Дмитрий Подоляк - Велики Матюки
– Вряд ли это сон, – помолчав, ответил доктор. – Если бы это был сон, мы бы его начало не помнили. А я очень хорошо помню, как мы здесь оказались.
– Ну-ка, дядя Петя, ущипни-ка меня… Ай! Я же сказал – ущипни, зачем же ребра вырывать?
– Это я чтобы наверняка, чтобы никаких сомнений не осталось, – угрюмо ответил изобретатель.
– Послушайте, а может, она реальная ведьма, старуха эта? – предположил я, потирая бок.
– А что, может, и ведьма, – задумчиво проговорил изобретатель. – У нас тут на хуторах народ дикий живет. Кто его знает, чем они балуются. Может быть, и ворожит кто-то по тихой грусти.
– Неужели вы не понимаете, что она не могла быть из местных? – удивился доктор. – У местных совсем другой говор. А эта… Ницше цитировала. В подлиннике. Говорю же: проглючило нас. Давайте лучше вспоминать, что мы сегодня пили-кушали.
– Все домашнее было, высшего качества, – уверил изобретатель. – Картошка, овощи – все свое, со своего огорода, соленья мы с Зинкой сами готовили, а щука днем еще сама окуней жрала. Спиртное тоже свойское, да и не так много мы выпили…
– Все спиртное свойское? – уточнил доктор.
Изобретатель взглянул на брата и вдруг изменился в лице.
– О, че-е-рт… – пробормотал он и взялся за голову. – Эх, Зинаида-Зинаида! Говорил же, открой новый бочонок. Так она, натура хохляцкая… Мужики, у меня там в погребе несколько початых бутылок было. Сами понимаете, люди приезжают, с собой привозят, что-то остается… И между ними тот эликсир стоял, из поезда, ну, помните, я рассказывал. Я его специально в бутылку из-под виски налил, чтобы Зинка не выкинула. А она его цапнула, наверное, и в графин перелила. Вот нас и накрыло… Ну, что за жена, а? Прокуратура, а не жена! Ничего от нее не скроешь!
– Сам виноват, – строго заметил доктор. – Надо было прятать лучше. Что нам теперь делать? Это надолго?
– Да кто же его знает? В прошлый раз минут на пятнадцать всех делов было. А мы тут уже, считай, с час бродим. Наверное, тонкости какие-то в этом деле есть. Ну, ничего, рано или поздно мы обязательно должны будем проснуться! Вон Зинка моя придет и растормошит! – нарочито бодрым тоном заверил нас изобретатель.
– Ну, не знаю, – усомнился доктор. – А вдруг мы с дозировкой перебрали? И на самом деле мы втроем в коме лежим. Вот и придется нам шляться по этому лесу неизвестно сколько. Может, сутки, может неделю, а может и год. Еще неясно, с какой скоростью тут время идет.
– Мне нельзя долго в коме, мне во вторник статью надо Гоманову сдать, – встревожился я.
– И мне нельзя, у меня там иностранец валютный без присмотра, – обеспокоенно добавил изобретатель. – Давай, Вася, думай, как нам теперь быть? Ты у нас врач, в конце концов!
– Ну, знаете, вы слишком многого от меня хотите! – раздраженно ответил доктор. – Я гигиенист, а не нарколог! Откуда я знаю, как нам быть?
– И что же нам теперь делать?
Доктор ненадолго задумался.
– Я предлагаю ничего пока не делать, – предложил он. – Может, действительно, супруга твоя нас разбудит. Или тут начнется какой-нибудь кошмар, и мы проснемся.
– Хорошо, – согласился изобретатель. – Давайте ничего не будем делать.
Мы уселись на траву и стали ждать. Я закурил. Доктор неторопливо философствовал о бессилии современной академической науки относительно некоторых феноменов человеческой психики и даже признался, что он, как лицо, интересующееся подобного рода феноменами, в другое время был бы даже рад лично поставить несколько экспериментов с эликсиром, если бы только был более-менее уверен в отсутствии каких-либо нежелательных последствий для собственного здоровья и общественного блага. Но вот именно сейчас он совершенно не готов к такому повороту событий. Изобретатель, чувствовавший свою вину за происходящее, соглашательски поддакивал брату. Мне в голову вдруг пришла забавная мысль. А вдруг мы втроем действительно погрузились в мир этих самых эйдосов, о которых рассказывал доктор, – подумал я. – Значит, сигарета, дым которой я ощущаю вполне натурально, никак не может быть материальной вещью. В таком случае что происходит с реальной сигаретой в реальном мире, когда здесь, в мире образов я выкуриваю ее абстрактную суть? Да и сам я, кто я есть здесь и сейчас: цельный Евгений Гордеевич Соловей собственной персоной, моя собственная фантазия о себе самом или я присутствую здесь как некая абстрактная идея?
Мои размышления были прерваны шуршанием в зарослях малины. Я подумал, что это, должно быть, возвращается бабкина халупа, но я ошибся. Из малинника на поляну вытрусил уже знакомый нам секач-альбинос. В пасти он держал черный кожаный портфельчик. На мгновение мы замерли от неожиданности.
– Медленно отходите назад и прячьтесь за деревьями, – тихо произнес изобретатель. Он осторожно присел на корточки, протянул вперед ладонь, сложенную щепотью, и ласково забормотал:
– Патя-патя-патя-патенька… Патя-патя-патя-патенька…
Несколько секунд животное неподвижно стояло на месте и наблюдало за действиями изобретателя, склонив по-собачьи голову набок и подслеповато щуря свои маленькие красные глазки. Затем кабанчик опустил свою ношу на землю и сказал низким хрипловатым голосом:
– Хватит, Антоныч, дурью маяться. Там помощь ваша нужна.
– Как-как вы сказали? – переспросил опешивший изобретатель.
– Я говорю – помочь нужно! – повторил кабанчик.
– Помочь? Кому?
– Двум болванам. Тут рядом, – ответил кабанчик. Он подхватил зубами портфель и широким движением головы пригласил следовать за собой. Мы с изобретателем переглянулись и вопросительно посмотрели на доктора.
– Конечно, надо идти! – уверенно сказал доктор. – У меня только что возникла одна идея на этот счет! Там, куда он нас отведет, будет ключ к нашему возвращению домой. Пойдем, по пути расскажу.
Мы поднялись и последовали за животным. В нескольких словах доктор рассказал нам суть своей идеи. Он сравнивал происходящее здесь с сюжетом «Алисы в стране чудес» и проводил параллель между тамошним белым кроликом и здешним кабаном-альбиносом. Загадочная старуха с сигаретой виделась ему подобием кэрролловской Гусеницы, курившей кальян, а в самом ближайшем будущем он пророчил нам встречу с местным аналогом Болванщика и Мартовского Зайца.
– Вот увидите, – уверял нас доктор, – нас еще ждет череда приключений! Здесь будут бестолковые карты, королевский крокет и суд над Валетом бубён. И, в конце концов, когда мы объявим местным деспотам: «Вы всего лишь колода карт!» – мы тут же окажемся дома! Это как играть роль в спектакле с известным финалом. Так что, ребята, расслабьтесь и просто получайте удовольствие. Эй, уважаемый! – окликнул он альбиноса. – Кто у вас здесь за местного деспота? Уж не Пузиков ли? Я вижу, у вас в зубах его сумочка!
Альбинос молча покосился на доктора и невозмутимо продолжил свой путь.
– Я бы хотел просто оказаться дома. Без всяких приключений, – угрюмо проворчал изобретатель.
У меня были сомнения насчет правильности докторовой идеи, но ничего лучшего взамен я предложить не мог. К тому же мне тоже не терпелось узнать, куда нас ведет говорящий альбинос. К сожалению, задавать ему вопросы было бесполезно – пасть животного была занята ношей. Глядя на вихляющие мохнатые окорока нашего провожатого, я внезапно вспомнил о своем вчерашнем предположении, что объяснение подобного рода парадоксов может лежать в рамках теории множеств. Эта идея постепенно захватила меня, и я даже начал мысленно прикидывать постановку задачи и методы ее решения, но, увы, вынужден был прекратить свои размышления из-за того, что мы достигли места назначения.
Кабанчик нас не обманул: идти и в самом деле пришлось недалеко. Он вывел нас к глубокому оврагу, края которого поросли молодыми березами. На дне оврага подобно перевернутой на спину черепахе барахталась бабкина избушка, беспомощно подергивая задранными вверх когтистыми лапищами. Возле оврага растерянно топталась ее спутница – деревянная кабинка с дырочкой на двери. Когда мы приблизились к оврагу, кабинка издала что-то похожее на радостный возглас и засеменила нам навстречу.
– Это и есть те самые болваны? – озадаченно пробормотал доктор.
– Помогите! У нас тут трагедия! – взмолилась кабинка.
– Ну, после говорящего кабана говорящая уборная меня совсем не удивляет, – заметил изобретатель.
– Это Простодыр, – сказал альбинос, опустив свою ношу на траву.
– Как? – переспросил изобретатель.
– Простодыр, – повторил альбинос. – Легко запомнить: у Чуковского был Мойдодыр, а это – Простодыр.
Кабинка почтительно поклонилась. Я шагнул навстречу Простодыру и распахнул дверцу. Внутри кабинки обнаружилась квадратная дыра в неопрятном дощатом полу и полурастерзанная книжица, всунутая в щель между досками. Многослойные гирлянды паутины укутывали углы кабинки снизу доверху. Больше внутри кабинки ничего не было.
