Далия Трускиновская - Нереал
В общем, я пошел шариться по прилегающим дворам в поисках мусорки. Не тащить же, в самом деле, всю эту дрянь в “Отчий дом”...
А нашел я, конечно, совсем иное! Меня хлопнула по плечу увесистая лапа.
— Т-т-т! — услышал я.
Ну конечно же, это была сладкая парочка — цыган Имант и Леонтина. Оба солидно одетые, как если бы собрались в ресторан.
— Т-т-т-т-т! — радостно затрещал Имант.
— Имант говорит, что очень хотел с вами встретиться, — перевела Леонтина.
— Взаимно, — буркнул я.
Мне нужно было спешить в редакцию “вечерки”, чтобы проконтролировать качество сканировки. Позавчера уже стряслась прелесть неизъяснимая. Я бегал снимать в передвижной цирк и польстился на морского льва, который не только балансировал на носу мячи, не только ловил шеей кольца, но еще и принимал томные позы, и аплодировал сам себе ластами. Я исправно с утра притащил негативы, сдал их и помчался дальше. Вечером я заглянул в свежую газету...
Морской лев имеет цвет, который я назвал бы мокрым. От природы он, возможно, темно-серый или темно-коричневый, кто его разберет, по-моему, человеческое око никогда этого зверя сухим не видело. А мокрый он лоснится и сияет, как угольная глыба. Так вот, в газете он был розовым. Как нужно отсканировать негатив, чтобы получить розового морского льва, я не знаю! И ответственный секретарь тоже не знает. А знает он, что человек, желающий, чтобы его снимки выглядели качественно, должен стоять над душой у сканировщика и добиваться нужного результата. Я как раз нес негативы с цветочной выставки и собирался стоять над душой до упора. Зеленые розы и черные ромашки были мне как-то ни к чему...
— Т-т-т-т-т! — затарахтел Имант, показывая пальцами по ладони торопливую походку, потом потыкал в пряжку на моем ремне, потом схватился за голову и, наконец, скроив жуткую рожу, воздел руки к небесам.
— Имант говорит, что у вас есть высокопоставленный знакомый в казенном доме... служебный человек... — Леонтина призадумалась.
— Т-т-т! — обратился к ней цыган. И очень укоризненно.
— Ему что-то угрожает через посредство женщины, — перевела Леонтина. — Что-то такое, неземное, очень страшное.
Я наконец-то отвлекся от мыслей о негативах.
Васька!
Этот перестраховщик слинял с моего горизонта, и я уже который день не знал, как обстоит дело с охотой на нереала.
В глубине души я догадывался о подлинной причине этого разрыва, нет, не разрыва и даже не расставания... скорее, расхождения...
Я разгадал его тайну.
Вообще-то я человек простой и далекий от интриг. Всякие сложные стратегические умопостроения, которые царили в женском педагогическом коллективе, я элементарно не мог осилить. Если бы мне велели разобраться в Васькиной биографии, я бы завалил это задание. Но тогда меня понесло... И вынесло!
— А что угрожает? — спросил я. И, чтобы получилось доходчивей, изобразил сперва повешение (высунув язык, естественно), потом — выстрел в висок (из указательного пальца правой руки), а на закуску — удар кинжалом в пузо. За достоверность последнего, впрочем, не ручаюсь — Имант мог подумать, что у меня просто схватило живот, вот я за него и держусь с агонией на лице.
Но общий смысл до него дошел. Цыган закивал и, подняв обе ладони до плеч, сделал два резких рубящих движения вниз — как будто отсекал от своей грудной клетки какую-то дрянь.
Точно, подумал я, об этом же мы с Васькой однажды спорили! О каком-то канале, который ему грозились перерубить!
— Как он узнал, где меня нужно искать? — спросил я у Леонтины.
— Если бы я знала! — воскликнула она. — Сидел дома, смотрел телевизор, он классический балет любит, вдруг сорвался, потащил меня куда-то...
Можно было подумать, что она жалуется. Но так ворчливо брюзжать может только очень счастливая и гордая своим избранником женщина, понял вдруг я. Вообще-то мог бы понять и раньше...
— Речь идет об одном моем знакомом, — объяснил я. — С ним действительно не все в порядке. Пусть теперь скажет, что нужно делать!
— Т-т-т-т-т! — Имант показал рукой вперед. И сделал движение, которое расшифровывалось однозначно: за мной!
Мы понеслись.
Но неслись мы странно. Время от времени цыган останавливался, замирал, словно прислушиваясь, и мы должны были тормозить и торчать рядом, делая вид, будто так и надо. Потом он опять срывался — и мы должны были его догонять. Хорошо еще, если на прямой. Однажды он резко свернул в переулок, а мы с Леонтиной проскочили и должны были возвращаться.
Это не был бег — это было еще хуже. Если кто видел соревнования по спортивной ходьбе, когда люди стремятся к финишу на негнущихся ногах, зато отчаянно размахивая руками, так тот может понять, как выглядели мы трое, прошибающие пешеходов почище пушечного ядра.
Имант шагал впереди, и ему доставались все восклицания, визги и ругань. Он отвечал яростным “Т-т-т!” Что интересно — за этот треск ему все прощалось...
Вдруг он остановился и жестом велел нам спрятаться за угол. Так мы и сделали. Он прошелся взад-вперед и присоединился к нам.
— Т-т-т... — совсем тихонько сказал он мне, приглашая выглянуть из-за угла. И даже показал пальцем, куда смотреть.
Я увидел того амбала, который специализировался по чистке кармы веником! Того, который преследовал меня на базаре! Он был не один, а с маленьким дедком, который стоял к нам спиной. Но мне вовсе не нужно было видеть эту мерзкую рожу, чтобы узнать деда-вонючку.
Они тоже кого-то караулили.
Дед оставил своего телохранителя и подошел к самому краю тротуара. Он что-то держал в кулаке. Я вспомнил, как он разбудил полтергейст в “Анжелике” и стал соображать — не хлынет ли сейчас дрянь из канализационных люков. Вот и проворонил тот миг, когда дед что-то этакое выкинул на проезжую часть.
Не думаю, чтобы эта была горсть гвоздей. Однако машина, которой полагалось бы в ряду прочих машин соблюдать правила взаимной дорожной вежливости, вдруг остановилась. Та, что шла сзади, врезалась ей в бампер. И началось обычное столпотворение, какое бывает при ДТП — дорожно-транспортном происшествии.
— Т-т-т-т-т! — показывая пальцем на сбившиеся в колонну машины, толковал Имант. При этом еще показывал пальцами по ладони что-то вроде бега по пересеченной местности, потом вдруг продемонстрировал мне два пальца знаком “V”, и, наконец, показал, какой бы вырос у него огромный бюст, будь он женщиной.
— Т-т-т! — одобрительно отвечал я. Бюст такого размера попался мне в одной из тех газеток, которые мы перешерстили, пока напоролись на Астралона. Это были даже не два футбольных мяча, даже не два крупномасштабных арбуза, а, я бы сказал, два шарообразных аквариума, каждый литров на пятьдесят.
