Minor Ursa - Реализаты (СИ)
Дверь служебной проходной, выкрашенная в кирпично-коричневый, была закрыта на обычную магнитную защёлку, а на стене, над дверью, под решётчатым колпаком сиротливо горела маленькая галогеновая лампочка.
Бенжи огляделся в поисках распределительного щита и, усмехнувшись про себя человеческой беспечности, обнаружил его оставленным без замка, — под заделанной заподлицо с серой стеной серой металлической крышкой.
Он поднял крышку, пару секунд буксовал, определяя принадлежность рубильников, а потом, так и не разобравшись в схеме, вывернул их все, — один за другим, прямо с подходящими к ним проводами.
Лампа над дверью погасла.
Бенжи потянул на себя дверь, шагнул, и оказался внутри, во мраке.
Выставив перед собой руки, он нащупал служебный турникет, недолго думая, перемахнул через него и двинулся вперёд, по невидимому в темноте узкому коридору.
* * *Звук возни во тьме возник так неожиданно, что будь он человеком, он бы подпрыгнул.
Бенжи дёрнулся в сторону, вжался в стену и прислушался: откуда-то прямо у него из-за спины донеслись глухое мычание и шорох. Андроид сунул руки за спину, нащупал, не поворачиваясь, за собой какую-то дверь и впервые в жизни пережил ощущение дежавю.
Тогда, в Лимерике, во мраке он пел.
Он повернулся, приоткрыл дверь, порылся в памяти, нашёл что-то сентиментальное и засвистел.
Отражённый от окружающих стен свист нарисовал ему густые штабеля коробок до самого потолка, заставленные непонятными предметами стеллажи и лежащего на полу в странной позе маленького, похожего на гидроцефала, спелёнутого скотчем гномика.
Первая мысль, пришедшая Бенжи в голову, была о контрабанде, вторая — о складе.
Он чертыхнулся и полез внутрь.
68. 2331 год. Ая
Мэтт, Ая и маленький морф сидели в самом конце зала ожидания космопорта в крохотном баре на три столика. В баре было сумрачно и холодно.
Мэтт восседал на высоком трёхногом барном стуле, ел большой ложкой посыпанное шоколадной крошкой мороженое и думал о том, как начинаются и чем должны заканчиваться всяческие истории.
— С ним не произойдёт ничего страшного, — словно читая его мысли, сказал маленький белокурый мальчик. — Хотя бы потому, что машины не умеют бояться.
— Зато я умею, — вздохнула Ая.
— Ты много чего умеешь, — согласился морф. — Но это значит только то, что значит, и ничего более. Умей. В отношении твоего Бенжи это ровным счётом ничего не меняет. Дай ему прожить самостоятельно хотя бы один день. Он справится, я тебя уверяю.
— А я? — снова вздохнула Ая.
— И ты справишься.
Мальчик шевельнул пальцами, и в руке у него материализовалась большая белая пластиковая ложка.
Дождавшись, пока Мэтт зазевается, он сделал серьёзное лицо, выгреб из чужой вазочки остатки мороженого и отправил себе в рот.
— Вселенная — это машина, — назидательно сказал он оторопевшему Мэтту. — Но ты должен знать, что личная трагедия, переставая быть личной, перестаёт быть трагедией.
Он облизнул ложку, отпустил её в воздухе над столом, и, падая, та рассыпалась на снежинки и бесследно слилась со столешницей.
Ая снова вздохнула и закрыла лицо руками.
— Мне второй день снится снег, — сказала она.
— Я знаю, — кивнул мальчик. — Это потому, что тебе холодно.
— Мне страшно. Я чувствую себя усталой осенней гусеницей. Знаешь, такой, которой уже не суждено стать бабочкой, потому что холода, но у которой ещё есть надежда пережить грядущую зиму куколкой.
— Покой связывает нас с бесконечностью вселенной в той же мере, что и движение, — усмехнулся морф. — Да, Мэтт?
— Да, — беспечно согласился Мэтт и тут же ойкнул, потому что стул под ним переступил с ноги на ногу и пошевелил круглой спиной.
Морф прыснул от смеха, и Ая взглянула на них сквозь пальцы — сперва на одного мальчика, потом на другого.
— Бенжи идёт к челноку, — сказала она. — Ему больше некуда идти.
Стул её услужливо присел по-верблюжьи двумя ножками, она сошла с него этакой юной грациозной принцессой и направилась к выходу
— У тебя ужасно очаровательная сестра, — шёпотом сказал Мэтту морф и засмеялся: уже на выходе, во вращающихся дверях бара, Ая сунула руки в расстёгнутую куртку, в подмышки, и где-то там выпрямила в ответ ему невидимый для всех, кроме него, средний палец.
69. 2331 год. Бенжи
— Я тут кое-что понял, — начал андроид, как только Бенжи расклеил ему рот, и поднял на спасителя целый правый глаз. — Оказывается, количество статей, по которым ты можешь быть неудачником, не ограничено.
Бенжи молча усмехнулся и стал отклеивать скотч с его ручек.
Административное здание космопорта с его подземными катакомбами и бегающими по ним людьми осталось далеко позади, и он больше не торопился.
— Вообще-то я немного не так представлял себе ситуацию с правами и свободой, — снова начал андроид и принялся размотанными ручками разматывать свои всё ещё склеенные ножки. — Что это было?
— Думаю, попытка сбыть тебя контрабандой, — сказал Бенжи. — В случае ареста или военного задержания ты бы валялся не на складе, а в каком-нибудь следственном изоляторе.
Андроид с сомнением покачал головой и встал на ножки.
* * *Дежуривший у челнока солдат понемногу приходил в себя.
Первыми в его ещё мутном сознании прорисовались высыпавшие в ночном небе звёзды, — далёкие и колючие. Он долго лежал так, с открытыми глазами, и любовался тем, как они медленно и величаво плывут высоко над его головой. Ему было удобно и хорошо.
А потом туман в его голове стал рассеиваться, и сквозь него проступила большая пластиковая голова с разбитым глазом.
— Всё в порядке? — спросила голова.
Он хотел сказать "да", но язык его прилип к гортани и никак не хотел отлипать, поэтому он просто безмятежно закрыл и снова открыл глаза. Голова съехала куда-то в сторону, и вместо неё возникла другая — с целыми глазами и улыбкой во всё терракотовое лицо.
— Живой! — сказала голова, и солдатик почувствовал, как чьи-то сильные руки хватают его за плечи и тянут, тянут прочь от бескрайнего чёрного неба и рассыпанных в нём звёзд.
* * *Бенжи затащил паренька внутрь пассажирской гондолы, уложил его в ближайшее кресло и кивнул своему гномику: заходи.
Воздух гондолы ничем не отличался от воздуха снаружи.
Бенжи пощёлкал кнопками, запустил автоматику и, пока уровень кислорода от марсианских шести поднимался до стандартных пятнадцати процентов, занялся поиском сбоев в тестовом режиме челнока.
Тестирование он закончил как раз в тот момент, когда совсем очухавшийся паренёк, всё ещё лёжа в пассажирском кресле, стянул со своего лица ставшую ненужной зелёную кислородную маску.
— Жизнь продолжается? — усмехнулся ему Бенжи. — Пока ещё никто не сказал "финиш".
В ответ солдатик молча спустил на пол ноги в тяжёлых берцах и сел. Лицо его оказалось бледным, юным и женственным.
— Они врали нам, — хрипло сказал он. — Они говорили, что вы будете похожи на людей.
— Врали? Вряд ли, — коротко хохотнул гномик и покрутил в воздухе перед своим лицом маленькими растопыренными ручками. — Не поверишь, сегодня я похож на человека как никогда.
Паренёк снял из-за спины всё ещё болтавшийся там рюкзак, засунул в него свою маску и покорно сложил на рюкзак руки.
— Значит, машины, — констатировал он.
— Машины, — согласился Бенжи.
— Машины, — согласился гномик.
— Ая, — сказала Ая, проступая сквозь закрытый изнутри шлюз.
* * *Пилот в буквальном смысле подобрал Мэтта на выходе из бара, — сгрёб, как пушинку, посадил себе на закорки и уже с мальчиком на шее наклонился, чтобы попасть в низкую дверь. Мэтт ахнул в полёте, глотая подлетевшее к горлу сердце.
— Держись! — густо прошептал пилот, вдохнул у двери и выдохнул на другом конце космопорта, уже внутри челнока.
— Ох, простите! — сказал он мелькнувшему прямо у него под ногами гномику и, как старому знакомому, подмигнул пареньку в кресле: — How are you, guy?[21]
Гондола сразу же наполнилась светом и запахом смолистой сосновой хвои.
* * *Бенжи с опаской оглядел полный пассажирский отсек.
— Не уверен, что могу считать себя таким уж гостеприимным хозяином, — растерянно сказал он, — но, тем не менее, добро пожаловать, что ли. Мой дом — ваш дом.
Он беспомощно оглянулся на Аю, и та подмигнула: давай!
А что давать-то, подумал Бенжи, всё ещё глядя на неё, гости не мои.
— Хороший хозяин должен уметь занять гостей, — сказал он вслух. — А я в полной прострации: число "пи" известно, теорема Пуанкаре доказана, и я не знаю, какие ещё развлечения вам можно было бы предложить.
Он виновато развёл руками:
— Я машина, у меня слишком бедное воображение…