Джон Норман - Исследователи Гора
Танцовщицы на Горе в большой цене. Некоторые торговцы специализируются на купле, продаже и аренде таких рабынь. Особенно этим славятся торговые дома Кельсиуса и Аурелиуса в Аре. «В Аре – лучшие плясуньи!» – говорят одни. «Нет, в Порт-Каре!» – не соглашаются другие. «Танцевать умеют только в Тахари и Турии!» – возражают третьи. На мой взгляд, подобные споры совершенно бесплодны. Я побывал во множестве городов и в каждом видел бесподобных рабынь-танцовщиц. У них бывает много хозяев; ошейники то и дело сменяются на прелестных шейках. Танцовщиц перепродают из города в город, выставляют на аукционах. Если же девушка кому-то не угодит, ее отдают хозяину таверны, который волен содрать с нее три шкуры или просто разорвать на куски.
– Довольно! – приказал Кису.
Тенде остановилась. Кису, к изумлению рабыни, крепко связал ей руки за спиной и, схватив за волосы, поволок по воде к берегу. Мы двинулись следом. Я еще раз оглянулся на реку. Корабли по-прежнему казались игрушечными, но я-то знал, что на каждом из них полно вооруженных людей… Мы с Кису столкнули каноэ на мелководье. Он втащил Тенде в лодку, поставил на колени, кожаным ремнем туго спутал ей лодыжки, набросил на шею две веревочные петли, а свободные концы веревок привязал к стойкам каноэ.
– Господин?!
– Пожалуй, так тебе труднее будет вырваться, – задумчиво проговорил Кису.
Это было явное преуменьшение. Что-что, а связывать рабынь Кису умел.
– Зачем ты так крепко связал меня, господин?
– На случай, если тебе захочется сбежать к Биле Хуруме. Тенде откинула голову, насколько позволяли веревки, и расхохоталась:
– Ох, господин!
– В чем дело? – сурово спросил Кису.
– Я вовсе не собираюсь бежать от тебя!
– В самом деле? – холодно осведомился Кису.
– Разве ты не знаешь, господин, что Тенде – твоя верная и покорная рабыня?
– Лишняя предосторожность не помешает, – буркнул Кису.
Тенде потупилась:
– Как будет угодно господину.
Я едва заметно усмехнулся. Тенде, надменная гордячка, превратилась в настоящую рабыню, самозабвенно преданную хозяину. С политической точки зрения она уже не представляла никакой ценности. Но Кису еще не понял этого.
– Как быть с кострищем? – спросил Айари.
– Оставим как есть, – махнул рукой Кису.
– По нему они сразу поймут, что мы здесь были, – недоумевал Айари.
– Разумеется, – сказал Кису. – Это мне и нужно…
Мы принялись толкать каноэ на глубину – все, кроме связанной по рукам и ногам Тенде. Кису оглянулся и потряс кулаком.
– Иди за мной, Била Хурума! – проревел он. – Иди, если посмеешь!
Шум воды заглушал его голос. Он забрался в каноэ и занял место на корме; Айари и Элис последовали за ним. Я тоже запрыгнул на борт и, схватив белокурую дикарку за плечи, втащил ее в каноэ, но не сразу разжал руки.
– Ты видел, господин? Он заставил ее танцевать обнаженной!
– Разумеется. Она всего-навсего рабыня.
– Да, господин.
– Как и ты, – добавил я.
– Да, господин.
– Ступай на место, рабыня.
Мы взялись за весла. Один раз белокурая дикарка оглянулась на меня, но под моим суровым взглядом тут же потупилась и принялась усердно грести.
Я улыбнулся. Рабыня, живущая в ней, отчаянно стремилась на волю. Этой ночью, подумал я, она будет умолять господина о близости.
34. БЕЛОКУРАЯ ДИКАРКА ТАНЦУЕТ. ЧТО ПРОИЗОШЛО В ЛЕСУ МЕЖДУ РАБЫНЕЙ И ЕЕ ГОСПОДИНОМ
– Берегись! – крикнул я.
Небольшой тарск, весом не более сорока фунтов, рыл землю клыками и угрожающе похрапывал. В следующее мгновение он накинулся на меня. Я отшвырнул его копьем – одним из тех, которыми мы завладели в короткой схватке с рейдерами на болоте к востоку от Ушинди, но зверь тут же снова бросился в атаку.
Белокурая дикарка пронзительно завопила.
Я опять ударил его копьем; тарск отлетел, однако не успокоился. Острие моего копья обагрилось; шкура зверя потемнела от крови.
Тарски хитры, проворны и жутко упрямы. Лучше всего охотиться на них с длинным копьем верхом на кайиле. На гигантских тарсков охотятся даже с воздуха – с седла тарна. Сражаться с ними в зарослях невозможно – не только из-за ограниченной видимости, но главным образом из-за недостатка маневренности. Впрочем, тарск настолько проворен и агрессивен, что и на открытой местности справиться с ним непросто.
Зверь рывком повернул голову, грива рассыпалась по спине.
– Прячься за меня! – крикнул я дикарке, но было поздно.
Низко склонив голову, хищник бросился вперед и сбил ее с ног. Я отбросил его копьем и тут же нанес еще один удар. На сей раз мне удалось пронзить его насквозь.
Тяжело дыша, я придавил тело зверя ногой, выдернул копье и повернулся к белокурой дикарке.
– Жива?
– Да, господин.
Нога ее была в крови. Я опустился на корточки:
– Покажи ногу.
– Это опасно, господин?
– Нет, – сказал я. – Просто царапина.
– А шрам останется? – с тревогой спросила она.
– Нет.
– Это хорошо. – Девушка вздохнула с облегчением и откинулась назад, заложив руки за голову. – Я так хочу быть красивой, и для себя, и для моего господина… то есть моих господ.
– За последнюю пару недель ты в самом деле похорошела.
– Благодарю тебя, господин. – Она искала моего взгляда. – Я же твоя, ты знаешь.
– Естественно.
– Последний раз ты брал меня еще в Шенди!
– Верно.
– Ты овладел мной как рабыней…
Я промолчал.
– Когда ты швырнул меня на спину и овладел мною неистово и грубо, я поняла, что я больше не свободная женщина.
– Да, девушки обычно быстро усваивают этот урок.
– Еще я помню рабыню, которая глянула на меня из зеркала. Она была так прекрасна…
– Да, – кивнул я.
– Только рабыня может быть такой красавицей.
– Да.
– Но я – земная женщина. И я не осмелилась признать в той девушке саму себя.
Я улыбнулся. Неужели она не понимала, что тогда, в Шенди, из зеркала на нее смотрело ее подлинное, сокровенное «я»? Как бы ни бывали жестоки мужчины с женщинами, сами женщины порой истязают себя гораздо больней.
Она наклонилась и принялась рассматривать свою ножку.
– Царапина неглубокая, – сказал я. – Шрама не будет.
– Я тщеславна, правда?
– Да.
– А рабыням это разрешается?
– Да.
– Хорошо… – вздохнула блондинка. – Я бы не вынесла, если бы за меня дали меньше, чем за Тенде или Элис.
– Настоящая рабыня, – усмехнулся я.
– Да, господин.
– Не бойся, – успокоил я ее, – твоя цена не уменьшится.
Я встал и направился к веерной пальме. Сложив ладони чашечкой, я зачерпнул из углубления в основании огромного листа большую пригоршню воды, вернулся к рабыне и бережно промыл ее рану. Она зажмурила глазки, но терпела. Затем я сорвал несколько листьев, обернул ими ногу девушки и перевязал усиками коврового растения.
