Новое назначение (СИ) - Васильев Андрей Александрович
— И продавщиц, — расширив глаза, добавила Ревина. — Всех!
— Звучит жутковато, но разумно, — признал Лев Аронович. — В таком случае администрация больницы никак вам воспрепятствовать не могла. Да! Может, пообедаете?
— А что нынче подают? — мигом подхватилась Елена.
— Гороховый суп, пшенку с треской и кисель, — с достоинством ответил доктор.
Олег бы откушал и то, и другое, и третье, да еще и добавки попросил, но увы, Ревина так скривила лицо после упоминания горохового супа, что сразу стало ясно — накрылся обед. То ли не любила она его, то ли какие-то неприятные воспоминания с этим блюдом у нее были связаны. Да и Францев не горел желанием тратить время, потому вскоре «четверка» с сотрудниками покинула территорию больницы.
— И все-таки одно мне непонятно, — не смог удержать Олег в себе мысль, которая начала вертеться в голове сразу после того, как Францев зачитал описи.
— Что именно? — вместо начальника отчего-то ответила Ленуська.
— Как серьги так быстро меняли владелиц? Тем более что тут еще и не все из них лежат, какие-то в Сербского находятся. А временной лаг невелик — каких-то полтора года. Интервалы маленькие совсем выходят.
— Хороший и умный вопрос, — похвалил подчиненного Францев. — Исчерпывающе точно я тебе не отвечу, но предположить могу. Сразу отметаем сказки в стиле Толкиена. Эти серьги не кольцо всевластия из книжки, своей волей они не обладают и хозяев не выбирают. Но есть еще один общий определяющий признак, который ты не мог не заметить. Скажи-ка мне какой?
— Да, скажи! — поддакнула сзади Ревина. — Я вот знаю!
— И я тоже, — пожал плечами Ровнин. — Все пострадавшие военные.
— Именно, — благожелательно кивнул Аркадий Николаевич. — А военные, Олежка, каста. Всегда так было и всегда так будет. И каста эта сегодня в не меньшем загоне, чем мы, милиция или Лева со своим домом скорби. Денег нет, сокращения, везде бардак. В Москве и на границе еще туда-сюда службу нести, а в дальних гарнизонах такое творится — лучше вам не знать. И никто из пострадавших в эти гарнизоны попасть не хочет, а между тем после столь громкого инцидента подобное запросто может случиться. У кадровиков ведь всегда стоит очередь из желающих занять свободное место в столице. Хоть какое, лишь бы лишь бы. И на тебе — такой повод. Ну да, сам офицер ни при чем вроде, но если толковый кадровик правильно все раскрутит, то запросто из мухи слона сделает. Вот и шли серьги спешно в продажу по сходной цене для того, чтобы дело развалить. Ну или вообще прикрыть. Сами же знаете, как подобное делается.
— Мы — нет, — мигом заявила Лена. — Да, Олежка?
— Да-да, — подтвердил юноша. — То есть — нет-нет.
— Ну, а поскольку военные — это каста, то и продавали серьги они своим же. Знакомым, знакомым знакомых и так далее. И все начиналось по новой. Конечно, если задасться целью, можно проследить каждый переход предмета из рук в руки, но зачем? Ничего уже не изменится. Тут важен главный факт — выявили? Выявили. Изъяли? Изъяли. Остальное — частности, которые нам безразличны. Хотя понять, откуда ноги у этих сережек изначально растут, обязательно нужно, потому мы сейчас подъедем к кое-кому, кто в таких вещах сведущ. Еще вопросы?
— А такую штуку можно как-то… — Олег запнулся, потому что не сразу подобрал нужное слово. — Нейтрализовать?
— Можно. Но уже нельзя. Елена верно сказала — подобные вещи по зубам только обладателям узкой специализации, таким, которые могут проникнуть в самую глубь явления, достучаться до, условно говоря, души предмета. Имя им — Хранители кладов. А что случилось с последним из них, ты сам знаешь. Так что лежать сим серьгам в нашем хранилище, где они никому навредить точно не смогут, до той поры, пока новый Хранитель в Москве не появится. У меня и шкатулочка для них имеется. Эйлер, что в шестидесятых годах отделом руководил, сильно дружил с начальником оперчасти одной колонии в Ростовской области, а подопечные этого «кума» для нужд народного хозяйства разные изделия из дерева клепали. Вот Лев Арвидович и заказал тысячу шкатулок разных размеров, как раз для подобных нужд. Очень ему качество и цена понравились. Им — план и премия, а нам этих запасов еще лет на пятьдесят хватит, если не больше. Тем более что и уже занятые шкатулки нет-нет да и освобождаются.
— Забавно, — признал Ровнин. — И еще вопрос можно?
— Какой у тебя пытливый ум, Олежка, — то ли в шутку, то ли всерьез заметила Ревина. — Если тебя не убьют, то точно я спор у Баженова выиграю.
— Спрашивай, — разрешил Францев.
— Почему эти серьги только сейчас сработали? До того ведь ничего подобного не происходило. Просто Либман раньше бы заметил, с его бдительностью.
— А самому подумать? — осведомилась у него Елена, особо не скрывая нотки язвительности.
— Ты сейчас неправа, — осек ее начальник. — У него не все вводные в наличии. Понимаешь, Олег, я на девяносто девять процентов уверен, что проклятие на предмет вольно или невольно наложила женщина. И действует оно только на них же.
— Понял! — мигом сложил имеющиеся факты в голове Ровнин. — То есть, как вариант, серьги долго хранились у какого-то коллекционера-мужчины и лежали себе там спокойно, никому не вредя.
— Именно. А после этот условный коллекционер умер, наследники шустро добро распродали, и какой-то более-менее зажиточный военный, например, из снабженцев, в порыве доброты или во искупление вины приобрел жене в подарок эту бомбу замедленного действия. Как-то так все, скорее всего, и случилось. Нет, хорошо в Москве в выходные. Считай уже приехали.
Точкой назначения на этот раз оказался небольшой магазинчик в центре города, расположенный в здании дореволюционной постройки и снабженный вывеской «Антикваръ». Именно в него уверенно и зашел Францев после того, как припарковал машину. Ну, а молодые люди, естественно, последовали за ним.
Глава 19
Внутри лавки было сумрачно, тихо и пахло то ли пылью, то ли старыми красками, которыми были нарисованы десятки картин, висящих на стенах, то ли и вовсе временем. И — безлюдно, никто не пожелал сегодня глянуть ни на шкатулки с эмалевыми картинками, ни на старинные книги, ни на иконы с грустными ликами разнообразных святых.
Впрочем, звон колокольчика, висящего над дверью, незамеченным не остался. Откуда-то из задних помещений лавки в небольшой торговый зал выбежали два невысоких старичка, одетых по моде чуть ли не полувековой давности.
— Добрый день, — сказал один из них, сухенький, с лицом, похожим на печеное яблочко. — Что желаете, молодые люди?
— Что можем вам предложить? — поддержал его второй, который был пощекастее.
— Консультацию, — ответил Францев. — Мое почтение, господа антиквары.
— Аркадий Николаевич! — всплеснул руками щекастый. — Не признал, грешен!
— Да ничего, — усмехнулся начальник отдела. — Случается.
— Здрасьте, — поприветствовал старичков и Олег.
— Добрый день, — сказали в унисон старички.
— Наш новый сотрудник, — представил юношу Францев, — Олег Ровнин, прошу любить и жаловать, а если попросит помощи — не прогонять.
— Очень рады, очень рады! — затараторили владельцы лавки.
— А это, Олежка, два специалиста экстра-класса по части антиквариата, равным которым в Москве нет. Да что в Москве — в России!
— Ну уж! — засмущался щекастый старичок — Это вы уж хватили, Аркадий Николаевич.
— И правда, — поддержал его приятель. — А Хацман? А Вербицкий? Ну и Шлюндт, наконец. Вы же его знаете?
— Шлюндт, — повторил за ними Францев, причем в голосе его приязни явно не имелось. — Знакомы, не без того.
— Да-да, — закивали антиквары, — Карл Августович уже несколько лет как вернулся в первопрестольную. Так он нам фору, пожалуй, даст. Особенно в части бриллиантов, тут ему равных нет.
— Ну, у меня своя точка зрения на этот счет. Не в смысле бриллиантов, а… Впрочем, неважно, — возразил Аркадий Николаевич. — Да, Олег, совсем забыл представить тебе этих достойнейших господ. Вот Вениамин Ильич. А это — Михаил Игнатьевич.
