Зверь (СИ) - "Tesley"

— А знаешь ли ты, что она означает? — недобро щурясь, поинтересовался Ричард.

Гилл развёл руками:

— Этого мне, вашмилость, ведать не положено.

Ричард повернулся к своим дворянам.

— Когда герцог Алва вернулся после победы в Варасте, — продолжал он тихо, — король Фердинанд отдал ему меч Раканов на вечное хранение. И эта эмблема – сердце, пронзённое четырьмя клинками – появилась на небе в ту минуту, как эр Рокэ взял меч в руки. Кеннет! — резко окликнул Дик пажа. — Ты был со мной тогда во дворце. Вспомни, что ты видел!

Кеннет Кохрани вскочил, растерянно моргая вмиг округлившимися глазами.

— Я… — забормотал он. — Я увидел… э-э…

Но Ричард не стал дожидаться ответа.

— Даркхэм! — воскликнул он. — Вы находились в отряде полковника Каллофена. Вспомните, как поразило вас тогда это небесное явление!.. Нед! — Дик повернулся к своему конюху. — Я разрешил тебе сопровождать нас, и ты стоял во дворе дворца, когда всё произошло! Расскажи всем – своим товарищам и господам, что ты увидел тогда!

Нед с достоинством поднялся с лавки.

— Я видал, как возникло четыре новых солнца, ваша милость, — уверенно ответил он, — а потом из них вышли мечи и пронзили солнце настоящее. Такое разве забудешь!

— Слышите? — яростно спросил Дик своих людей. — Спросите кого хотите: это видел весь город! Позовите любого человека с улицы – если он был тогда в Олларии, он расскажет вам об этом то же самое!.. Но когда я взял меч Раканов – эр Рокэ позволил мне это – не произошло ничего. Слышите, господа? Ничего. Я – Надорэа, Повелитель Скал. Я был в Гальтаре, я стоял на Холме Ушедших. Я знаю, что всё это означает. Эр Рокэ имеет право на власть – и по кодексу Олларов и по иным… по иным законам.

Ричард не сразу понял, что после его слов воцарилось полное молчание.

— Так кто же он, милорд? — спросил наконец Роберт Кохрани, поднимая глаза на своего герцога. — Кто такой герцог Алва?

— Тот, кто может провести Талиг через Излом, — ответил Ричард твёрдо. — И мы должны помочь ему.

В эту минуту в дверь гостиницы отчаянно забарабанили.

— Солдаты, солдаты! — кричали десятки голосов на улице. — Хозяин, сюда! Тащи пустые бочонки и что ещё у тебя есть! Нужно перегородить улицу!

Надорцы схватились за оружие, но оно не понадобилось: ни черноленточников, солдат Манриков на улице не наблюдалось. Вместо них по кварталу носился всадник с серыми лентами на рукаве, обезумевший, как Изначальная тварь.

— На Площади Цветов стреляют! — вопил он, размахивая факелом. — Манрики бросили гарнизон в атаку на дом Первого маршала! Вооружайтесь! Стройте баррикады! Все на защиту города!

Капитан Кохрани мгновенно принял на себя руководство обороной. Жители поволокли на северную и западную стороны квартала выломанные отовсюду балки, набитые землёй мешки, пустые бочонки и ящики. Все, у кого было огнестрельное оружие, заняли подходящие позиции на крышах домов. Ремесленники и мастеровые, опоясавшись старинными мечами и заткнув за пояс ножи, засели под прикрытием быстро растущих баррикад. Местный священник метался между своими прихожанами, раздавая им серые ленты, наспех нарванные из какого-то тряпья. «За короля-мученика!» — вопил он. Ричард также повязал себе на руку этот опознавательный знак. Сказал бы ему кто ещё месяц тому назад, что он напялит на себя ленту сторонника Дорака!

Однако нужно было отправить лазутчика на Площадь Цветов. Эта мысль пришла в голову Дику раньше всех. Разумеется, Роберт Кохрани не пришёл в восторг от его идеи, но на сей раз юный герцог не посчитался с его возражениями. Прихватив с собой Гилла, он решил пробраться по набережной до Рыбного рынка, а оттуда закоулками выйти к улице Мимоз.

Его план удался лишь отчасти: Ричарда остановили ещё на подходе к рынку. Здесь стало ясно: вся Оллария бодрствовала и вся Оллария торопливо перегораживалась цепями. Там, где проживали эсператисты и умеренные, подготовка к обороне шла полным ходом: шагая с верным Гиллом за спиной, юноша то и дело спотыкался о брёвна, пустые ящики, плетёные корзины и обитые кованным железом сундуки. У каждого укрепления был свой старшина; каждый квартал выдвинул своего капитана добровольцев. Периодически на улицах появлялись посланцы – святые отцы, разносящие манифест Фердинанда II и печатные листки с воззванием кардинала Сильвестра. Время от времени мимо Ричарда проносились всадники, выкрикивающие новости и зовущие к сопротивлению. Ничтоже сумняшеся, Ричард выдал себя за дальнего родича графа Маллэ. Он рассудил, что, как брат своих сестёр, имеет на это право: разрешил же он графу стать их опекуном! Прикрываясь мнимым родством, юноша сумел добраться вплоть до улицы Каштанов, шедшей параллельно улице Мимоз. Тут-то ему и удалось выяснить, что происходит.

Граф Манрик, видимо, всерьёз опасавшийся кэналлийцев, совершил огромную глупость: под покровом темноты он решил обложить особняк Ворона отрядами городской стражи. Солдаты, до того проявлявшие миролюбие, внезапно полезли на рожон и попытались силой прорваться на улицу Мимоз. Здесь они наскочили с одной стороны – на людей Хавьера Марено, капитана личной охраны герцога Алвы, и на рея Хуана Суавеса с вооружёнными слугами – с другой. Завязалась перестрелка. Трудно сказать, чем бы она окончилась, если бы кэналлийцы не сообразили перегородить выходы на улицу с Площади Цветов всевозможным хламом, подав тем самым пример остальным жителям столицы. Защищённые баррикадами, они поливали солдат гарнизона таким плотным огнём, что те были вынуждены отступить и прижаться к домам на противоположной стороне. Оттуда на их головы незамедлительно посыпались цветочные горшки, глиняные кувшины и ночная посуда во всем содержимым. Мужчины повыскакивали из-за ворот и набросились на солдат с дубинами и ножами. Полковника Мевена огрели оглоблей; лейтенанта Дюара́на полоснули клинком по правому плечу, прорубив его до кости. Не слыша команд, солдаты гарнизона начали бросать оружие и разбегаться, крича противникам: «Кэналлоа – друг! Кэналлоа – друг!». Капитан Марено, заметив перелом в настроении противника, решил отправить гонца кардиналу, но к этому времени стрельба уже переполошила полстолицы.

— Пора строить баррикады! Манрики хотят убить нас! — вопили со всех сторон. Студенческая молодёжь, как раз подтянувшаяся с южного берега Данара, с удовольствием полезла в драку: школяры принялись забрасывать солдат камнями, вывернутыми из мостовой, воя по-кошачьи, как это было у них в обычае.

Подобраться к особняку Ворона Ричарду так и не удалось: к моменту его появления доступ к улице Мимоз перекрыли целых три баррикады. Дик попытался дозваться до рея Суавеса, но безуспешно: тот предпочёл не узнавать его голос. Пришлось возвращаться назад несолоно хлебавши. Но юноша хотя бы уверился: штурм Багерлее, если и состоится, то никак не сегодняшней ночью.

В квартале святого Андрея было по-прежнему тихо: лигисты-черноленточники, очевидно, были несколько сбиты с толку демаршем гарнизона и проповедью кардинала, призвавшего их направить свои усилия в другую сторону. Зато бо́льшая часть столицы ликовала, опьянённая собственным мятежом. Повсюду сплетничали, что полковник Ансел, потрясённый-де народным сопротивлением, якобы потребовал от тессория отдать приказ увести солдат в казармы.

На рассвете, однако, ликование сменилось тревогой.

— Резервная армия! Резервная армия! — кричали на улицах. — Кавалерия входит в Ворота Роз!

Это была правда. Передовые конные части Резервной армии вступили в город с севера и почти беспрепятственно дошли до самого Ружского дворца, благо улица Святого Стефана уже лет триста являлась самой широкой в городе. Оттуда один эскадрон отправился на площадь святого Адриана – ту, что располагалась перед зданием ратуши, второй – к Собору Святой Октавии, а третий – к Королевскому Суду. Четвёртый остался у дворца, где, по слухам, засел сам тессорий и его огрызок Тайного Совета. Таким образом весь центр столицы был взят ими под контроль.

Ричарда терзали нехорошие предчувствия. Не в силах справиться с собой, он вызвал Рамиро: если литтэн ощущает опасность, его поведение подскажет, откуда её ждать. Рамиро не подвёл: вцепившись зубами в полу Диковой одежды, он потащил хозяина за собой к набережной.