Андрей Щербаков - ДМБ-2010
Дверь водителя распахивается.
Вот это сюрприз — Лела!
Я опускаю на землю чемоданчик с Inmarsat'ом, протягиваю вперед руку и громким голосом пою:
— Где ты, моя черноглазая, где…
Допеть до конца мне не дают.
— Ой, ухо отпусти!
— Вот тебе, Котяра, вот тебе за все, — очень больно таскает меня за ухо. Я не сопротивляюсь. Поделом!
— Это кто же тебя научил маленьких обижать?
Отпускает меня. Отворачивается, идет к машине. Я за ней. Довольный, усаживаюсь в прохладу, как всегда на заднее сиденье по диагонали от водителя. Черная грива загораживает мне все. Лела, не глядя на меня, говорит:
— Кто это тебя так отделал?
— Понимаешь, снежный человек встретился…
— И он же руку забинтовал?
Я в затруднении замолкаю.
— Ох, Кот, какое же ты трепло! Твои уже в аэропорту. Я тебе взяла билеты на сегодня и на завтра, на выбор. Со своими полетишь или завтра? — ее голос в конце чуть заметно дрогнул.
Да, жизнь богата выборами между плохим и худшим. Мысленно в который раз назвав себя свиньей, говорю:
— Сегодня. А то мне еще завтра доклад делать… в Минске.
Она резко трогает с места…
Я сижу у мамы на даче в кухне и пью чай с клубникой. Мама тревожно смотрит на мою забинтованную левую руку:
— Как это тебя угораздило?
Дожевывая, невнятно говорю:
— Да вот, зазевался, дверью в поезде чуть прижали, ничего страшного.
— Но зато загорел здорово.
Да, загорел я здорово. На всю жизнь. Но ничего, мама скоро перестанет это замечать…
Когда мне становится слишком весело, я смотрю этот файл. Высота съемки очень большая, но видно все четко.
Юлька сидит, прислонившись спиной к большому валуну. Руками обхватила колени, волосы рассыпались, лица не видно. Ведь она спит, правда?
Она не обманула меня. Я действительно встретил ту, о которой она мне написала в записке. Но это уже совсем другая история.
ЭКСПЕРТ
— Заведут они мотор, досчитают до сорока восьми и ба-бах!
— Это точно!
«Белое солнце пустыни»Вот это да! «Дяденьки, что вы делаете тут, столько больших дядей? Социализм — свободный труд свободно собравшихся людей». Так, кажется, писал Владимир Маяковский?
Внутри огромного ангара, освещенного светом люминесцентных ламп, стоял мерный, негромкий шум. Десятка полтора серьезных людей раскладывали на полу какие-то мятые, поломанные и искореженные предметы. Настроение, поднятое путешествием на генеральской машине по весеннему лесу, слегка испортилось.
Не обращая внимание на раздающееся за спиной кашлянье, (как же, опять нарушаю субординацию — выскочил вперед генералов) подхожу к одной из групп. Так я и думал — это части самолета. Настроение портится окончательно.
Навстречу нашей делегации уже спешит какой-то генерал со скорбным лицом. Здоровается и начинает вещать вполголоса:
— Вот, уважаемые члены государственной комиссии, уже второй случай. Нас бьют неизвестным оружием, прямо над нашей территорией. Машина разваливается в воздухе за доли секунды…
Эту демагогию я слушаю каждый день. Заговор против России, как говорил классик, несомненно, существует. Плохо только, что мы все — его участники. Отхожу в сторону и усаживаюсь в стороне за столиком с технической документацией. Начинаю читать…
Генералы хмурят брови, сдержанно размахивают руками, спорят. Внезапно в руках скорбного генерала появляется какая-то бумага. Он отдает ее нашему КсанПалычу, генералу великому и ужасному.
Интересно, только сейчас обратил внимание — генерал наш Козлов в белых штанах, малиновом пиджаке и темных очках. Шикарно смотрится среди прочих однотонных темно-зеленых и синих генералов.
Пришла пора вмешаться. Подхожу, через плечо Палыча заглядываю в бумагу. Все ясно. Уже готовый вывод: «поражение произведено неизвестным видом оружия». Понятно, что последует за этим — десяток НИРов и ОКРов лет на десять и миллиардов…дцать несколько рублей. А чего ради — года через два забудут. КсанПалыч уже тянется за своим золотым «Монбланом», предвкушая банкет и баню с русалками. Но тут я, как всегда, порчу всю малину. Тихо говорю:
— А я бы воздержался это подписывать…
Реакция у моего генерала хорошая. Ученый уже.
Генеральская рука замирает:
— Э…э… Коллеги… Все-таки надо более тщательно разобраться. Мои подчиненные немножко поработают тут, — и широкий жест в сторону разбросанного железа.
Да, подчиненные поработают. Тут. А может и в другом, более приспособленном для этого месте. Опять отхожу к столику и продолжаю читать документацию.
От увлекательного чтения меня опять отвлекает покашливание. Поднимаю голову. Лопоухий боец в пилотке:
— Разрешите обратиться. Вас просит подойти подполковник Сергеев. Я вас провожу.
Встаю. Прошло уже больше двух часов. Я многое понял. И еще больше стало вопросов.
Вслед за провожающим выхожу из ангара на яркое весеннее солнце и перемещаюсь в соседнее невысокое здание.
Подполковник Сергеев сидит в небольшой уютной комнатке. Не глядя на меня, потирая руки, завязывая тесемки папок и перекладывая бумаги, дружелюбно говорит:
— Здравствуйте, здравствуйте, дорогой, уважаемый, почтеннейший… Вас ведь не поймать — заняты вы сильно, начальство вас не отпускает. А у нас вопросики к вам, вопросики…
Я прерываю идиллическое бормотание:
— Привет, Колобок! Что, перечитываешь Лескова? Помнишь, у него в «Очарованном страннике» есть «полупочтеннейший» — тоже неплохо.
Подполковник Сергеев (он же — Колобок, мой давний знакомый по Школе) удивленно поднимает голову и прекращает перекладывание. Напряженно смотрит, не узнает.
— Простите…
— А Героя что не носишь?
— Кот!? Котяра, тебя не узнать! А тут написано — «профессор»! Шутка, что ли?
— Какие шутки — профессор и есть. Как поживаешь?
— Да ничего, безопасностью, как видишь, вашей занимаюсь.
— И чего у тебя ко мне?
— Да вот… — протягивает мне несколько листочков. — По позапрошлогоднему эпизоду. Ташбаан.
— Я же писал рапорт по приезду. Что еще от меня хотят?
— А хотят понять, каким образом ты вернулся обратно меньше, чем за сутки и без машины. Ведь тут у нас везде написано, что ты не умеешь водить.
— Вот и вернулся поэтому без машины.
Колобок некоторое время соображает. «И гений, парадоксов друг…».
— Логично, но ты же не мог дойти пешком. Там же почти четыреста километров.
— Меня же Лела подобрала.
— Какая такая Лела? У меня тут рапорт старшего лейтенанта… э…э… тьфу, не прочитать фамилии.
— Это Лела и есть.
— Так э…э… Лела твоя, она подобрала тебя совсем недалеко от Города. Вот и рассказывай, как ты туда попал.
— Ты сначала скажи, где нашли машину.
Колобок испытующе смотрит на меня, потом в бумаги.
— Машина была… Нет, ты скажи, где ты ее бросил? И зачем? И когда ты последний раз видел Сергея?
— А я не помню… И не слишком ли много вопросов сразу?
Собеседник мой берет со стола уютные круглые очки, надевает их и смотрит на меня. Так он очень похож на группенфюрера Мюллера. Я также внимательно смотрю на него:
— А бинокля у тебя нет? А то еще можно посмотреть на меня в бинокль.
— Что ты, в самом деле, Кот? Мне это все самому не сильно надо. Сам должен понимать — служба есть служба.
— Ты мне даже в бумаги не дал заглянуть.
— Ты посмотри, посмотри…
— Полупочтеннейший?
Колобок улыбается — обстановку удалось разрядить.
Смотрю в бумаги — здесь несколько любопытных документов.
— И давно вы стали работать с Интерполом?
— Не очень. Но сам видишь… Этот эпизод их сильно… заинтересовал.
— Да, документ суровый. Просто дело Джека-Потрошителя.
— Шутишь? А они вот пишут, что пятеро туристов — это слишком…
— Туристов? С таким вооружением?
— С каким? Здесь ничего не написано.
— А я тоже не видел с каким.
— Хорошо. Допустим, ты их не видел. Кто отвез тебя назад?
— Ну вы же смотрели машину. А я не помню ничего. Посмотри мой рапорт — шел назад, поскользнулся, очнулся — гипс. В смысле — лежу, а рядом вещи…
— Машину смотрели очень поверхностно. Лабухи, из резидентуры. Но кое-что интересное накопали. Например, с ручек, руля и всего прочего были стерты все пальцы… Но сверху всего, на стертом…
Я прекрасно понимаю, что могло быть сверху всего. На секунду мне кажется, что ее длинные волосы опять щекочут мне лицо… Несмотря на жару, меня пробирает озноб. Колобок это замечает и замолкает. Потом резко:
— Говори, кто она? Это был шестой человек из их группы? Она ждала уже там, на месте?
Я молчу. Я просто не могу говорить и все.
— Молчишь? Зачем ты встречался с помощником атташе?
Потихоньку прихожу в себя.
