Айя Субботина - Время зимы
Раш отвернулся, раздумывая, когда же эти двое успели настолько сблизиться. Еще не решив, что делать дальше с приказом владыки Севера, карманник знал наверняка, что не станет поперек дороги шамаи. А может так статься, Раш снова нашел взглядом Талаха, что он уже встал на его пути.
Горожане провожали воинов. Жрецы Велаша, испросили у морского владыки позволения выйти судам на воду. Раш несколько раз слышал недовольный ропот в толпе, мол, худое дело идти не узнав ответа, но никто не смел роптать в полный голос.
Драккары, под командованием своих вождей, прощались с берегом. Раша и Хани определили на корабль к Берну — красногрудое судно на три десятка весел, с забранным парусом багряного цвета. Раш слышал, что меж собою северяне звали кораблю "Красным медведем". В носу судна устроился отбивающий ритм и гребцы дружно дали веслам воды.
Только к концу дня Рашу выпал случай поговорить с Берном. Гребцам дали короткий отдых, поставив ветру парус, и громогласные песни сменились чавканьем и жадными глотками. Раш нашел северянина на корме: Берн, скрестив руки на груди, разглядывал идущие следом корабли. Стоило спуститься сумеркам, как места в обоих концах корабля заняли волшебники из храма Виры. Они колдовали путеводные шары и судна продолжали тянуться по воде длинною цепью.
— Морская хворь? — Покосился Берн, как только Раш встал рядом. — Говорят, нужно выпить три кружки морской воды, чтоб полегчало.
Карманник вспомнил, что видел Фьёрна, который тягал ведром воду, стоило драккарам набрать скорости. Парень то и дело перегибался через борот и кормил рыбу содержимым своего желудка.
— У меня крепкое нутро, — ответил Раш. И, немного помедлив, не зная, как лучше начать, спросил прямо: — Кто была та женщина?
Лицо Берна осталось безучастным. Он продолжал глядеть вперед, где в туманной дымке сумерек желтел свет путеводного шара над носом идущего следом корабля. Щека Раша снова заныла предзнаменованием бессонной ночи.
— Все несчастья Артума — вот кто она была, — ответил северянин, когда карманник уже собирался оставить его. — Черная отметина поздно раскрылась в ней. А потом тело взял добаш.
— Добаш?
— Демон. Он овладевает всяким, в ком есть черная отметина, извращает душу и заставляет творить злодеяния. — Было видно, что Берну неприятно каждое сказанное слово, маска спала с его лица, обнажив тоску. — Фергайры велели убить ее, пока не сталось непоправимого.
Надо же, про себя подумал Раш, оказывается, не все северяне скроены из толстых шкур.
— Она сделала что-то плохое? — снова задал вопрос карманник.
— А этого мало? — Северянин, наконец, глянул на того, с кем говорил.
— Конечно, — пожал плечами Раш. — Зачем судить того, кто не совершил злодейства? Только потому, что он может его сделать? Так всякий может, неужто в Северных землях все преступники — помеченные Шараяной?
— Не все. — Берн отвернулся, с остервенением вцепился в просмоленное дерево. — Так решили фергайры. Никто в Артуме не пойдет против их воли. А колдуньи не захотели сохранить ее жизнь. Потому-то Торхейм так строптиво говорил с ними. Наши традиции всегда будет превыше всего, даже крови, но какою ценой…
— Так владыка… — Раш, пользуясь тем, что никто не слышит их разговора, не стал величать Торхейма как положено. — Якшался с нею?
Берн неодобрительно насупился, шрам на нижней губе побелел от натуги.
— Она дочка его была, — сказал коротко и вновь напустил безразличие.
Больше Раш его не расспрашивал. Он вернулся на отведенное ему место, устроился на сеннике, и подпер спиной борт. Теперь-то он понемногу понимал, почему Торхейм хотел крови одной из старух. Где-то здесь была и жажда мести, и отчаянная попытка избавиться от влияния колдуний. Раш вспомнил, как злился эрл в Яркии, когда приходилось делать так, как велела Мудрая.
И все же, — карманник прикрыл глаза, игнорируя боль в распоротой щеке, — почему девчонка так похожа на ту одержимую? Может ли так быть, что Хани тоже от крови Торхейма? Или его внучкой, от крови порченной северянки — это объясняло и отметину Хани. Раш понял, что ничего не знает о девчонке. Но даже если так — что изменилось бы?
Карманник спал мало. А то время, что спал, сквозь пелену сна разглядывал гребцов, что налегали на весла даже ночью, правда, с меньшим усердием. Бой в барабан сделался реже, воины переговаривались в полголоса, хоть и продолжали травить байки. Пару раз карманник улыбался даже через туман сна. В конце концов усталость предыдущей бессонной ночи взяла свое.
Уже когда небо сделалось светло-серым, а солнце за снежными тучами степенно взбиралось вверх, послышались крики: "Парус, парус!" Раш проснулся, зевнул.
— Разлегся тут! — Ворчливо ругнулся кто-то из воинов, едва не прицепившись через ноги карманника, которые тот вытянул во сне.
— Гляди, куда прешь! — огрызнулся Раш. И тут же пожалел о том, что сказал вслух — северянин мог запросто полезть в драку.
Но сегодня богиня удача решила побаловать карманника: воин оставил слова чужестранца без внимания. Северяне все разом поднялись, приложили ладони ко лбам, вглядываясь вперед.
— Чей парус-то? — Спрашивал кто-то.
— Серый вроде, больше хрен увидишь, — ответил ему другой.
— Та-хирцы, — подхватил следующий и смачно плюнул. — Я их задом чую.
— Не, не та-хирцы — у тех парус прямой, а этот — клином, высокий. Не иначе вылупки драконьих яиц пожаловали.
Раш, решив, что так северяне называют выходцев из Народа дракона, заинтересовался, поднимаясь на ноги. Потянулся, вскользь проверил, все ли кинжалы на месте, осмотрелся в поисках, чем бы промочить горло. В бурдюке, что лежал неподалеку, на сумках с кукурузными хлебами, оказалось прокисшее молоко. Раш сделал пару глотков и протянул бурдюк Фьёрну, что выбрался из самого дальнего закоулка драккара. Молодой северянин был зеленее морской воды, веки и кожа вокруг них вспухли серым пятном, губы и того хуже — почти посинели, будто разом лишились всей крови. Раш хотел было сказать, что сейчас тот похож на бродячего скомороха, но смолчал. Парень принял мех и жадно приложился к нему.
— Худо мне, — буркнул нехотя, словно бы признавался в чем-то дурном.
— Ты больше воду из моря не хлещи, бестолку. — Карманник разглядывал пару острых парусов, что виднелись впереди. Достаточно далеко — как не смотри, а не видать рисунка на парусине, но уже близко, чтоб разглядеть корабль. Однако же туман, что стелился по воде, будто бы нарочно скрывал утренних гостей. И Рашу это не нравилось.
— А ты, по всему видать, часто ходишь под парусом. — Фьёрн облизал с обветренных губ капли молока и отрыгнул.