Андрей Посняков - Семейное дело
«Люблю тебя!»
«Хорошо, что хоть замуж не зовёт по СМС…»
Душа всё поняла, оценила масштаб надвигающейся катастрофы, и по ней заскребли кошки.
«Спящий, ну ты и шутник! Ну зачем ты так со мной? Что я такого натворила, чего не делал никто другой? Зачем ты устроил мне это испытание?»
Первые два урока прошли как в тумане: что-то говорила, объясняла, показывала, подсказывала, но ничего в памяти не отложилось, и даже выставленные отметки показались потом странными. Хорошо, что хоть «семёрок», «восьмёрок» не наставила. На третьем уроке Лера слегка пришла в себя, однако сразу после него примчалась Ленка Злоткина из десятого «А» и протараторила, что «вас, Валерь Викторна, скорее просят в учитскую», и умчалась, ничего не объяснив.
Встревоженная Лера отправилась в учительскую и, к ужасу своему, обнаружила в ней огромную корзину потрясающе красивых и алых, как губы первокурсницы, роз.
Поскольку речь шла о Чикильдееве, педагогический коллектив усиленно делал вид, что ничего особенного не произошло и букеты роз площадью в пару квадратных ярдов в школу вносят едва ли не каждый день, но Лера поняла, что теперь — всё.
Или она ведёт Анисима под венец, или уезжает навсегда.
Потому что букетом своим стервец Чикильдеев на весь Озёрск объявил, чем они занимались прошлой ночью.
* * *— Да, да… Я поняла… Да. Спасибо, Спиридон Спиридонович, я о вас не забуду. — Эльвира отключила телефон и повернулась к развалившемуся в кресле вампиру. — Звонил начальник охраны стройки…
— Я понял.
Спиридон Спиридонович Поленный не считал, что делает что-то неправильное. В его представлении Эльвира и Анисим были компаньонами, а значит, не было ничего предосудительного в том, чтобы рассказывать одному из владельцев о происходящем на площадке, получая при этом небольшую еженедельную премию к зарплате. В конце концов, ничего во вред Чикильдеевым он не рассказывал.
— Бульдозерист Свекаев договорился о какой-то халтуре. — Эльвира вздохнула. — А перед этим бульдозериста Свекаева видели в компании с охранником Левым и неизвестным.
— Столяров, — поморщился вампир. — Собутыльник Газона.
— Насколько я помню, сокровищами должен был заниматься шас, — ровно напомнила девушка. — Но я так, к слову.
— Хватит меня поддевать.
— И в мыслях не было.
— Дерьмо! — Бруджа вскочил с кресла и тигром прошёлся по лишённой окон комнате. Замер у стола, взял стоящие на нём часы, размахнулся и швырнул в стену. — Я действительно не понимаю!
— Чего на этот раз?
— Он же тупой! Он настолько тупой, что я едва-едва удерживал его под ментальным контролем! В какие-то моменты мне казалось, что я воздействую не на мозг, а на булыжник! — Пётр повернулся к девушке. — И вот он берёт папку, читает на ней фамилию своего приятеля, приносит ему папку, и — вуаля! — они едут за сокровищами!
— Повезло.
— А дурак-шас чахнет над пустыми документами.
Эльвире осталось лишь развести руками.
И промолчать о том, что ей их план не нравился с самого начала.
— У меня такое чувство, будто Спящий придумал Красных Шапок специально, чтобы помучить меня.
«Да у тебя, любимый, мания величия…»
Вампир вернулся в кресло и сложил руки на груди:
— Итак, что мы имеем. «Око василиска» пропало, находится у какого-то чела, и, возможно, благодаря ему начнётся какая-то отдельная игра.
Но хуже возможной «отдельной» игры было то, что без «Ока» бой с «Валерией Викторовной» переходил из практически выигранного в довольно рискованное единоборство.
— Второе. Шаса мы не отвлекли, и теперь сокровища найдёт Шапка с челами. И трудно представить, чем всё закончится.
— Может, заберём клад? — предложила Эльвира.
— Плевать на него… — Пётр посмотрел на девушку. — Как ты себя чувствуешь?
Сила восстановилась, внутри бурлила магическая энергия, но Эльвира отдавала себе отчёт в том, что сейчас она гораздо слабее обычного. Если по уму, то ей требовалось ещё не менее суток на полное восстановление, однако девушка прекрасно понимала их обстоятельства и соврала:
— Нормально.
— Готова к бою?
— Вполне.
— Тогда продолжи то, что не доделала ночью, — почти приказал вампир. — Мы обязаны смахнуть с доски эту фигуру.
* * *— Ну, ты умник, — с уважением произнёс Газон, прикладываясь к бутылке. — В натуре.
— Отнекиваться не стану, — с улыбкой произнёс довольный собой Столяров. — Но почему вы на этот раз так меня назвали?
И поправил очки.
— Как ты догадался лодку прихватить, а? — Шапка покрутил башкой. — Я бы ни за что такое не придумал, даже если бы захотел.
— Так ведь мы это… Мы ведь из воды грузовик хотим достать, — напомнил Николай Матвеевич. — А по воде надо на лодке.
И кивнул на притороченную к бульдозеру плоскодонку.
— Я бы всё равно не догадался. Потому что про бульдозер я сразу скумекал, а вот насчёт лодки даже не стал. — Дикарь поднял бутылку. — За твои светлые мозги!
Интеллигентный слесарь зарделся. И снова улыбнулся. Но без превосходства, а в силу хорошего настроения. И, если честно, настроение у всех кладоискателей было прекрасным.
Договориться со Свекаевым оказалось несложно — слухи о кладе графини в Озёрске давно считались установленным, но пока не проверенным фактом, и население в его наличии не сомневалось, спорили только о местонахождении. При этом Данила откуда-то знал, что немцы сокровища отыскали, а потому убедить его в том, что: «Отец мой, оказывается, на том же самом грузовике из плена бежал, в который фашисты клад погрузили!» — не составило особого труда.
«Мля, — сказал Свекаев. — Вот оно как сошлось-то!»
И потребовал доказательств.
Почитал интервью Матвея Столярова, потом — выдержки из допроса младшего Лациньша, повторно выругался, отхлебнул из бутылки дикаря и без колебаний согласился на четвёртую долю.
— Всё! Приехали! — Свекаев заглушил бульдозер, высунулся из кабины и кивнул на чернеющее в сумерках болото. — Где-то здесь, если папаня твой не наврал.
— В воду лезть придётся, — вздохнул слесарь. А через секунду вздохнул ещё сильнее: — Только у меня астма и бронхи слабые. Если простужусь, то боюсь не дожить до клада.
— А я бульдозерист, — напомнил Данила. — Меня утопите — кто грузовик потянет?
И все с надеждой посмотрели на Газона.
У которого от недоумения даже татуировки побледнели.
* * *«Так вот, значит, как всё получилось… — протянул про себя Ройкин, поудобнее устраиваясь в кустах. — В воде, значит…»
Оставив Цыпу в городе, Дима вновь отправился на стройку, собираясь как следует надавить на Левого фотографиями его художеств в музее, но прибыл аккурат к тому моменту, когда Сигизмунд и Столяров о чём-то договаривались с бульдозеристом Свекаевым. И не просто договаривались, а совали ему под нос какие-то ветхого вида бумажки, шептали что-то с заговорщицким видом, а потом принялись хохотать громко. И Свекаев тоже принялся. И руки они друг другу трясли долго, словно договорившись о чём-то.
И Ройкин догадался о чём.
Судя по всему, визит в музей получился у господина Левого продуктивным, гопник проведал о местонахождении клада, но для извлечения добычи ему понадобилась тяжёлая техника в лице умеренно пьющего Данилы Свекаева, о чём он только что договорился.
Нужно подождать.
И дальнейшие события полностью подтвердили правоту полицейского. Ближе к вечеру троица погрузила на бульдозер притащенную откуда-то плоскодонку и пустилась в путь вдоль болота.
* * *— Нет, ну надо же, а? Ну хоть бы что-нибудь ценное… — Разочарованный Сулир поцокал языком. — Хоть бы что-нибудь интересное…
Первый раз — наспех, бегло — шас просмотрел принесённые Шапкой документы ещё ночью — не утерпел. Развязал тесёмки, которыми были связаны папки, пролистал пожелтевшие бумаги, открывал конверты с документами и фотографиями… Уже тогда закралась подленькая мысль, что в музейном архиве нет ничего интересного, но Кумар её оптимистически прогнал. Убедил себя, что детальный анализ обязательно принесёт результат, сложил папки в шкаф и лёг спать. А после отправился на работу в усадьбу. Того, что горничная обнаружит в номере дорогого гостя украденные из музея документы, шас не боялся совершенно, поскольку наложил на папки морок, сделавший их невидимыми, а на сам шкаф — заклинание «ничего особенного», благодаря которому горничная в него даже не заглянула.
Кстати, любой приличный шас сделал бы архитектору строгое замечание за подобную растрату магической энергии и, как следствие, денежных средств, однако в данном случае Сулир решил подстраховаться и стоически перенёс удвоение расходов.
А вот к работе он в тот день отнёсся спустя рукава, за что тоже мог бы удостоиться серьёзной взбучки от серьёзных соплеменников, считавших леность и безалаберность главными грехами общества, мира и не шасов. Но соплеменников поблизости не нашлось, а буде кто и отыскался, так у Кумара было заготовлено объяснение: все его мысли занимали сокровища, а сокровища — это святое. Возможность молниеносного приумножения состояния любой шас считал улыбкой Спящего и бросал ради неё любые — лишь бы менее прибыльные — дела.
