Майкл Коннелли - Цементная блондинка (Право на выстрел)
Обзор книги Майкл Коннелли - Цементная блондинка (Право на выстрел)
Майкл Коннелли
Цементная блондинка (Право на выстрел)
Пролог
Дом в Сильверлейке был темным. Его пустые окна напоминали глаза мертвеца. Это был типичный калифорнийский особняк старинной постройки — с большим крыльцом у парадного подъезда и двумя слуховыми окнами на пологой крыше. Ни из окон, ни из-под двери не пробивалось ни единого лучика. Наоборот, дом словно распространял вокруг себя какую-то зловещую темноту, которую не в силах был рассеять даже свет уличных фонарей. Мужчина мог стоять прямо на крыльце, и Босх понимал, что вряд ли его заметит.
— Ты уверена, что это здесь? — спросил он девицу.
— Не в доме, — ответила она, — а позади. Там, где гараж. Подай вперед и увидишь.
Босх нажал на педаль газа, и «шевроле-каприс», двинувшись с места, пересек подъездную дорожку возле дома.
— Здесь, — сказала она.
Босх остановил машину. Позади дома стоял гараж, на втором этаже которого находилось жилое помещение. Деревянные ступени вели наверх, над дверью горел свет. Освещены были и два окна.
— О'кей, — сказал Босх.
Несколько секунд они молча смотрели на гараж. Босх и сам не знал, что он ожидал увидеть. Может быть, ничего. Запах парфюмерии, исходивший от шлюхи, заполнил салон, и Босх до конца опустил стекло в машине. Он все еще не знал, верить ли ее словам. Наверняка он знал только одно: подмогу ему вызвать не удастся. Он не захватил с собой рацию, а телефона в этой машине не было.
— Что ты собираешься... Смотри, вот он! — торопливо проговорила она.
Босх уже и сам увидел: тень от человеческой фигуры мелькнула в одном из освещенных окон. Босх предположил, что это была ванная комната.
— Он в ванной, — сказала она. — Там я все эти вещи и увидела.
— Какие вещи?
— Я... ну, я заглянула в шкафчик. Ну, когда зашла в ванную. Хотела просто посмотреть, что он там держит. Девушка должна быть осторожной. И увидела все эти вещи. Косметику. Сам знаешь: пудра, губная помада, тени. Тут я и поняла, что это он. Он их этим раскрашивал после того, как кончал с ними. Ну, убивал...
— Почему ты мне не сказала об этом по телефону?
— Ты не спрашивал.
Он снова увидел фигуру, теперь уже за шторами другого окна. Мозг Босха лихорадочно работал, сердце бешено билось.
— Сколько времени прошло с тех пор, как ты оттуда сбежала?
— Черт, да откуда я знаю? Мне пришлось топать до Франклина, чтобы хоть какой-нибудь козел подбросил до Бульвара. Минут десять ловила. Так что не знаю.
— Напрягись. Это очень важно.
— Да не знаю я! Наверное, больше часа назад.
«Черт бы тебя побрал, — мысленно выругался Босх. — Шлялась невесть где, прежде чем позвонить в полицию. А с какой неподдельной тревогой в голосе говорила... Может, теперь там наверху уже другая девица, а я сижу тут и глазею».
Босх проехал чуть дальше по улице в поисках места для парковки и нашел его прямо напротив гидранта. Он выключил двигатель, но ключи оставил в зажигании. Выпрыгнув из машины, он захлопнул дверцу, но сразу же сунул голову в открытое окно.
— Слушай. Я иду туда. Ты сиди здесь. Если услышишь выстрелы или если меня не будет через десять минут, начинай стучать в двери — проси, чтобы вызывали копов. Говори, что полицейскому нужна подмога. Часы — на приборном щитке. Десять минут.
— Десять минут, солнышко. Будь героем. Только награда все равно причитается мне.
Босх побежал по подъездной дорожке, вытаскивая на ходу револьвер. Ступеньки на второй этаж были старыми и неровными. Босх перескакивал сразу через три, стараясь производить как можно меньше шума, и все же полицейскому казалось, что его слышит весь мир. Поднявшись наверх, он разбил пистолетом голую лампочку, освещавшую вход. Затем отступил назад, в темноту, прижался спиной к перилам и, подняв левую ногу, попытался сконцентрировать в ней всю силу. Удар пришелся чуть выше дверной ручки.
С громким треском дверь распахнулась. Пригнувшись, Босх рванулся в дверной проем, приняв стандартную боевую позицию. И тут же увидел человека, стоявшего в другом конце комнаты возле кровати. Мужчина был голым. Мало того — он был лыс. И не просто лыс — на его теле вообще не было ни единого волоска. Встретившись с ним взглядом, Босх увидел хлынувший в глаза мужчины ужас. И закричал высоким, напряженным голосом:
— Полиция! Ни с места, мать твою!
Мужчина замер, но только на секунду, а затем начал наклоняться вперед, и его правая рука потянулась под подушку. На какое-то мгновение он замешкался, но тут же продолжил движение. Босх не верил своим глазам. Какого хрена он собирается делать? Время будто замедлило бег. Адреналин, гоняя по телу Босха, позволял ему видеть происходящее словно в замедленной съемке. Босх понимал, что мужчина полез под подушку, чтобы вытащить что-то, чем можно прикрыться, либо...
Рука скользнула под подушку.
— Не делай этого!
Рука подбиралась к чему-то, лежащему под подушкой. Человек не отрывал взгляда от Босха. И тут он понял, что в глазах мужчины не ужас, а нечто иное. Злость? Ненависть? Теперь он уже вытаскивал руку из-под подушки.
— Нет!
Босх выстрелил только один раз, и отдача подбросила вверх пистолет, зажатый обеими руками. Голого мужчину швырнуло вправо и назад. Он ударился о стену, обшитую деревянной панелью, отлетел от нее и рухнул поперек кровати, дергаясь и давясь кровью. Босх быстро пересек комнату и подошел к кровати.
Левая рука мужчины вновь потянулась под подушку. Подняв левую ногу, Босх надавил коленом на его спину, прижав мужчину к постели. Отстегнув от пояса наручники, он взял продолжавшую шарить по кровати левую руку раненого и надел на нее «браслет». Затем — на правую. За спиной. Голый человек продолжал давиться и стонать.
— Я не могу... Не могу... — выдавил он, но конец фразы утонул в приступе кровавого кашля.
— Ты не можешь делать то, что я тебе велел, — сказал Босх. — А я велел тебе не двигаться.
«Лучше бы тебе умереть, парень, — подумал Босх, но не произнес этого вслух. — Так было бы проще для нас обоих».
Обойдя вокруг кровати, он приблизился к подушке. Поднял ее, несколько секунд смотрел на то, что находилось под ней, затем швырнул подушку на место. На мгновение Босх закрыл глаза.
— Проклятье! — бросил он в затылок голого человека. — Что же ты наделал? Ведь я навел на тебя пистолет, а ты полез... Я же велел тебе не двигаться!
Босх вновь обошел кровать, чтобы видеть лицо раненого. Кровь текла из его рта на выношенные белые простыни. Босх знал, что его пуля прошла через легкие. Теперь голый человек превратился в умирающего человека.
— Ты не должен был умереть, — сказал ему Босх.
И тут мужчина умер.
Босх оглядел комнату. В ней больше никого не было. Место сбежавшей шлюхи никто не занял. Видимо, предположив обратное, Босх ошибся. Войдя в ванную, он открыл шкафчик над раковиной. Косметика была здесь, как и сказала потаскуха. Босх узнал некоторые из самых известных названий: «Макс Фактор», «Лореаль», «Кавер Герл», «Ревлон». Все, казалось, сходится.
Он обернулся и сквозь дверной проем увидел лежавший на кровати труп. В воздухе все еще стоял запах пороховой гари. Босх закурил. Здесь было так тихо, что, вдыхая успокаивающий дым, он слышал, как, сгорая, трещит табак.
Телефона в квартире не было. Усевшись на стул в крохотной кухне, Босх стал ждать. Глядя в комнату на тело, он обнаружил, что сердце его продолжает отчаянно колотиться и голова у него кружится. Он также понял, что ничего не испытывает по отношению к человеку, лежащему на кровати — ни сочувствия, ни вины, ни сожалений. Ничего!
Вместо этого он пытался сосредоточиться на звуке полицейской сирены, которая, прозвучав в отдалении, приближалась теперь все ближе и ближе. Спустя некоторое время Босх сообразил, что сирена была не одна. Их было много.
Глава 1
В коридорах здания окружного суда, что находится в центре Лос-Анджелеса, скамеек нет. Сидеть тут негде. Любой, кто сползет по стене, чтобы хоть немного посидеть на холодном мраморном полу, будет немедленно поднят на ноги первым же проходящим мимо помощником судебного пристава. А они здесь снуют без конца.
Недостаток гостеприимства в этом месте объясняется просто: федеральное правительство изо всех сил старается не допустить даже мысли у кого-либо, что правосудие может быть медлительным или неэффективным. Оно не хочет, чтобы люди рядами сидели на скамейках или на полу, с усталыми глазами дожидаясь, когда распахнется дверь зала заседаний и объявят слушание их дела или дела об упрятанном за решетку чьем-то возлюбленном. Зато скамеек хоть отбавляй напротив — по другую сторону Спринг-стрит в здании окружного уголовного суда. Каждый день на каждом этаже скамейки, стоящие в коридорах, заполняются ожидающими. Большинство из них — женщины и дети, чьи мужья, отцы или любовники находятся в каталажке. Скамейки тут напоминают переполненные спасательные плоты, на которые первыми сажают женщин и детей. Люди притиснуты друг к другу и плывут по течению в вечном ожидании того, что их когда-нибудь спасут. «Люди в лодках»[1] — прозвали их судебные острословы.
