Илья Стальнов - Нереальная реальность
Это были симпатичные московские пацаны в шортах по колено, белых рубашечках, сандалиях и выглаженных, любовно повязанных пионерских галстуках.
– Смотри, Валерка, мимо урны окурок бросил, – прошептал Генка, из-за ларька с мороженым разглядывая загадочных субъектов.
– Советский человек мусорить в городе не будет, – глубокомысленно произнес Валерка.
Когда таинственные субъекты, от которых за версту разило какой-то «ненашестью», «несоветскостью», пошли дальше, Валерка подобрал сломанную и выброшенную одним из них сигарету и присвистнул:
– Смотри, Генка. А сигарета-то не наша.
– По английски написано! «Марлборо».
– И куртиочки у них не наши. Видишь, у того здорового на рукаве по иностранному выведено.
– Точно, враги! Все, Валерка. Сами не справимся. Надо за помощью.
– Надо бы дальше за ними проследить, – горячо воскликнул Валерка. – Вскрыть их змеиное логово. А потом преподнести их тепленькими милиции – берите, мол, мы за вас уже все сделали. Представляешь, нас же всем в пример приводить будут. И в «Пионерской правде» напишут: «бдительные пятиклассники изобличили шпионов». А ты – за помощью!
– Не по-пионерски ты мыслишь, – посуровел Геннадий. – Будь сознательным.
– Ладно, – горько вздохнул мальчишка, которому на миг расхотелось быть сознательным, а хотелось поиграть в шпионов и чекистов.
Они подошли к высоченному румяному милиционеру в белой форме. Его новенькая портупея поскрипывала, а на боку висела кобура с табельным ТТ. Это был старшина Степкин – член партии, принципиальный и выдержанный человек, гроза хулиганов, воров и нарушителей.
– Дяденька, тут такое…
– Почему не в школе? – осведомился строго Степкин. – Прогуливаем?
– Товарищ милиционер, мы нашли врага народа.
– Врага? – старшина сурово сдвинул брови.
– Врагов… Курят иностранные сигареты. Выглядит подозрительно.
– Да?
– И одежда не наша. Иностранная.
– Ну-ка, посмотрим.
Милиционер в сопровождении пионеров догнал Степана и Лаврушина:
– Ваши документы, товарищи.
– А? – уставился на милиционера Лаврушин, понимая – вот они, неприятности.
– Документики.
– Дома, – наивно моргая глазами, изрек Степан. Для убедительности он похлопал себя по карманам и сказал: – Оставил с утра.
– Ах, дома, – рука милиционера легла на кобуру. – А ваши?
– Мои, – Лаврушин тоже начал хлопать по карманам. – Надо же. Тоже забыл. Бывает же…
Он хлопнул еще раз себя по бокам, будто выбивая пыль. Из кармана вылетела зеленая бумажка и глупой птицей порхнула на землю.
– И где же ваш дом? – саркастически осведомился милиционер, кинув взгляд на подобранную пятиклассником Валерой стодолларовую купюру.
– На Большой Переяславке, – сказал Лаврушин.
– Посмотрим, на какой такой Переяславке…
Теперь ТТ был в руке милиционера. И предохранитель опущен. И в глазах решимость – уложить врагов к чертовой матери.
А вскоре и машина подкатила – глухой синий фургон с надписью «милиция».
* * *
– Когда, где, с какой целью перешли границу? – строго вопрошал старшина Степкин.
– Какая граница? – искренне возмущался Лаврушин.
– Мы свои. Русские, – вторил ему Степан.
– Свои? Нет, господа. Ваши на Западе капиталистам прислуживают.
– Да я вообще членом партии был, – обиженно воскликнул Степан.
– Не трожь святое! – отрезал старшина Степкин. – Только чистосердечное признание и искреннее раскаянье облегчит вашу тяжелую вину перед трудовым народом.
– Не в чем нам признаваться.
– Ваша карта бита. И песенка спета. Игра проиграна, грязные наймиты. Пора признать поражение.
Так ничего и, не узнав, расстроенный таким упорством наймитов, Степкин отправил их в камеру.
Камера была чистая, стерильная, только фикусов в горшках не хватало. Хорошая камера. Мечта уркагана. И всего на двоих.
– Почему так получается? Все наши путешествия – то тюряги, то подвалы, то допросы, – с некой озадаченностью произнес Степан.
– Судьбинушка горькая.
– Во влипли, Лаврушин.
– Влипли.
– А я, дурак, зарекался ведь в твоих экспериментах участвовать. И угораздило с тобой, шарлатаном связаться.
– Пьянствовать надо меньше.
– Все-таки ты несерьезный человек, Лаврушин. Солиднее надо быть. Все-таки доктор наук.
Отдохнуть им не дали. Через час выводные вывели их из камеры. И вскоре арестованные снова сидели напротив сурового старшины Степкина. Перед ним было разложено все изъятое у «шпионов» – несколько пачек стодолларовых бумажек, четыре российских купюры по тысяче рублей, пачка «Мальборо», зажигалка с немецкой надписью. И «пианино».
– Итак, явки, адреса, задание? – начал тут же напирать старшина.
– Опять то же самое, – вздохнул Лаврушин.
– Денежки-то интересные, – Степкин потер пальцами тысячную купюру. – Тысяча рублей. Одной бумажкой. Финансовая диверсия?
– Да вы что? – возмутился Степан. – В каком магазине у вас такую купюру примут?
– Точно, – недоуменно протянул старшина Степкин. – Не наши денежки-то.
– Точно, не ваши, – сказал Лаврушин. – Мы из другого мира. Из Москвы, но другой.
– Ваньку валяем?
– Нет.
– Тогда отвечать быстро – явки, адреса, объекты диверсий.
– О, Господи. Опять.
– Ничего, сейчас вами займутся товарищи из Министерства государственной безопасности.
На столе Степкина зазвонил внутренний черный телефон с массивной эбонитовой трубкой.
– У аппарата старшина Степкин… Прибыл товарищ из Управления МГБ? Да, задержанные у меня. Удостоверение проверили?.. Не один? Проводите… Вот, – он положил трубку. – За вами.
– С Лубянки?
– С Лубянки? С площади Дзержинского! Сразу видно чуждое воспитание.
И вдруг Лаврушин почувствовал какой-то озноб. Приближалось нечто куда более худшее, чем этот милиционер, Лубянка с площадью Дзержинского, и вообще вся эта кутерьма. Вокруг будто растекалась темная, зябкая сила.
И еще он ощутил, как на него снисходит вдохновение. Проснулось сверхчувствование. Открылась дверца в кладезь информации. Только бы успеть…
– Входите, – крикнул Степкин на стук в дверь. Он приподнялся, пригладил белую форму, поправил портупею и приготовился рапортовать товарищу с площади Дзержинского.
Дверь распахнулась… На пороге стоял старый знакомый – человек в черном! Рядом с ним возвышалась сгустком тьмы собака.
Степкин с подозрением посмотрел на пришедшего. Таких сотрудников МГБ он еще не видел. Но, с другой стороны, там всякие встречаются – работа тяжелая, приходится бить везде и всюду грязных наймитов капитализма и подлых предателей. А документы у него проверили в дежурке. Нет места сомнениям. Степкин сам звонил в МГБ, и ему обещали, что человек приедет. И вот он… Но что-то все-таки было в пришедшем, от чего старшине стало вдруг внутри холодно-холодно, будто накормили его парой кило льда. Он почувствовал, что не может оторвать от пришельца взгляда.
– Они, – удовлетворенно кивнул человек в черном, шагая в комнату.
Лаврушин рывком притянул к себе «пианино».
– Стоять! – заорал гость.
Собака прыгнула на Лаврушина.
Но пальцы уже пробежались по клавишам.
Возник вихрь.
И на миг все потонуло в желтом мареве. Вокруг завертелись бескрайние, гигантские и в то же время неизмеримо меньше электрона пространства…
* * *
– Не секрет, что молодежь предпочитает жвачку «Риблес-ферми». Мы проводим опрос – почему?
– Что? – обалдевший Степан, слегка пришибленный броском через миры, смотрел на нахальную пробивную девицу, которая тыкала ему в лицо похожим на противотанковую гранату микрофоном.
– Устойчивый мятный вкус? Ощущение свежести? Что привлекает вас? – настаивала девица с вежливостью и тактом долбящего по стене тарана.
– Девочка, ты рехнулась? – спросил Степан.
Девица от такого обхождения едва не хлопнулось в обморок. Но быстро очухалась и устремилась к шумной компании молодежи – с гитарами, в обнимку друг с другом и с мотоциклами. И оттуда понеслись голоса, в которых был наивный щенячий восторг:
– Океан свежести!
– Неповторимо!
– Это классика! А я люблю классику!
– Нет, это как рок! А я обожаю рок!
– Они счастливы, что жуют «джуси фрут», – заключила вполне удовлетворенная девица с микрофоном.
Ее правда – опрошенные весьма походили на счастливых людей.
Друзья стояли на пригорке. Вниз уходил город. Бесконечный. Странный. Неестественный. И дурацкий. В нем были русские дворики и американские небоскребы. В нем старинные замки перемежались с дворянскими усадьбами. И в нем было полно чокнутых, рехнутых, прибабахнутых, мешком пришибленных, с пальмы уроненых и коленвалом по голове огорошенных жителей. Здесь не было ни одного нормального человека.
– Ну, попали, – горько вздохнул Степан.
– Куда? – спросил Лаврушин.
