Далия Трускиновская - Нереал
— Нет, теперь ты — человек, — убежденно произнесла Ребалиань Адинурада. — Таир Афроластериск, скажи ему...
Но Таир молчал.
Очевидно, совместить инкуба с тульпой было проще, чем сказать образовавшемуся человеку: отправляйся-ка ты, друг сердечный, к женщине, которая тебя такого придумала, и по крайней мере скажи ей спасибо...
Очевидно, на правах давнего приятельства сделать это следовало мне.
— Вася, — сказал я. — Две кавказские овчарки — это, конечно, здорово, но..„но... но лучше, чтобы рядом кто-то был...
Васька смотрел в землю.
— Не могу, — вдруг признался он. — Как это: я — к ней?.. Здрасьте, фантазия ваша прибыла, прошу любить и жаловать?
— Можно и так! — безумно довольный, что он допустил в свою упрямую голову эту мысль и теперь с ней разбирается, воскликнул я. — Столько их, бедных, мечтает, что придуманный жених явится! Вот у одной пусть и сбудется.
Таир просто молча смотрел на Ваську.
Я всмотрелся в лицо мага. Нет, Таир не просто смотрел. Он... приказывал. Ступай, приказывал, к женщине, которая тебя создала и ничего ради тебя не пожалела! И докажи, что ты этой женщины стоишь.
Или мне показалось?
Или мальчишкам такие штуки в голову не приходят?
— Да ты не волнуйся, она же все понимает! И, если она тебя такого придумала, значит, ты такой ей нравишься! — продолжал внушать я. — Вот я бы пошел, честное слово!
— Посмотрел бы я на тебя, если бы ты был тульпой! — огрызнулся Васька.
— Ну и что, что я не тульпа? Думаешь, мне поэтому легче живется? Да, может, лучше быть тульпой, которую выпустил хороший человек, чем человеком, у которого все наперекосяк! — выпалил я.
— А с чего вы взяли, Игорь Петрович, что не являетесь тульпой? — вдруг спросил Таир, он шутил, я всей душой верил, что он шутит, но прозвучало как-то тревожно...
— Ну... Всю б-б-биографию п-п-помню... У меня б-б-бабушка есть... П-п-подтвердит!.. — вдруг не заговорил, а забормотал я.
— Т-т-т-т-т! — раздалось над ухом.
Я резко повернулся, имея на устах фразу о недопустимости передразнивания заикающегося человека, и вдруг вспомнил, что Имант иначе не умеет.
Цыган погладил меня по голове.
И на круглой физиономии была жалость.
— Поразмыслите же о сем! — поучительно произнес Таир. — А нам пора. Это дело мы сделали — не так ли, коллега?
— Т-т-т! — согласился Имант.
— А другие дела остались. Василий Федорович! Васька не желал разговаривать с Таиром, он даже демонстративно отвернулся.
— Василий Федорович! — повторил Таир. — Я маленьким очень любил с цветами на подоконнике возиться. Они у меня всегда здорово росли. Я уже потом понял, почему. Но росли и сорняки, зазеваешься — такая крапива вылезет, прямо как дерево. И мне всегда было до слез жалко ее выпалывать. Но если не выполоть крапиву — погибнет другое растение, вся вина которого в том, что оно само не умеет защищаться. Я очень давно понял, что когда-то придется приступить к прополке крапивы...
Он повернул голову направо, к Иманту, повернул налево, к Ребалиань Адинураде.
— Ну, вот... Вот мне и придется этим заняться. Я не хотел, честное слово. Просто иначе нельзя. Вы же этим занимаетесь? Ну вот — и мне придется. Пошли, коллега. Ребалиань Адинурада, Семнерим Астафагор, вы довольны? Договор соблюден?
— Более чем соблюден, если ты идешь убивать нашего врага, — отвечал мужской голос. — Об этом мы не просили.
— Постыдись, Семнерим Астафагор! — вмешалась Ребалиань Адинурада. — Пусть не будет у тебя в жизни удачного поиска, если ты сейчас бросишь Таира Афроластериска! Ведь он — один, а их — много!
— Удачи! — сказал Таир, сделал знак Иманту, и оба направились прочь.
Я же остался стоять, разведя руки, словно монумент изумления.
Лицо на стене исчезло, словно закрылось бархатным плащом, и две тени полетели следом за Таиром и Имантом, два тающих голоса продолжали перебранку, и вдруг до меня донесся звон оглушительной оплеухи.
Но мне было не до инкубовских разборок — как, впрочем, и Ваське, который вдруг громко вздохнул.
Я — нереал?
Какой же идиот... какая идиотка меня выдумала?..
Вдруг меня осенило — я знаю эту идиотку! Я с первых дней своих ее знаю! Она восторженно нянчила меня, когда еще только ушла на пенсию из школы, где сорок пять лет преподавала литературу, в том числе десять лет — еще и историю! Она собрала дома огромную библиотеку и пропитала меня ароматами стихов, нафаршировала историческими фактами, прошпиговала меня латинскими цитатами!
Бабуля!!!
Стоило этой мысли оформиться в слово, Имант резко повернулся. Тыча в меня пальцем, он захохотал. И стал пихать Таира, чтобы и тот присоединился к веселью.
Таир повернул голову — и я увидел улыбку.
У него была светлая улыбка! Улыбка взрослого, который, уходя заниматься своими опасными делами, наблюдает за серьезной деятельностью младенца.
Так он пошутил?
Или все-таки не пошутил?
Такое вот недоумение...
Что-то в жизни завершилось, но завершилось формально. Ибо точку ставит только смерть, твоя собственная. А с нами произошло нечто странное, после чего, хотим мы этого или не хотим, нужно как-то жить дальше. В прежнем мире, но в новом качестве.
Ваське — так уж точно!
А мне? Я-то кто? Откуда я? Зачем я? И, главное, кому я такой нужен?
Поразмыслите же о сем...
