Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)
Вот оно как, — подумал отстраненно, — окажись там я и вряд ли бы смог сохранить хладнокровие.
Толпа взревела. Я дернулся, приподнялся, чтобы увидеть, как в полностью заполненном водой коридоре сцепились Яр и Септун. Он обхватил Тверского своими лапищами и душил, выдавливая из грудной клетки Яра жалкие остатки воздуха. Искаженная в жутковатом оскале физиономия инопланетянина проплыла по виртуальному экрану, и зрители завыли с каким-то диким, первобытным восторгом.
Звери, — хотел сказать я, но кто бы меня услышал.
Яр, тем временем, тонуть не собирался. Он извернулся, высвободил руку и вдавил пальцы в глаз противника. Тот шарахнулся в сторону, дернулся и ударился спиной о стену, а Яр, выгадав время, нырнул глубже, стремясь ко дну. Септун, помешкав, ушел следом.
Правая рука Яра двигалась плохо, почти не помогая грести, и потому Спетун с легкостью догнал землянина у самого дна, но лишь для того, чтобы в расплывающемся пятне черной крови начать опускаться на пол коридора. Полковник нырял не ради развлечения, он подхватил обломок породы и, улучив момент, пробил им переносицу врага. Отшвырнул угловатый камень, Яр рванулся вверх, но тут везде был лишь потолок коридора. Он с отчаянием ударил в него ладонью, выпуская остатки воздуха, дернулся вперед. Еще и еще.
Мне стало почти так же душно, как Тверскому, я чувствовал сдавливающую легкие боль, ощущал мысли, мечущиеся в его черепе.
«Глотнуть, глотнуть воздуха. Или воды».
И боль в руке. Я чувствовал Яра так, будто сам тонул в том коридоре. Указательный и средний пальцы были сломаны, но боль отрезвила и уже не он — я рванулся вперед с удвоенной силой. И вынырнул в маленький и узкий воздушный карман.
Бесновалась толпа. Я лежал, прикрыв глаза, на границе бреда и сознания, дышал судорожно, будто разом лишился кислорода, и слышал, как Бартик негромко сказал:
— Сейчас подорвут стену, наверняка сейчас…
— Что?
Но прежде, чем Бартик ответил, пол подо мной едва ощутимо вздрогнул и кто-то отчетливо заорал:
— Придавило! Ее придавило! Что, Рафчик, сгорели все твои ставки?
Я слышал, как слева завязалась драка, но не смотрел туда. На виртуальном экране отвалившийся кусок стены придавил Перышко, и она билась в воде, извивалась и дергалась.
— Вот так, — с каким-то мстительным удовлетворением прошептал я, но внезапно увидел Тверского, который, вместо того чтобы плыть мимо, экономя воздух, занырнул и, упершись ногами в пол, приподнял камень, высвобождая женщину. Та не стала себя уговаривать, выплыла, но, вместо того, чтобы грести дальше, в коридор, ринулась назад.
За воздухом, — понял я, глядя, как мутится за ней кровавое пятно, — ногу она перебила, а, значит, женщине очень повезет, если сможет выбраться из затопленных тоннелей.
Яр же, проводив Перышко взглядом, поплыл дальше, и оказалось, что плыть оставалось совсем недалеко. Полковник оказался в подтопленной пещере, наполненной светом, устремился вверх и, выйдя на поверхность, вдохнул порцию воздуха. Надышавшись, нырнул снова, и некоторое время висел в воде, выбирая, потом вдруг встрепенулся и, ухватив со дна какой-то темный предмет, ринулся к выходу.
Перышко он нашел в первом же кармане, она дышала тяжело, губы посинели. Когда Яр всплыл, женщина сказала, к нему особенно не обращаясь:
— Не доплыву без ноги, воздуха не хватит.
— Цепляйся за мой пояс, но держись в стороне, чтобы я тебя не лягнул, — велел Тверской и я сплюнул на пол.
Так он и вытащил ее на потеху всем, даже поднял на руки, когда выносил по ступеням. Я нашел в себе силы подняться и подойти к ним.
— Доров, — как-то растеряно сказала женщина.
— Ванесса. Ванесса Вени? Какая же ты вселенская проститутка! — не сдержался я от оскорбления.
— Спасли куклу, это хорошо, — шурша сервоприводом, сзади к нам подкатился Рафчик. — Теперь можете отдать ей маяк, и валите с моей планеты!
— Маяк? — хором спросили я и Тверской. Яр поднял алмазный стержень, улыбаясь, но толстяк покачал головой, глядя на меня.
— Поищи-ка в кармане, Доров, — подсказал он.
Ничего не понимая, я достал из кармана единственное, чем владел: алмазную пластинку.
— Третий этап Сафари выполнен! — прозвучал с балкона знакомый голос. Я повернулся: там стоял комендант и еще этот телепат Петро. Я привычно закрылся и сразу понял — сейчас упаду от напряжения, а если дам надсмотрщику заглянуть в мысли, то стану легкой мишенью для хозяина контрабандного оружия.
— Требую, чтобы Петро ушел! — закричал я, глядя, как огромную пещеру наполняют стражи с ящерицами на цепях. Их словно прорвало, они сыпались из всех щелей, предупреждая возможный бунт.
Комендант обернулся, пожал плечами и махнул рукой. Петро развернулся и скрылся в коридоре.
— Есть еще одно дело, которое надо закончить, — подал голос Тверской. — Я хочу в качестве приза забрать с собой заключенного. И я имею на это право!
От такой наглости я растерялся немного, но молчать не стал:
— Я тоже!
— Кого? — уточнил комендант, хмурясь.
— Перышко, — крикнул Тверской.
— Бартика, — отозвался я, разрывая Яра взглядом и, нагнувшись, придерживаемый тоссом, снял свои ботинки.
— Рафичк, эти ботинки ты передашь Шеке и без обмана, в уплату за услугу ты получишь все кредиты, которые задолжал мне Фафарыч.
— Не пойдет, — отозвался толстяк. — Не в курсе, чего у вас там и как.
Я шагнул к Тверскому и отобрал у него алмазный стержень и проскреб по нему диском-маяком, высвобождая из-под поверхности кромку драгоценного камня.
— Это стоить больше, чем оплата за услугу, — сказал я утвердительно. Глаза торговца загорелись, он кивнул. — Ты возьмешь себе по чести, а остальное отдашь Шеке. Проследите, — я обернулся к толпе. — Пусть Шека получит свою добычу.
Толпа заголосила, стало быть, меня услышали. Теперь торговцу просто не дадут прикарманить себе все.
Нам подогнали гравитационную тележку с удобными, похожими на ортопедические кресла сидениями, и вскоре мы уже катили куда-то, а я смотрел на Ванессу Вени. Ее миловидное, если не сказать красивое, лицо расплывалось, смешивалось с моими воспоминаниями, наполняя разум тупой болью.
Глава 17. Промежуточные итоги
Тихо шипела вентиляционная установка, нагнетая свежий, слегка отдающий хвоей воздух. Я очнулся, но не открывал глаз. Лежал, прислушиваясь к собственному телу, к внутренним ощущениям и пытался осознать, где я и что произошло. В голове натужные и тяжелые, ворочались мысли о Вороне, скользили калейдоскопом воспоминания из прошлого, смешиваясь с произошедшим только что и чудилось, будто я снова бегу куда-то по узкому коридору, следуя за четкими линиями на стенах и потолке. Я бежал от того — что было, от того, что разорвало мою душу внутри моего тела; от того, что не отпускало и что невозможно было забыть.
Как же изуродовали меня те славные годы, когда я водил передовой корабль Земли, когда был единственным вхожим в галактическое сообщество. Как покоробили те события понимание того, кем я являлся все это время и кем продолжаю быть! Я и не подозревал, насколько ахиллесовой пятой окажется мое оставшееся с детства ощущение несправедливости. И так хочется, чтобы все получили по заслугам, те, кто заслужил добро и счастье, были счастливы. Те, кто лелеял тайные планы и играл чужими судьбами, поплатились за это. А в результате, чем я могу оправдаться перед собственными мыслями? Простой фразой, которая звучит так же резко и безысходно, как равнодушная сталь под ударом молота? «Такова жизнь», — думаю я, и хочется убить кого-то, кто виноват в этом. Есть события, развилки, пути, и никто, ни единая душа не знает, как сложится все дальнейшее, хватит ли сил у человека победить свою слабость, преодолеть страх и хотя бы дойти до конца и убедиться в том, что никакой справедливости не существует. Сможешь урвать свой кусок, сам выцарапаешь из чужих лап должную долю и вот она, справедливость торжествует. Чуть рот раззявишь, глядя в сторону, замешкаешься и остаешься ни с чем, лелея чувство обиды и непонимания…
— Знаю, что ты проснулся, можешь не прикидываться, — проворчал у меня над самым ухом Змей.
Я молчал и врач, не дождавшись, пояснил:
— Ты подключен к приборам, они отображают деятельность твоего мозга. Изменились биоритмы — ты пробудился ото сна.
Я открыл глаза, и сразу все расплылось, особенно плохо я видел левым глазом.
— Сотрясение? — хрипловато спросил я.
— А ты чего хотел? — удивился Стас. — Частичная потеря зрения, нарушение двигательных функций. Тебе здорово надавали по голове, дорогой мой, а череп у тебя не танталовый. В остальном, все привычно для тебя. Ссадины, царапины, порезы.
— Яр?
— Переломан весь. Два пальца на правой руке, трещина в ключице. Ребро сломано. Была порвана селезенка, но его не сходя с места наноботы спасли. Ну и лицо ему подрехтовали.
