Дмитрий Подоляк - Велики Матюки
– Как? – переспросил изобретатель.
– Простодыр, – повторил альбинос. – Легко запомнить: у Чуковского был Мойдодыр, а это – Простодыр.
Кабинка почтительно поклонилась. Я шагнул навстречу Простодыру и распахнул дверцу. Внутри кабинки обнаружилась квадратная дыра в неопрятном дощатом полу и полурастерзанная книжица, всунутая в щель между досками. Многослойные гирлянды паутины укутывали углы кабинки снизу доверху. Больше внутри кабинки ничего не было.
– Я так и думал, – сообщил я, хотя, говоря откровенно, я все-таки рассчитывал увидеть внутри пилота или какой-нибудь механизм.
– Прошу прощения за беспорядок. Старуха дико неряшлива, – извиняющимся тоном сообщил голос, исходивший откуда-то сверху.
Я поднял голову, но не обнаружил там ничего, заслуживающего внимания. Я присел и заглянул под днище. Пара лап, похожих на страусовые, только более крепких, росла прямо из днища. Я выпрямился и прикрыл дверцу на щеколду.
– Чудеса! – произнес я.
– Пора бы уже и привыкнуть! – заметил доктор. – Ну что, как будем вытаскивать это чудище?
– Надо дерево согнуть, пусть за него хватается, – предложил изобретатель.
Сказано – сделано. Мы занялись спасением избушки: стали пригибать к ней ствол одной из берез, росших возле оврага. Простодыр пришелся кстати – мы использовали его в качестве стремянки. Кабан оказался совершенно бесполезен; поначалу он с начальственным видом путался у нас под ногами и пытался руководить нашими действиями, а потом и вовсе исчез под шумок. После нескольких неудачных попыток нам удалось согнуть ствол так, что избушка смогла ухватиться за него лапой и вытянуть себя из западни.
– Ребята, теперь мы – ваши должники! – благодарно сообщил Простодыр, когда избушка снова твердо стояла на ногах. – Как мне вас отблагодарить?
– А что ты можешь? – спросил доктор.
– Хотите, я спою для вас?
И, не дожидаясь нашего согласия, он залихватски проорал:
Wir sind geboren, Taten zu vollbringen,
zu überwinden Raum und Weltenall,
auf Adlersflügeln uns emporzuschwingen
beim Herzschlag sausender Motoren Schall.
Drum höher und höher und höher…[42]
Куплет был завершен таким душераздирающим йодлем, что нам пришлось позатыкать уши.
– А хотите, я для вас гопака спляшу? – с готовностью предложил Простодыр.
– Не надо, – поспешно отказался доктор. – Лучше ответь-ка нам на пару вопросов.
– О, вы попали по адресу! – воскликнул Простодыр и продолжил, понизив голос: – В избушке за печкой бабка прячет грибы всезнания. Тот, кто съест такой гриб, может получить ответ на любой вопрос!
– Я не буду больше есть никаких грибов, – заявил изобретатель. – Хотя бы и во сне.
– А я открыт экспериментам, – беззаботно сообщил доктор и направился к избушке, которая безучастно стояла в сторонке, по-журавлиному поджав под себя одну из лап. – Эй, как там тебя… У этой конуры имя есть или кличка какая-нибудь?
– Ее зовут Простодура. Но я ее дурой называю, потому как дура бестолковая она и есть, – ответил Простодыр и пнул избушку ногой. – Давай, дура, крутись, как положено – к людям передом, к лесу задом!
Избушка оперлась на другую лапу, повернулась к нам фронтоном и со скрипом присела, как приседает верблюд, чтобы принять на себя седока. Доктор полез вовнутрь.
– И не боится же, – угрюмо произнес изобретатель.
– Да брось ты, брат. Хуже, чем есть, уже не будет. А так, глядишь, узнаем, как отсюда выбраться, – сказал доктор и скрылся в избушке. Он долго возился внутри, чихал, ронял на пол какие-то тяжелые предметы, а Простодыр, заглядывая в окошко, направлял его действия. Наконец, доктор выбрался наружу.
– Ну и гадюшник, – проворчал доктор, отряхиваясь. – Столько хлама! Ребята, смотрите, что я нашел!
Доктор сунул руку в карман своей курточки и вынул из него кубик Рубика.
– А где грибы? – спросил я.
– А, да, грибы… – Доктор сунул руку в другой карман, достал несколько сушеных грибов и протянул нам. Мы взяли каждый по грибу и стали вертеть их в руках, рассматривать и нюхать. Я даже отважился осторожно лизнуть свой гриб.
– И как он называется, этот ваш гриб всезнания? – спросил я Простодыра.
– Друздь, – ответил Простодыр.
– Груздь? – переспросил я.
– Друздь, – поправил меня Простодыр.
– И что с ним делать?
– Как что? Скушать, конечно!
И мы скушали грибы всезнания. Даже изобретатель.
Глава восьмая
Распрекрасна жизнь в домах На куриных на ногах…
Владимир Высоцкий, «Лукоморья больше нет»
– Я, кажется, понял, как собрать идеальный гравимаген, – заявил изобретатель, когда закончилось действие гриба.
– А я видел, как выглядит пространственная модель Вселенной, – сообщил я.
– И как же она выглядит? – полюбопытствовал доктор.
– Как многомерная бутылка Клейна. Всего во Вселенной я насчитал одиннадцать пространственных измерений, только некоторые из них почему-то свернуты…
– Ты ведь говорил, что не можешь вообразить пространство с числом измерений больше трех, – заметил доктор.
– Сам удивляюсь… Ну, а у тебя что, дядя Вася?
– А я узнал, где искать Калинов мост, – объявил доктор.
– А может, ты узнал, где искать выход отсюда? – с надеждой спросил изобретатель.
Доктор отрицательно повертел головой.
– Может, выход там же, где и вход? – высказал он новое предположение. – Ну да, согласен, звучит глупо…
И тут меня осенило.
– Нам нужно искать червоточину, – заявил я. – Точку Перехода. Вот смотрите…
Я поднял прутик и принялся чертить им на земле.
– Это – бутылка Клейна. Видите: с первого взгляда кажется, что у нее две поверхности – лицевая и изнаночная. Но на самом деле у бутылки Клейна одна замкнутая поверхность. Вспомните коан про огурец! Так вот, есть два способа попасть из точки на лицевой стороне в ту же точку на ее изнанке. Или неопределенно долго двигаться в одном направлении, или проколоть поверхность насквозь и сразу оказаться на ее изнанке. А теперь давайте применим модель к нашему случаю – мысленно заменим поверхности бутылки Клейна на пространства…
Я оторвался от своего рисунка и взглянул на своих попутчиков. Оба брата смотрели на рисунок стеклянными глазами. Наконец, доктор замотал головой, а изобретатель безнадежно махнул рукой.
– В общем, я только предположил, что место, в котором мы сейчас находимся, – это изнаночная сторона нашего реального мира, тот самый мир эйдосов, о котором рассказывал дядя Вася, и нам имеет смысл поискать Точки Перехода, – торопливо подытожил я.
– А я все-таки считаю, что мы галлюцинируем, – заявил доктор. – Коллективно. И нам нужно просто расслабиться и ждать.
– Ждать нам придется в любом случае, – заметил изобретатель. – Ну, и где, Женя, нам найти такие Точки Перехода?
– Я не знаю… Но я думаю, вблизи таких Точек Перехода должны наблюдаться какие-то аномалии…
– Да тут все кругом – одна сплошная аномалия, – усмехнувшись, заметил изобретатель.
– Знаю я один такой Переход, – подал вдруг голос Простодыр, внимательно слушавший наш разговор. – Но это запретное место.
– Почему запретное? – спросил доктор.
– Есть легенда, что там, по ту сторону Перехода спят трое Великих и видят во сне все мироздание. А если их разбудить, наш мир исчезнет.
Мы многозначительно переглянулись.
– Ну и где он, этот Переход? – полюбопытствовал доктор. – Ты дорогу знаешь туда?
– А зачем вам? – насторожилась кабинка.
– Чисто академический интерес. Хотим убедиться в верности наших предположений, – ответил доктор.
– Ну, если так, покажу дорогу, – согласился Простодыр. – Я ведь все-таки ваш должник. Давайте забирайтесь в дуру!
Изобретатель взялся за угол избушки и толкнул ее. Избушка закачалась.
– А она сдюжит? – недоверчиво спросил он.
– Сдюжит, сдюжит, – уверил его Простодыр. – Она и не такое сдюжит.
– Кстати, а от бабки вы почему бегаете? – спросил я.
– В утиль она нас сдать хочет. Ей жилплощадь новую обещали в обмен, терем каменный. Сами понимаете, центральное отопление, мусоропровод, хорошее транспортное сообщение – кто перед таким устоит? Только нам что с того? Мы в утиль не хотим.
– Понятно.
И мы полезли в избушку. Внутри Простодуры действительно царил беспорядок. Углы избушки были увиты древними паутинами, черными от пыли и копоти. На закопченных стенах были развешаны пучки трав, какие-то траченные молью шкурки, связки сушеных мышей и лягушек. Единственным украшением избы была черно-белая репродукция Герарда Давида «Сдирание кожи с продажного судьи», старательно вырезанная из какого-то старинного, с ятями, журнала и обрамленная в корявую самодельную рамку. Часть избушки занимала неказистая печка. Из мебели в избушке были лишь две приземистые лавки вдоль стен и давно не мытый дубовый стол. В углах, под лавками и за печкой были свалены груды разнообразного хлама, среди которого, к своему удивлению, я обнаружил свои детские игрушки, которые считал навсегда утерянными.
