Далия Трускиновская - Нереал
Очевидно, цыгана тут пару раз прятали от возмущенной Ксении.
Пока я соображал, это ли имелось в виду при демонстрации четырех пальцев, он достал из кармала черную железку, поковырял в замке крошечной дверцы, открыл ее и первым полез в темную глубину. Аля с Настей забрались следом, а я был замыкающим.
— Ну и что мы тут будем делать? — спросил я Иманта. — Если они нас выследили, то переловят тут, как, как... как грудных младенцев!
Имант помотал пальцем — мол, не паникуй, все не так плохо, все гораздо хуже! И, пригибаясь, протиснулся мимо поставленного дыбом стола к окошку
Если бы я был наблюдательнее, то обратил бы внимание на узкие щели, которые тянулись прерывистой полосой под самой крышей “Отчего дома”. Если вытянуть шею, то из них было отлично видно улицу Верещагина и тех, кто по ней ходит.
Судя по тому, с каким увлечением Имант изучал этот пейзаж, там, на улице, что-то происходило. Я добрался до соседней щели и охнул.
Черная иномарка подкатила к “Отчему дому”, а из нее вылезала знакомая компания — три амбала, дед-вонючка и подозрительно элегантный дядька. Они выследили нас и действительно готовились взять живьем на чердаке.
Имант повернулся и поднес палец к губам.
— Сукин ты сын! — сказал я ему. Он помотал головой, как будто понял.
— Игорь Петрович!.. — очень жалобно обратилась ко мне Аля. — Что же теперь будет? Я боюсь — это очень сильные гипнотизеры... Они меня однажды уже заманили!
— А чего они от вас хотели? — спросил я. Имант, повернувшись к нам спиной, изучал маневры гипнотизеров.
— Вы во всякую дурацкую магию верите? — судя по всему, Аля ожидала отрицательного ответа, но я честно кивнул головой, что означало: да, разумеется, как же иначе!
— Они утверждают, что следователь Горчаков — тульпа. Вы знаете, что такое тульпа?
— Аля, я знаю все, — я вздохнул. — Он действительно тульпа. Это чистая правда. Но при чем тут вы? И тут до меня дошло!
— Аля! Это вы его сотворили?!
— Ой, тише, Игорь Петрович, тише... — донеслось от той щели, где засела Настя.
Ребенку было интересно! Не каждый же день такое кино.
— Игорь Петрович! — Аля смотрела честными круглыми глазами. — Хоть вы мне поверьте! Я ничего не творила! А они грозятся, ну...
И она показала на дочку, а потом прижала палец к ненакрашенным губам.
— Сотворили, Алечка, — скорбно сказал я. — Сотворили не более не менее как следователя угрозыска в чине капитана. А судя по тому, что Васька не имеет от начальства ни одного взыскания, вы сотворили мимоходом и его прямого начальника, Андрея Евгеньевича Сорокина.
— Да как же я могла сотворить живых людей? — Аля в недоумении посмотрела на свои руки, как будто именно ими месила то тесто, из которого вылепила Ваську.
— Ну, как вам объяснить... Вы его придумали, Горчакова. Вы представляли себе человека, а он взял да и материализовался...
В глазах у Али было полнейшее непонимание.
— Мало мне было хлопот? Сперва — эти! Потом — как я билеты доставала! Я же должна увезти ребенка! И еще пока вещи отстирала! У меня после этого гипноза с крокодилом все воняло, как у бомжа! Так еще и эта!.. Этот!.. Тульпа!.. Горчаков!..
Судя по голосу, слезы на глазах уже созрели. И в большом количестве.
— Но ведь вы действительно воображали себе мужчину, такого положительного, неглупого, ведь воображали? Ведь понемножку придумывали?
— Ну да! — в отчаянии воскликнула Аля. — Придумала! А что мне еще оставалось делать? Муж — пустое место! Эти кобели вокруг — немногим лучше! Я же не какого-то Ди Каприо!..
Слезы брызнули из глаз, но Аля даже не подумала их вытереть.
— Я же обыкновенного, только хорошего! Просто — мужчину! Мне же не красавец нужен, не артист, не Киркоров! Мне бы такого, чтобы только — мой, чтобы другие бабы на него не таращились! Ну и пусть рыжий... И не рыжий, а с рыжинкой... самую чуточку... мне так нравится... Я шла по улице и думала — вот он ждет меня дома, чистенький, ласковый, и дома — порядок, и за дочкой он присмотрел, чтобы уроки делала, и я ему ужин сейчас сготовлю! Я же в магазине колбасу покупала и думала — вот, ему должно понравиться... Я же рубашки в магазине смотрела и думала — вот ему должно пойти!.. А вы!..
Тут она разревелась окончательно.
— И вам нужен был именно такой — среднего роста?.. — я все еще пытался понять.
— При чем тут рост?! — простонала она. — Мне нужен такой, чтобы... чтобы... Чтобы налево не бегал!
Так, подумал я, это уж точно — Васька. Ни налево, ни направо, ни кругом, ни бегом! Верность несокрушимая! Вот он, оказывается, кому верность хранил...
— Чтобы не трус!..
И это — про Ваську. Трусом он никогда не был.
— Чтобы на него можно было положиться!.. М-да... в отличие от меня...
— Но почему — мент???
— Почему? А вы часто домой возвращаетесь в одиннадцать часов вечера через проспект, Писаревскую и потом наискосок — через пустырь? Господи, на какие я там рожи насмотрелась! Поубивала бы! — Аля впала в настоящую ярость. — Соседку муж встречал, еле у них отнял, так ему же удирать пришлось. Менты же не разбирают, кто прав, кто виноват! Пьяному скоту лапать женщину можно, а нормальному мужику дать этому скоту в ухо — нельзя!
— Так-так-так... — я забормотал немногим вразумительнее Иманта. — Значит, человек, который по долгу службы может безнаказанно дать в ухо пьяному скоту? Логично, более чем логично...
Увы — Ася все еще мечтала о справедливости. Тот, кого она создала и выпустила на свободу более десяти лет назад, и должен был сражаться за справедливость! Но сейчас, когда она повзрослела, поумнела, многое поняла...
Дочь!
Хорошо все-таки, что я побыл еще и педагогом. Сейчас под угрозой — дочь. Вот-вот она войдет в тот возраст, когда самый праведный мужик уже будет воспринимать ее не как дитя, но как женщину. И Ася, беспокоясь о дочери, удерживала свою мечту именно в необходимом состоянии — состоянии борьбы за социальную справедливость, против пьяных рыл, за безопасность маленьких детей.
Но какой же силой воображения обладала эта курносая женщина!
Она же по меньшей мере десять лет держала Ваську в человеческом мире, и как держала! Он натурального мента было не отличить!
Я уж собирался сказать что-то насчет силы воображения, какой-нибудь комплимент, но тут внизу послышался шум.
И звучный женский голос перекрыл этот шум, пронизывая межэтажные перекрытия, как горячий нож сливочное масло.
— Это что еще за Божье наказание?!
Имант, который, оказывается, уже давно не смотрел в щель, а наслаждался моим объяснением с Алей, громко замычал и затарахтел разом.
— Степашина! Это твоя магическая клиентура?! Последний день работаешь в редакции! А вас попрошу покинуть помещение!
