Вероника Рот - Дивергент
25
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Перевод: Марина Самойлова, Аня Гордон, Ника Аккалаева, Андрей Кочешков, Аліса Зубко, Любовь Голованова, Галина Воробьева, Даша Немирич, Екатерина Воробьева, Юта Дягилева, Карина Абакова, Даша Ильенко, Екатерина Забродина
Редактура: Марина Самойлова
Бета-вычитка: Denny Jaeger и Лина Алехнович
Я стою с Уиллом и Кристиной у перил пропасти поздно ночью, когда большинство Бесстрашных уже спит. Оба моих плеча жжет от недавних касаний иглы. Мы все сделали новые татуировки полчаса назад.
Тори была одна в комнате для татуировок, так что я чувствовала себя в безопасности, получая символ Отречения (две руки, держащие друг друга, как бы помогая, ограниченные кругом) на моем правом плече.
Я знаю, что это рискованно, особенно после того, что случилось. Но это символ моей личности, и я чувствую, как для меня важно носить его на себе. Я подхожу к одной из перекладин барьера и прижимаю бедра к перилам, чтобы сохранить равновесие. Именно здесь стоял Ал. Я смотрю вниз, в пропасть, на острые камни в черной воде. Вода разбивается о стенку, и брызги летят вверх, затуманивая обзор.
Боялся ли он, когда стоял здесь? Или он решил прыгнуть, потому что это было легко? Кристина протягивает мне стопку бумаги.
У меня есть копия каждой статьи, опубликованной Эрудитами за последние шесть месяцев. Если я брошу их в пропасть, то не избавлюсь от них навсегда, но это позволит мне чувствовать себя лучше.
Я смотрю на первый лист. На нем изображена Джанин – лидер Эрудитов. Ее внимательные и привлекательные глаза смотрят на меня.
– Ты когда-нибудь встречался с ней? – спрашиваю я Уилла.
Кристина сминает первую статью в шарик и бросает в воду.
– С Джанин? Однажды, – отвечает он.
Уилл берет следующий листок и рвет его на части. Они плывут по реке. Он делает это не так злобно, как Кристина. У меня такое чувство, что единственная причина, почему он принимает в этом участие, состоит в том, что он должен показать мне, что не согласен с тактикой своей бывшей фракции.
– До того, как стать лидером, она работала с моей сестрой. Они пытались разработать более интенсивную сыворотку для моделирования, – говорит он. – Джанин настолько умная, что ты это поймешь даже раньше, чем она скажет хоть слово. Как... ходячий и говорящий компьютер.
– Что... – Я бросаю одну из страниц через перила, сжав губы. Мне следует просто спросить. – Что ты думаешь о том, что она говорит?
Он пожимает плечами.
– Я не знаю. Может быть, это неплохая идея – иметь более одной фракции в правительстве. И, может быть, было бы неплохо, если бы у нас было больше машин и... свежих фруктов, и....
– Ты же понимаешь, что не существует секретного склада, где хранятся все эти вещи, так ведь? – спрашиваю я, чувствуя, как кровь приливает к лицу.
– Да, понимаю, – отвечает он. – Я просто думаю, что комфорт и процветание – это не приоритет Отречения, и, возможно, это бы изменилось, если бы и другие фракции были вовлечены в процесс принятия решений.
– Потому что обеспечить машиной Эрудита важнее, чем обеспечить едой афракционеров, – огрызаюсь я.
– Эй, – говорит Кристина, касаясь плеча Уилла. – Это должно быть просто символичным уничтожением документов, а не политическими дебатами.
Я проглатываю слова, которые хотела сказать, и смотрю на стопку бумаг в своих руках. Уилл и Кристина сегодня не раз и не два между делом касались друг друга. Я это заметила. А они?
– Однако все те вещи, которые она написала о твоем отце, – говорит он, – заставляют меня, вроде как, ее ненавидеть. Я даже представить не могу, какая польза от того, что говоришь такие ужасные вещи.
А я могу. Если Джанин сможет заставить людей поверить в то, что мой отец и все другие лидеры Отреченных продажные и ужасные, у нее будет любая поддержка, которую она пожелает, в том, чтобы начать революцию, если в этом ее план. Но я не хочу спорить, поэтому просто киваю и кидаю оставшиеся листы в пропасть. Их бросает из стороны в сторону до тех пор, пока они не касаются воды. Статьи вынесет к стенам пропасти, и их выбросят.
– Пора спать, – говорит Кристина, улыбаясь. – Готовы возвращаться? Кажется, я хочу окунуть руку Питера в миску с теплой водой, чтобы он описался ночью.
Я отворачиваюсь от пропасти и замечаю движение на другой стороне Ямы. Кто-то идет к стеклянному потолку, и, судя по плавной походке (его ноги как будто не касаются земли), я понимаю, что это Четыре.
– Звучит чудесно, но мне нужно кое о чем поговорить с Четыре, – отвечаю я, указывая на поднимающуюся тень. Кристина смотрит в этом направлении.
– Ты уверена, что это необходимо – носиться здесь ночью в одиночестве? – спрашивает она.
– Я буду не одна. Со мной будет Четыре.
Я закусываю губу. Кристина смотрит на Уилла, а он на нее. Ни один из них на самом деле не слушает меня.
– Хорошо, – отвечает Кристина сдержано. – Тогда, увидимся позже.
Кристина и Уилл идут к общежитию, она взъерошивает его волосы, а он, шутя, пихает ее в бок. Секунду я смотрю им вслед. Я ощущаю себя свидетелем чего-то… но я не уверена, чего именно.
Я подбегаю к дорожке у правой стороны Ямы и начинаю подниматься. Стараюсь ступать как можно тише. В отличие от Кристины, мне не так уж и сложно соврать. Я не намерена говорить с Четыре, по крайней мере, не раньше, чем пойму, куда он направляется поздно ночью в стеклянном здании над нами.
Я бегу тихо, задерживая дыхание, когда достигаю лестницы. Я встаю с одной стороны стеклянной комнаты, а Четыре – с другой. Сквозь окна я вижу огни города, которые сейчас ярко светят, но вскоре потухнут. Они должны выключаться в полночь.
По ту сторону комнаты Четыре стоит у дверей, которые ведут к пейзажу страха. Он держит черную коробку в одной руке и шприц в другой.
– Раз уж ты здесь, – говорит он, не оборачиваясь, – можешь пойти со мной.
Я закусываю губу.
– В твой пейзаж?
– Угу.
Я подхожу к нему, и спрашиваю:
– А что, я смогу это сделать?
– Сыворотка подключает тебя к программе, – говорит он, – но программа решает, чей пейзаж ты проходишь. И сейчас она настроена на мой.
– Ты позволишь мне это увидеть?
– Зачем еще, ты думаешь, я собираюсь пройти его? – тихо спрашивает он, не поднимая глаз. – Есть несколько вещей, которые я хочу тебе показать.
Он держит шприц, и я наклоняю голову, чтобы открыть больше шеи. Я чувствую острую боль, когда иголка проходит внутрь, но я уже привыкла к этому. Закончив, он подает мне черную коробку. Там еще один шприц.
– Я никогда раньше этого не делала, – говорю я, вынимая его из коробки.
