Роман Афанасьев - Дикая Охота
Она не ответила, только фыркнула — совсем по-собачьи. То ли от возмущения, то ли от злости. Кобылин не стал разбираться. Он толкнул дверь, над которой зазвенел колокольчик, и шагнул за порог — в сумерки, что нависли над холодным и злым городом.
* * *Диван оказался на редкость скрипучим — стоило Кобылину, лежавшему на старых потертых подушках, хотя бы шевельнуть рукой, как видавшее виды деревянное чудовище разражалось протестующими воплями. И каждый раз охотник, державший на коленях ноутбук, вздрагивал от этих пронзительных звуков, что ассоциировались у него с криком раненой баньши. Древнее барахло на ножках прекрасно вписывалось в общую картину разрухи, царившей в обшарпанной однокомнатной квартире, снятой Алексеем на месяц. Ремонт тут не делали со дня постройки дома, мебель тоже не менялась. Обои местами отлетели от стен и висели лоскутами. Искусственный палас, когда-то красный, приобрел серо-буро-малиновый оттенок и напоминал скорее жертву какого-то химического эксперимента, чем ковер. И все же здесь, в этой однокомнатной халупе, Кобылину нравилось. Она напоминала ему о доме — о той родной квартире, что выгорела дотла после атаки веревольфов. О том доме, куда он не рискнул вернуться, опасаясь нового нападения. Сейчас, после полугода ночевки в подвалах и коллекторах, он чувствовал себя королем, захватившим замок. И этот старый диван казался ему мягче самой роскошной королевской перины.
Кобылин захрустел клавишами, набивая в строке браузера новый адрес, и диван под ним тут же отозвался возмущенным скрежетом. Тяжело вздохнув, Алексей сполз на пол и сел прямо посреди комнаты, по-турецки скрестив ноги. Здесь, внизу, сигнал беспроводного Интернета из соседней квартиры был хуже, но можно было и потерпеть. Ему, в конце концов, не кино из Сети качать.
Не слишком удачный поход в клуб заставил Кобылина задуматься. В другое время он, пожалуй, напился бы до синих чертей, чтобы развеять грусть. Но теперь, в этой новой жизни, его мутило от одного только запаха алкоголя — он неразрывно был связан с кровавым месивом из того первого дела, когда погибли Фродо и Сэм. И с оборотнями. Поэтому Алексей забился в свое новое логово, отключил телефон и проспал половину суток. А проснувшись, хорошенько вымылся, сделал малый комплекс упражнений и взялся за работу.
Оборотни. Вот что его интересовало сегодня. Как и чем они живут, почему они такие, какие есть, сколько их в городе и чем они занимаются. Полистав свои записи, Кобылин с сожалением заключил, что его знания о веревольфах крайне скудны. Все, что он знал, — как их уничтожать максимально быстро и надежно. На этот вопрос охотник мог ответить быстро и обстоятельно, а может, и диссертацию написать. Но их образ жизни, цель существования и происхождение оставались для Кобылина загадкой.
Убедив себя, что это необходимая информация для более успешной охоты, Алексей принялся вылавливать драгоценные крохи знаний из общедоступных источников. И из не общедоступных. Старая тетрадь Гриши, что служила ему своеобразной библией, была изучена еще раз. Собственные записи, наконец, рассортированы и приведены в порядок. И все же, как Кобылин признался самому себе, толку от этого было не так уж много.
Задумчиво поглядывая на экран порядком потрепанного ноутбука, Алексей лениво тыкал пальцем в клавишу, перелистывая страницы браузера. В Интернете очень много информации о перевертышах, оборотнях, волколаках, веревольфах, и цена ей — грош. Сайты, форумы, конференции, фан-клубы — всего этого в избытке. Больше пишут только о вампирах, правда, с тем же результатом. Все это вымысел, не имеющий отношения к реальной жизни. Даже самые полезные ресурсы — форумы, на которых порой бывали настоящие охотники, не принесли пользы. После развала команды «Два Нуля», что объединяла многих людей, причастных к изучению изнанки города, централизованное общение прекратилось. Старые базы данных были недоступны, а если и появились новые, то Алексей не знал, как до них добраться. У него оставалась только одна ниточка, связывающая его с миром других охотников, от которого Кобылин прятался последние полгода.
Тяжело вздохнув, Алексей вытащил из кармана телефон, включил его, набрал один из знакомых номеров и приложил черную трубку к уху.
— Да, — раздался из динамика знакомый голос. — Леха, ты?
— Привет, Гриша, — произнес Кобылин. — Как дела?
— Как сажа бела, — буркнул тот в ответ. — Ты куда подевался? Я тебе звонил раз десять.
— Спал, — честно ответил Кобылин. — Отключил телефон и хорошенько отоспался.
— Хоть бы предупредил сначала. Я уж думал тебя в розыск объявлять. Как твой выходной? В баре был?
— Был. Выходной прошел чудесно. Выпил сока, познакомился с девушкой и хорошо выспался.
— С девушкой? — Борода оживился и засопел в трубку. — Ну-ка, ну-ка. Какая девушка?
Кобылин запнулся, почесал отросшую на подбородке щетину. Потом медленно произнес:
— Слушай, Гриш, а как называется самка оборотня?
— Че? — откликнулся Борода. — Самка? Ну… оборотница? Оборотица? Волчица? Тьфу на тебя! Кобылин, вот вечно ты спросишь какую-нибудь хрень, от которой мозг закипает. Как ты так умудряешься? Специально на досуге придумываешь свои дурацкие вопросы, чтобы потом мне мозг разрушать?
— Ничего, тебе полезно, — сухо отозвался Алексей. — Мозгами-то пошевелить время от времени.
— Псица? — предположил задумавшийся Гриша. — Нет, это уж совсем как-то по-собачьи. Сука. Во. Сука и есть. А тебе зачем?
Кобылин не ответил, протянул руку и открыл новую страницу в Интернете, с фотографией киношного веревольфа, что скалился искусственными клыками в объектив фотографа.
— А, — протянул погрустневший Борода. — Значит, выходного не получилось? Вот зараза. И там нашли. Куда тело дел, опять на улице бросил?
— Нет, — признался Кобылин. — Поговорили и разошлись как в море корабли.
Борода примолк, явно что-то обдумывая. Потом снова засопел в трубку.
— Слушай, Лех, — немного виновато произнес он. — Я, если б знал, никогда бы тебя не послал в тот бар. Но место вроде проверенное, людное, без происшествий. Думал, ты хоть расслабишься немного.
— А я и расслабился, — не стал отпираться Кобылин. — Правда, наверное, не так, как ты планировал, но я сам вполне доволен. Я тут поразмыслил на досуге кое о чем. Например о том, как устроена жизнь оборотней. Гриш, расскажешь мне подробнее? Откуда они взялись, как живут, чего вообще добиваются. Ведь они не бессловесные твари из подворотен. У них свой социум. Общество в обществе. Какие-то нравы, обычаи.
— Господи, зачем тебе это? — тоскливо произнес Гриша. — Социум… Едрить-колотить. Нет, ты специально придумываешь эти вопросы, чисто для меня. Чтобы покуражиться над стариком.
— Надоело, — внезапно разозлился Кобылин. — Надоело быть тупым исполнителем. Охотничьей собакой, а то и просто берданкой. Я же ничего не знаю! Я — инструмент! Пошел, увидел, убил. Отлежался, пошел, увидел, убил. Все. Как механизм. Как машина. Как гребаный терминатор. Я хочу видеть всю картину мира. Знать, как и почему что-то происходит. Зачем. Понял?
— Понял, понял, — успокаивающим тоном отозвался Борода. — Где ж ты, милок, был полгода назад… Все нормально, Лех. Это естественно. Рад, что тебя отпустило. Это все правильно. Терминаторов у нас хватает, нам бы людей нормальных побольше.
Кобылин не ответил. Он сидел перед светящимся экраном, до боли сжав зубы, и пытался подавить внезапную вспышку гнева. Только сейчас он осознал, чем именно он недоволен. Собой.
— Гриша, — тихо сказал он. — Признайся честно, я маньяк?
— А? — откликнулся Борода, ошалевший от внезапной смены темы. — Какой маньяк?
— Кровавый, — мрачно произнес Кобылин. — Я же серийный убийца, хоть убиваю и не людей. Прирожденный киллер — так, кажется, ты когда-то говорил.
— Ну, — протянул Гриша. — Скажем так, ты многого добился в этой области. И именно потому, что как бы немножко был зациклен на этом деле. В твоей жизни была только охота, ты сам мне об этом говорил. Ты как бы сосредоточился на одном, полностью отдался этому увлечению и стал… Ну…
— Инструментом, — с горечью произнес Кобылин. — Механизмом, что умеет идеально делать только одну операцию.
— Я бы так не сказал, — дипломатично отозвался Борода. — Но определенная защищенность только на работе у тебя присутствовала, да. Потому я и решил, что тебе надо немного отвлечься.
— Гриш, — тихо позвал Кобылин, — ты многих охотников знал?
Борода сердито засопел в трубку, размышляя над поставленным вопросом.
— Достаточно, — наконец отозвался он. — Да, можно сказать, что много. А что?
— Когда ломается охотник? — спросил Кобылин. — Когда это происходит, на каком этапе? Когда он перестает отличать мирную нечисть от агрессивной? И когда перестает отличать нечисть от людей? Когда для охотника весь мир начинает делиться на него самого и объекты охоты? Гриша, скажи мне, как близко к этому рубежу я подошел?
