Зверь (СИ) - "Tesley"
Сильвестр наудачу обратился к смущённому экстерриору.
— Послушайте, граф, — проговорил он как можно убедительнее, — неужели в таком опасном положении вы готовы передать власть в руки бессовестных интриганов и предателей? Вы же понимаете, что означает признание прав сына Катарины Ариго!
Экстерриор вздрогнул и поднял на кардинала мрачный взгляд.
— Господа, — неторопливо произнёс он, словно взвешивая каждое слово, — я хотел бы рассказать вам… М-м… — Сильвестр в ужасе уже ожидал очередной притчи, но Рафиано со вздохом продолжил совсем просто: — Я хотел сказать вам, что в нынешних обстоятельствах мы должны признать этот манифест. В такой критический момент нужно думать только о благе государства. Герцог Алва – наследник короля по завещанию Франциска I. Наш долг – немедленно освободить его.
— Никто не имеет на это права! — выкрикнул тессорий. — Король ещё жив!
— Значит, мы все должны попросить короля о его освобождении, — спокойно ответил Рафиано.
— Его величество кончается! — торжественно объявил мэтр Марон из глубины Большой опочивальни.
Сановники поспешно бросились из бывшего Орехового кабинета к одру Фердинанда II. Здесь уже собрались все придворные; святые отцы, прибывшие из Собора Святой Октавии со свечами, елеем и святой водой, помогали отцу Урбану. Взбудораженный двор, несмотря на трагичность минуты, гудел как туго натянутая струна. Один только Фердинанд, укрытый до подбородка роскошно вышитым покрывалом, тяжело дышал и уже ни на что не обращал внимания.
Сильвестр занял своё место рядом с королевским ложем и присоединился к хору молитв. Граф Манрик, пристроившись у него за плечом, не преминул ядовито шепнуть ему в самое ухо, вероятно, припомнив недавние слова короля:
— Это вы его убили, ваше высокопреосвященство!
«Ничего, — думал Сильвестр, ощущая ноющую боль то ли в сердце, то ли в душе: — Ничего: хотя бы на сегодняшний день я ещё переживу его».
Мэтр Марон согнулся над постелью и положил свои пальцы на запястье короля; его помощник встал рядом, держа наготове маленькое зеркальце. Натужный сип, вырывавшийся из горла несчастного Фердинанда, становился всё реже и тише. Придворные наконец замолчали, проникнувшись близостью смерти. Кардиналу бросилось в глаза расстроенное и растерянное лицо юного герцога Окделла, стоявшего в первых рядах. Отец Урбан вполголоса начал читать отходные молитвы. Сильвестр хотел было присоединиться к нему, но у него не повернулся язык, почему-то налившийся каменной тяжестью.
Тяжёлое дыхание Фердинанда стихло окончательно. Мэтр Марон на секунду распрямился и, взяв у своего помощника зеркальце, поднёс его к губам короля. Он держал его, как показалось кардиналу, очень долго, никак не меньше полминуты. Затем первый медик выпрямился и произнёс самые страшные слова, которые слышал Сильвестр в своей жизни:
— Король скончался.
___________________
[1] Глас народа – голос Божий (лат).
Глава 4. В который час не думаете. 4
4
Фердинанд II скончался 15 дня Осенних Ветров 399 Круга Скал, в два часа и сорок семь минут пополудни. С ним угасла целая династия. Пророчество исполнилось: Олларам был отпущен всего один круг. Четыреста лет назад, в каком-то отупении чувств подумал Дик, глядя в измученное лицо мёртвого короля, Алан Святой умер, воспротивившись пришлому завоевателю, а сегодня последний Окделл искренне сожалеет о последнем Олларе, одиноком и несчастном человеке.
— …Но королевская власть не умирает, — врезался в его размышления голос кардинала: оказывается, Дорак воспользовался моментом и уже начал что-то говорить. — Человек или династия угасают, но принцип продолжает существовать. Не печальтесь, дети мои: король Талига жив и здравствует! Согласно закону и последней воле усопшего государя его преемником является Рокэ, герцог Алва. Позвольте зачитать вам манифест.
Дик с тупым удивлением слушал, как умирающий Фердинанд II признал детей Катарины Ариго бастардами, а своим наследником – правителя Кэналлоа Рокэ Алву.
Неужели теперь монсеньор взойдёт на трон? Если правда то, что виделось Дику в Лабиринте, то власть вернулась к тому, кто имеет на неё полное право…
— Да здравствует король Рокэ Первый! — возгласил Дорак, закончив чтение.
Дик не успел стряхнуть с себя задумчивость. В этом он оказался отнюдь не одинок: большая часть присутствующих явно не поспевала за новостями. Поэтому в ответ на здравницу последовала короткая пауза, сменившаяся жидким разноголосым хором, больше похожим на смутное лесное эхо:
— …авствует… ервый…
— Я протестую, ваше высокопреосвященство! — тут же выскочил Главный церемониймейстер, как закатная кошка из-за угла. — Даже если отвлечься от того, каким путём вы добыли этот манифест, все мы слышали слова покойного короля: герцог Алва отрёкся от права на престолонаследие! Да, господа, — обернулся он к придворным: — герцог Алва отрёкся – отрёкся, слышите!
— Да-да, так сказал сам король! — наперебой заговорили тессорий и геренций. — Алва отрёкся!
«А ведь и в самом деле!» — едва не хлопнул себя по лбу Ричард. — «Король говорил, что эр Рокэ предложил ему сделку в обмен на жизнь королевы…».
Но если не Алва, то кто же?
— Неужели это правда? — шепнул удивлённый Роберт Кохрани, капитан его личной охраны, протиснувшийся в опочивальню следом за своим герцогом и вставший у него за плечом.
Дорак, недобро прищурившись, вполоборота повернулся к Фридриху Манрику.
— Вот как? Герцог Алва отрёкся? Может быть, вы соблаговолите предоставить какое-нибудь подтверждение ваших слов, господин Главный церемониймейстер? Может быть, вы располагаете официальным документом? А если так, то где же он?
— Вы уничтожили его! — завопил престарелый геренций в сильном возбуждении, изо всех сил выталкивая у себя из-за спины какого-то человека в скромном тёмном платье, упирающегося, как мул под кнутом погонщика (упрямец показался Дику смутно знакомым). — Господин Брезе собственными глазами видел, как вы разорвали письмо герцога Алвы и сожгли его в камине!
Господин Брезе, выброшенный на авансцену чужими руками, тут же мышью нырнул обратно за спины сановников, не издав ни звука. Дорак холодно усмехнулся.
— Ваш свидетель слишком ретив, господин геренций, — презрительно заметил он. — Но если Рокэ Алва и впрямь отрёкся, как вы говорите, он не замедлит подтвердить это лично. Я сейчас же пошлю за его величеством!
— Герцог Алва государственный преступник и узник Багерлее! — громко провозгласил тессорий, возмущённо выдвигаясь вперёд всем своим внушительным телом. — Наш новый король – Карл Четвёртый Оллар, да хранит его Создатель! Да здравствует его величество!
— …а-авствуе-е… — ещё невнятнее повторило растерянное эхо: придворные, военные и слуги вертели головами от кардинала к Манрикам и обратно.
Дорак вытянул шею по направлению к тессорию, как старая любопытная черепаха, и вкрадчиво спросил, поблёскивая умными колючими глазами:
— Как понимать то, что вы сейчас произнесли, дорогой граф? Нашего возлюбленного государя Фердинанда II убили – убили заговорщики-эсператисты! Но ради чего? Кто стремился любой ценой избежать суровой, но справедливой кары? Ответ известен – Катарина Ариго, изменница, прелюбодейка и тайная эсператистка, вдохновительница всех эсператистских заговоров против чести и жизни его величества! И вы осмеливаетесь говорить о её ублюдке как о Карле Четвёртом, граф? Уж не причастны ли вы к преступлению, чудовищность которого потрясла сегодня всех, и не собираетесь ли теперь воспользоваться его гнусными плодами?
Манрик побагровел и выпучил глаза, не находя нужных слов для отрицания столь страшного обвинения. Его сын задыхался от негодования. Глядя на них, Дик готов был поклясться, что намёк Дорака – гнусная ложь, но слово – страшное оружие: выпущенное в нужное время, оно способно бить навылет, как пуля.
Дорак немедля воспользовался достигнутым преимуществом.