Павел Рагузин - Вторая мировая война как вселенская эхо-конференция
Обзор книги Павел Рагузин - Вторая мировая война как вселенская эхо-конференция
Павел Рагузин
ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА КАК ВСЕЛЕНСКАЯ ЭХО-КОНФЕРЕНЦИЯ
Гитлер стремительным шагом двигался по освещаемому свечами узкому коридору Вайсбурга и выглядел, как человек, сильно чем-то опечаленный. Сегодня с утра (то есть два часа назад) он связался по Сети с Гессом, и тот сказал ему, что тибетцы в категорической форме отказались предоставить в распоряжение подлинных представителей арийской расы свои Тайные Книги Войн, которые очень могли бы помочь нам, думал Гитлер, которые очень могли бы нам помочь. А он ведь все дальнейшие планы строил на том, что им удастся заполучить эти древние манускрипты! Дерьмо!
Неожиданно откуда-то из темноты, сбоку, выскочила Ева Браун. Вот только её здесь не хватало — Гитлер в последнее время старался избегать своей супруги, но как назло она всё время появлялась у него на пути, словно подкарауливала. Всего в Вайсбурге сейчас временно проживало около восьми человек, не считая обслуживающего персонала и охраны. Охрана развлекалась в последнее время тем, что подключалась к компьютерам втроём или даже вчетвером, и таким симбиозом развлекалась по несколько часов на азиатских веб-страничках сомнительного содержания, и Гитлер втайне завидовал им, потому что сам он был технофобом, панически боясь всех кибернетических штучек, и может быть исключительно поэтому он был к ним не слишком строг. Он не мог наказывать их, потому что они были как бы тайным воплощением его Я; такими, как они, он мечтал всегда стать — высоким, хорошо сложенным, молодым, со свободной от всякого оккультного бреда головой… А ведь если бы не Либенфельс и Хаусхофер, ничего бы этого и не было… Сам Адольф по-прежнему старался соблюдать все ритуалы, ставшие за три года деталью его быта, но в глубине души он уже начинал сомневаться в том, что Древние помогают им бескорыстно. Слишком уж они стремились им услужить, словно… словно что-то задумали. Да! Слишком уж легко они им покорились, как будто эти невинные заклинания, которыми нацистские паратехники сковали трёх Великих Древних — Ктулху, Йог-Сотота и Румас-Таню, будто эти заклинания могли действительно как-то их напугать, заставить повиноваться…
— Привет, фюрер! — усмехнувшись, произнесла Ева, сразу беря его за руки и начиная вертеть их в своих тёплых и чуть влажных ладонях. Она всегда называла его именно так, "фюрер", а иногда даже и "мой фюрер", зная, что его очень сильно злит, когда подобным образом обращается к нему она, именно она — та женщина, которую он одно время боготворил и которая изменила ему с… Господи, она изменила ему, ЕМУ (!), с этим жалким уродом Гиммлером! Да он даже и Знака Семи не знает, да кто он такой, да я его вообще Ктулху скормлю, будет знать, сволочь…
— Ева, ты что, следишь за мной?
— Я? Слежу? Да у тебя совсем крыша поехала, я смотрю.
— Ева, отпусти мои руки! — едва ли не взвизгнул он, потому что он по-прежнему любил её, а она издевалась над ним, как над каким-то подростком, хотя он был их Вождём, их Фюрером, как бы ни был ему неприятен теперь этот титул. Но она никогда не называла его Фюрером с большой буквы, она всегда произносила это звание немного так пренебрежительно: "фюрер", и от этого тебе хотелось одновременно и заплакать, и убить её, и попросить не изводить его, ибо он очень от этого страдает. Не веришь? Ему всегда хотелось, чтобы Ева обращалась к нему по его тайному имени, чтобы она называла его Книболом или хотя бы Магистром, но просить её об этом означало унизить себя, а он и так уже находился в её глазах достаточно низко. Почему она всё время выскакивает на него из этих тёмных коридоров? Случайность это или синхронность? В конце концов, этот замок достаточно большой, а народу в нём проживает мало, и если кто-то вдруг встречается, да и тем более на минус-первом этаже, то, согласитесь, есть в этом что-то подозрительное…
— Увидимся за ужином! — смеясь, выкрикнула Ева и, оттолкнув его, устремилась прочь, вновь скрывшись в одном из боковых коридоров.
Гитлер спустился на минус-второй и нырнул в узкий ход, ведущий в пещеру, где находились Древние, и как всегда поёжился, хотя бояться ему особо было нечего — по крайней мере, до тех пор, пока Великая Троица соблюдала условия Договора. Что, если всё это — тест? Если он успешно минует все барьеры и ответит на все поставленные перед ним вопросы, то его ждёт какой-то сюрприз; возможно, он даже получит Знак Восьми. И тогда ему будет плевать на смерть!
Больше всего на свете Гитлер боялся смерти — наверное, потому что точно знал, что ожидает его за барьером жизни. Заключив договор с детьми Азатота, он обрёк свою душу на вечные муки ада. Однако, если всё будет идти как нужно, то Великие Древние заберут его с собой или по крайней мере даруют ему бессмертие, а именно этого и хотел больше всего фюрер — жить вечно! И ещё он мечтал о смене тела, потому что этот носитель вызывал у него невыразимое отвращение, и неудивительно, что Ева столь откровенно насмехалась над ним. Маленький, худющий, с этим дурацкими усами (а без усов ещё хуже!)…
Возле массивной железной двери, к которой и стремился Адольф, стояли навытяжку два солдата.
— Хайль Гитлер! — выкрикнули они.
— Зиг хайль! — махнул он рукой, затянутой в зелёную перчатку.
Отворив дверь, Гитлер вошёл внутрь.
Закурив трубку, Сталин подплыл к иллюминатору и приник к стеклу. Далеко внизу в океане мрака плавала Земля, и где-то там, на этой Земле, шла война…
Иосиф Виссарионович в последние дни здорово устал и решил устроить себе кратковременный отпуск. Здесь, на орбите, он ощущал неописуемый покой и почти трансцендентальное блаженство, сопоставимое разве что с тем сказочным состоянием, которое познаём мы, будучи плодом в утробе матери, и он надеялся, что отпуск этот придаст ему сил для нанесения решающего удара по оккупантам. Почему-то он всё не решался отдать этот приказ, хотя сделать это было необходимо — фашисты начинали здорово вредить его личной жизни. Своим поведением они безжалостно вторглись в его хрупкий внутренний мир, и теперь он постоянно вынужден был думать о том, как бы выиграть эту дурацкую войну, хотя думать об этом Сталин хотел меньше всего на свете. Будь его воля, он бы неделями не вылезал из гарема, а когда бы вылезал, то писал бы мемуары, которые — как он планировал — должны, просто обязаны были стать международным бестселлером! "Отец народов: автобиография" — именно так он планировал назвать сей монументальный труд. Но эта чёртова война разрушала все его планы, она мешала ему сосредоточиться на себе и заставляла думать о других. Кроме него, на космическом корабле "Москва" находились ещё пять человек, среди которых была и Лариса Бестужева, пухлая рыженькая наложница из его гарема. Эта девушка всегда нравилась Иосифу, и он никогда не делал ей больно. Сейчас Лариса спала у себя в каюте. Ещё сутки назад на "Москве" находилось на одного человека больше, но, заподозрив своего психоаналитика в работе на два лагеря, Сталин приказал выбросить того в открытый космос, с запасом кислорода на две недели. В конце концов, думал Иосиф, он может и выжить, нужно только как следует пораскинуть мозгами. Смекалка — вот что всегда отличало советского человека от буржуа.
Ещё один узкий коридор, ещё одна дверь, но на этот раз без стражи… Отворив её, Гитлер очутился в пещере, ведущей непосредственно к Великим Древним.
Великий Ктулху, он же Ктуле, пребывал в полудрёме; огромный, похожий на мутировавшего кальмара, он лежал на берегу подземного озера и громко и шумно дышал. Румас-Таня где-то отсутствовала — скорее всего, телепортировалась в какой-нибудь концлагерь для подпитки. В отличие от своих собратьев, она не имела обличия монстра, а выглядела как симпатичная девушка славянского типа. Собственно, тело это ей не принадлежало, на самом деле оно было своеобразной ловушкой, в которую заманили настоящего Румаса работающие на Гитлера маги из "Аненэрбе". Раньше это тело звали Таней, она была русской шпионкой, взятой с поличным два года назад, когда пыталась выкрасть секретную информацию из компьютера Бормана. Теперь, когда Румас находился в ней, его стали называть Румас-Таней, и он ничего не имел против. Питалась Румас-Таня энергией, выделяемой при казнях, тогда как Ктулху предпочитал пожирать своих жертв живьём. Дахау, Освенцим, Майданек — все эти лагеря были воистину царством беспросветного ужаса. Переносясь туда, Ктулху располагался в огромном подземном бассейне, а эссэсовцы сбрасывали туда десятки, сотни пленных…
Йог-Сотот, живые врата между мирами, как обычно висел в невидимом состоянии под потолком, распространяя вокруг себя невыносимое зловоние. Даже Ктулху и Румас-Таня в последнее время старались поменьше общаться с ним, поскольку старик совершенно выжил из ума. Втайне Гитлер посмеивался над их междоусобными распрями, хотя в их суть особо вникнуть не старался. Внешне Йог-Сотот напоминал большое колесо со свисающими по бокам щупальцами и исходящим из центра мертвенно-голубым сиянием.
