подходит сзади. Но не трогает, чуткая девушка.
— Ты мне не рад?
— Оксан, о чем ты? Я знаком с тобой хорошо, если полчаса. Да еще час назад меня просто наизнанку вывернули. Я с удовольствием пообщаюсь с тобой в другой раз. Завтра, например. А сейчас иди, ладно?
— Зря ты. Ведь ты сам знаешь, что у нас не бывает никакого «потом» и «в другой раз». Ладно. Что мне передать?
— Скажи, что я подумаю.
За спиной тихое движение и она исчезает. Я сажусь на стул и долго сижу без всяких мыслей. В окне — ветки сирени. Чудесный весенний вечер.
Звонит телефон. Тот, который без диска. Я знаю, кто это звонит. Я все сегодня знаю. Беру трубку и молчу.
Каждый раз я слышу эту замечательную мелодичную фразу на незнакомом языке. Ее смысл Лела категорически отказывается мне объяснить.
— Здравствуй, Лела-Лелинька, — говорю, — Рад тебя слышать. Хочешь, я расскажу тебе сказку?
Она, конечно, хочет.
— Жили-были прекрасная принцесса и принц… так себе.
Лела возмущенно фыркает:
— Ладно, принц тоже был ничего.
— Спасибо. Поправка принимается. И вот, послали этого принца, который был ничего себе, на Остров посреди холодного моря-океана. А на Острове том жил-был страшный Дракон о двенадцати мегато… ой, то есть головах…
— И дали принцу злые люди меч деревянный и сказали: «Пойди…»
— Туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что!
— Нет, — опять поправляет Лела. — Ты снова неправильно рассказываешь. И сказали: «Пойди, убей Дракона». И пошел рыцарь с деревянным мечом и…
— А Дракон-то дохлый…
— Но рыцарь-то не знал об этом.
— Да, не знал. А когда же прекрасная принцесса полюбила принца?
— А она полюбила?
— Конечно. В сказке так полагается.
— А полюбила она его, когда он, не зная, что Дракон уже помер, пошел со своим деревянным мечом в пещеру Дракона, не отказывался и никого вместо себя не отправил. Вот такая сказка. Как поживаешь, принц-рыцарь?
— Почти Принц-Герцог…
— Ты знаешь, мне тоже начали нравиться Братья. Видимо, возраст. Или поумнела малость. Так как ты поживаешь?
— Сижу, скучаю без тебя. Ты вот большим человеком стала…
— Да я всегда была немаленькой. Но тебе тоже грех жаловаться, ты профессор…
— А ты почти руководитель спецслужбы дружественного государства…
Лела фыркает:
— Вот именно — почти… Хочешь, сделаю тебя академиком… у нас? Будешь жить в чудесном домике, в горах. Я буду иногда к тебе приходить. Хочешь?
Я молчу.
— В общем, я и сама понимаю, что это бред…
Вздыхает, несколько секунд молчит и тихо:
— Я закрутилась — у меня — террористы, у меня — заложники… Я стала злой старой коровой… Помнишь, мы на Острове смотрели мультфильм…
Я издаю возмущенный вопль. Перебиваю:
— Там, в мультфильме была очаровательная коровушка и у нее, у Буренушки были такие же чудесные ресницы, как у тебя… Милая Лела, мне сняться твои ресницы… И не клевещи на себя: ты на два года моложе меня… А коса, твоя волшебная коса, она цела?
— Нет, косу пришлось отрезать…
Издаю громкий протяжный стон. Она говорит почти испуганно:
— Но послушай, Кот, у меня физкультура для личного состава два раза в неделю и я должна пример подавать… и вот, пришлось… Тебе жалко? Скажи еще про ресницы…
— Я ранен… смертельно ранен стрелами твоих ресниц… они мне сняться…
Мы оба замираем — я случайно или нет, но сказал ту же фразу, что тогда, в Ташбаане… Молчим долго. Наконец Лела не выдерживает:
— Ты по-прежнему все это помнишь?
— Я буду помнить то, что случилось там, всегда. Да и есть, кому напомнить. Давай не будем об этом. Не сыпь мне сахар в пиво…
— Меня всегда потрясало — тебе больно, но ты шутишь, смеешься, а глаза грустные, больные… Я далеко, но вижу это. Ты простил мне, что я тогда отодрала тебя за ухо?
— Я и не сердился не секунды — ты совершенно правильно сделала. Я это вполне заслужил. А ты простила меня, что я тогда… не остался?
— Я бы никогда не простила бы тебе, если бы ты тогда остался…
Опять молчим и вдруг на том конце еле слышно:
— Я… до сих пор… люблю тебя.
— И я…
Но Лела не дает мне сказать:
— Не ври! Может, тогда на Острове, те несколько часов…
— Ладно, Лела-Лелушка, ведь я тоже неплохо знаю тебя. Ты ведь по делу звонишь?
— Да, Кот, я тебе всегда звоню по делу. И видимся мы с тобой только по делу. Но ты все-таки помни… то, что я тебе только что сказала.
— А ты что-то сказала или мне послышалось?
— Я сказала.
— Я это буду помнить всегда — вместе с твоими волшебными глазами, ресницами и косой, которую ты, увы, отрезала, но я этого, к счастью, не увидел… А теперь говори по делу.
