Зверь (СИ) - "Tesley"

Может быть, даже сегодня.

Озноб, не имеющий ничего общего с предзимним холодом, пробрал Дика до костей.

Но Рокэ ничего не скажет ему. Он явно убедил себя в том, что сумеет справиться с Изломом в одиночку.

«Не слишком ли много вы берёте на себя, монсеньор? — раздражённо спросил Дик у отсутствующего Ворона. — От вас зависит жизнь всех и каждого, и из-за вас она сейчас повисла на волоске! А вы – что делаете вы? Дурачите судьбу? Глупо. Я знаю, что грозит нам на этом Изломе. Я Повелитель Скал. Поздно прятать меня под юбку, как делала матушка».

Отсутствующий Ворон ничего не ответил, и Дик досадливо вздохнул. Какая несправедливость! Понимать всё – и сидеть на задах сражения сложа руки! Здесь он даже ничего не узнает, если возникнет какая-нибудь непредвиденная опасность!

Ворону ничего невозможно втолковать. Он только отмахнётся, как отмахнулся вчера от догадки о Звере.

А между тем кто из них двоих разговаривал с самим Ринальди Раканом? Кто напомнил Одинокому о его прошлом? Он, Ричард Окделл! И замыслы Каталлеймены тоже первым выяснил именно он. И кому, как не последнему Окделлу, знать: горькая обида и жажда мести – это чувства, которые питает раненое человеческое сердце.

Но у Ринальди Ракана больше нет сердца. Его заменил огонь Этерны, подаривший ему бессмертие – так же, как и Каталлеймене, которой Ойдма отдала в дар частицу пламени, делавшее Ушедших богами. Разве одинокий путешественник, которого Ричард встретил в убогой гостинице в Бредоне, жаждет мести? Разве не сказал он сам, что его человеческая память сгорела много кругов тому назад? Разве не стал он теперь хранителем миров Ожерелья?

«Я не могу вам позволить разрушить Кэртиану, — заявил он тогда. — Не так быстро».

Одинокий способен снять проклятие, которое четыре круга назад наложил Ринальди Ракан. И разве пристало ему, почти богу, сводить старые человеческие счёты? Если Ричард Окделл простил Рокэ Алве смерть родного отца, разве не может простить предок ни в чём неповинного потомка своего давно погибшего брата?

А если нет?.. Ведь древние боги мстительны. Вечная жизнь и великодушие – разные вещи. Достаточно вспомнить Каталлеймену, Оставленную Сестру смерти, которая не забыла и не простила ничего. Вдруг Одинокий, выяснив свою человеческую судьбу – а это не сложно, ведь история Ринальди Ракана описана множество раз! – ощутит прежнюю ярость и обиду? В бытность свою человеком он не отличался кротким нравом. Огонь Этерны погас, сказал он тогда. Значит, Кэртиане в любом случае суждено погибнуть. Так не всё ли равно когда – с точки зрения почти бессмертного существа? Если Одинокий вторично проклянёт мир, когда-то проклявший его самого, то Кэртиана и эр Рокэ будут обречены.

А ведь это он сам, Ричард Окделл, герцог Надорский и Повелитель Скал, посоветовал Одинокому узнать своё человеческое прошлое!..

— Милорд! — ворвался в омрачённое сознание юноши голос капитана Кохрани. — Разведчики докладывают, что конница регента атаковала мятежников.

— А эр Рокэ? Он жив? — воскликнул Ричард, весь во власти своих переживаний.

Роберт Кохрани посмотрел на своего господина с удивлением, близким к замешательству.

— Трудно судить на таком расстоянии, милорд, — ответил он осторожно, — но, по-видимому, с герцогом Алвой всё в порядке. Алатская кавалерия отступает к Эр-Эпинэ.

Дик кивнул, переводя дух.

— А что наши друзья в ельнике? — спросил он.

— По-прежнему сидят там: ещё не обнаружили нашего присутствия. Слепые, как кроты, клянусь моей перчаткой! Но мы с капитаном Энрикесом полагаем, что пока не время их трогать.

— Хорошо, — рассеянно согласился Дик. — Я принимаю ваш совет.

…Только Одинокий способен снять проклятие с эра Рокэ. Нужно убедить его отказаться от мести за прошлое – любой ценой. Должно же существовать нечто, ради чего даже Одинокий готов забыть старые обиды! Он, Ричард Окделл, надоумил Ринальди Ракана узнать свою историю. Стало быть, ему и предстоит найти то, ради чего Ринальди Ракан готов будет забыть её снова.

Но где его искать? Ричард так много размышлял об этом – с самого Надора, когда не знал ещё о смерти матушки! – так долго всматривался в темноту и камни вокруг! Он пробовал вызвать перед своим мысленным взором Сердце Зверя – алую ройю, которая помогла ему в Бредоне увидеть и узнать Одинокого. Тщетно. Золотоволосый человек с кошачьими глазами не появлялся больше – или не позволял Ричарду больше себя увидеть. Он пропал.

Оскорблённый своим человеческим прошлым, Одинокий наверняка покинул Кэртиану.

Ричард испортил своим советом всё! Почему, почему, он вечно делает всё не так?!..

Сорочье стрекотание ворвалось в горячку его мыслей. Ричард машинально схватился за кинжал: этот тревожный крик был условным сигналом, о котором они договорились с Гиллалуном. Его телохранитель возвращался, выполнив данное ему поручение – насколько успешно ещё предстояло узнать.

На небольшую поляну, где сгрудились надорцы, выскочил пожилой крестьянин в серой дерюге. Его шляпа съехала набекрень, обнажив встрёпанные седые волосы; старик судорожно хватался за сердце и ловил ртом воздух. Несмотря на совершенно непотребный вид, Ричард мгновенно узнал кардинала Левия – замученного, как загнанная лошадь, и едва держащегося на ногах после тайного бегства из Эр-Эпинэ.

— Святой Алан! — воскликнул потрясённый юноша, быстро слезая с Соны. — Это вы, отец мой! Пожалуйста, обопритесь на меня.

Левий, с трудом переводя дух, всем телом привалился к Ричарду, дрожа с ног до головы.

В это мгновение на поляне появился его спаситель: Дув Гиллалун собственной персоной, без плаща и без шляпы, зато с кулем под мышкой – туго увязанным, размером со взрослого человека. Куль брыкался, причём довольно энергично. Надорцы и высунувшиеся из кустов кэналлийцы смотрели на него во все глаза.

Натужно покряхтывая, Гиллалун сгрузил свою ношу на землю, причём из-под его подмышки высунулась чья-то голова, недовольно мычащая. Говорить связно ей мешал платок, засунутый в рот.

Больше всего Дика потрясло поведение Левия. Оторвавшись от своего духовного сына, кардинал сделал пару неверных шагов к кулю-головастику и произнёс тоном глубокого раскаяния:

— Достойнейший брат мой… Frater meus…

Куль возмущённо замычал, судорожно дёргаясь из стороны в сторону.

— Да развяжите же вы его! — не выдержал Левий, обращаясь к Гиллалуну. — Теперь он уже никуда не сбежит.

Ричард, ничего не понимая, кивнул Гиллу. Тот послушно принялся разматывать дерюгу, из-под которой показалась богатая чёрная сутана из плотного шёлка и сияющая ройями серебряная эспера. Последним Гиллалун выдернул платок, игравший роль кляпа. Священник брезгливо сплюнул его, весь перекосившись.

— Оскар! — невольно воскликнул Ричард, вытаращив глаза.

Пленник повернулся к нему, и Ричард сразу увидел, что сходства было не так уж много, разве что в нижней части лица. Рот и подбородок выражали то же самоуверенное упрямство, что и у генерала Феншо-Тримейна, но высокий лоб, узкие губы и острые скулы выдавали ум, хитрость и осторожность, присущую прирождённым интриганам и некоторым служителям церкви.

— Достойнейший брат мой… — повторил кардинал Левий расстроенно и виновато. — Умоляю вас простить меня. Но ваша жизнь драгоценна для будущего примирения наших церквей, и посему я…

— Я уже сказал и повторяю: ни один Феншо или Тримейн не признают герцога Алву королём или регентом! — отрезал епископ Риссанский, с трудом поднимаясь на ноги.

Гиллалун, стоя за спиной своей жертвы, приподнял кулак, безмолвно вопрошая своего господина: не стоит ли оглушить говорливого епископа от греха подальше? Ричард в ужасе замотал головой.

— Признание не означает согласия с политикой, брат мой, — продолжал увещевать Левий, не замечая происходящей рядом пантомимы. — Вспомните хотя бы Дорака! Он всегда поступал по собственному усмотрению, не считаясь ни с герцогом Алвой, ни даже с желаниями монарха. А вы, говоря без ложной скромности, способны стать вторым Сильвестром и даже больше…