Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – герцог
Она поднялась, прекрасная и величественная, как олицетворение мирового Зла.
– Я никогда не понимал, – пожаловался я, – почему наибольшее зло мы видим не в чудовищах, пусть самых отвратительных, а именно в безупречно прекрасных женщинах? Вы прекрасны, Ваша Темная Мощь! Прекраснее вас нет на свете особи другого пола, вида, рода и, может быть, даже класса…
Настолько прекрасна, добавил про себя, и настолько безупречна, что просто отвратительно и ужасающе.
Не слушая, она рассматривала меня со злым удовлетворением.
– Я даже сейчас все еще хотела бы тебя использовать…
– Ваша Мощь, – поспешно вскликнул я, – хоть сейчас!.. Хоть я и малость вспотел…
– Но ты слишком много причинил вреда, – закончила она. – Очень много. Не здесь, там.
– Разве много? – удивился я. – Обижаете, Ваша Мощь! Я вообще-то еще и не начинал как следует…
– И не начнешь, – сказала она. – Ты все еще думаешь, что сам пришел? И что сможешь что-то…
– Не сам, – согласился я, – меня конь привез. Всего один вопрос: сможете ли назвать причину, по которой я бы вас отпустил? Скажу заранее, как уже говорил там внизу только что, я считаю женщин такими же людьми, как и мужчин, со всеми правами и обязанностями. А это значит, никаких скидок на слабый и все такое пол.
Она расхохоталась.
– Какой наглец!.. Такие просто редкость. Но ты не учел одну вещь…
– Какую? – спросил я.
Она выпрямилась, надменная и прекрасная, взглянула с особенным холодным высокомерием.
– Я не колдунья, – произнесла она, – которых ты мог убивать одним щелчком. Не волшебница и не чародейка, это все мелочь…
– А кто вы?
Его губы изогнулись в жестокой усмешке.
– Я – фея. Это значит, я вообще не человек… Ты это не учел.
Она вытянула в мою сторону руки. Воздух вокруг нее заблестел сильнее, а кисти рук, к моему ужасу, стали накаляться, словно железо в горне на раскаленных углях, побагровели, покраснели. Я напрягся и обреченно ощутил, что моя защита в самом деле может оказаться не совсем пригодной.
Все тело мое сковало холодом, я пытался дернуться, но не получилось, и неизвестно, как долго продлится это странное оцепенение…
В спину толкнула волна упругого воздуха. Едва слышно прошелестели крылья. Донесся приближающийся женский крик, в котором столько безнадежной мольбы и отчаяния:
– Нет!.. Сестра, не делай этого!
Иллариана пролетела мимо с такой скоростью, что упала на колени, ударившись о каменный пол. Крылья исчезли, когда она стала их складывать на спине.
Я не успел охнуть, как она вскочила и загородила меня своим хрупким телом. Темная Фея всмотрелась в нее, медленно опустила руки. На искаженном злобой лице проступило нечто вроде удивления.
– Этого, – произнесла она изменившимся голосом, – не может быть… Просто не может…
– Это я! – вскрикнула Иллариана. – Ты не могла меня забыть… совсем.
Темная Фея покачала головой.
– Но ты же… Тебя схватили менгры! Они не могли тебя оставить в живых! Они убивали нас всегда…
Иллариана сделала шаг вперед, протянула руки.
– Они сделали хуже, – сказала она жарко и в то же время умоляюще, – чем убили. Зная, как страшимся воды, привязали к железной глыбе и сбросили в океане в самом глубоком месте. Ты не представляешь, какая там темнота и как там ужасно!.. Меня вытащил оттуда этот благородный рыцарь, которого ты хочешь убить.
Темная Фея сказала резко:
– Не поверю! Ни один человек не может опуститься на океанское дно!
Иллариана сказала быстро:
– Здесь гремели войны, ты знаешь. На месте гор возникали озера, а на месте озер – горы. Самое глубокое перестало быть глубоким и вообще придвинулось к берегу. Астроанна, это я, твоя сестра!
Темная Фея покачала головой:
– Уже нет. Я давно отыскала, как отомстить лунному народу. Они погибли такой страшной смертью, что душа моя ликовала!.. И я ощутила вкус жизни, вкус побед, вкус власти!
Иллариана вскрикнула жалобно:
– Что ты говоришь?
– Ты слышала, – ответила Темная Фея жестоко. – Забирай это… существо. Я переступила через себя и пощадила его, раз уж оно тебе помогло. Но пусть скроется от меня и страшится моего гнева. Попадется на глаза второй раз… умрет. Страшно.
Она улыбалась жестоко, во всем облике такая ненависть, злоба, похоть, что я содрогнулся, будто вишу на одной руке над пропастью.
Иллариана попятилась, взяла меня за руку. Оцепенение начало покидать мое тело.
– Уходим, – сказал я тихо. – Это уже не сестра тебе.
Она вскрикнула жалобно:
– Сестра!
Темная Фея искривила рот в жестокой гримасе.
– Смертный прав. Я ощутила сладость власти, сладость темных сил, я порвала с нашим племенем жалких мечтателей. Меня зовут Темной Феей, потому что я, да – Темная!.. И силы мои темные, настоящие, разрушительные, сладостные… Уходите! Уходите оба. Иначе я уничтожу вас обоих… Уходите, пока я вас щажу.
Я буркнул:
– Ага, расплачусь от счастья.
Ее лицо вздрагивало и кривилось, руки дергались, злая улыбка превратилась в чудовищную гримасу, а в уголке рта показалась пена.
Я ухватил Иллариану за руку, сжал крепко и потащил прочь. Иллариана жалобно плакала, а вдогонку звучал крепнущий хохот Темной Феи.
Когда мы были уже на середине лестницы, далеко наверху взметнулось черное пламя, раздался грохот.
Иллариана пыталась остановиться, упиралась, я безжалостно тащил из башни.
Она вскрикнула потерянно:
– Ей там плохо!
– Она счастлива, – возразил я. – Думаешь, хорошо только хорошим людям?.. Злодеи еще как бывают счастливы!
Граф Гатер, Стерлинг и барон Уроншид ахнули в один голос, когда дверь распахнулась и мы с Илларианой выбежали в солнечный мир. Волосы Илларианы рассыпались и крупнолоконно вьются следом за нею роскошными волнами. Она и мне показалась настолько прекрасной, что когда обалдевший барон, сам не зная, что делает, преклонил колено, я даже не удивился.
Граф Гатер едва-едва выдавил:
– Вы сказали… что скоро вернетесь…
– Но не сказали, – добавил граф Стерлинг, – что не одни…
Гатер сказал с мукой:
– Это же сэр Ричард!.. Почему я послушался и не пошел с ним?.. Я же солиднее и вообще…
Барон спросил с восторгом, глядя на Иллариану снизу вверх, как на Пречистую Деву:
– Это и есть… фея?
– Да, – ответил я, взглянул на Иллариану и поправил себя: – Только не та, а ее сестра. Младшая.
– Младшая всегда красивее, – сказал граф Стерлинг с видом знатока-лошадника.
Гатер сказал ему, не отрывая восхищенного взгляда от опечаленной и смутившейся Илларианы:
– Юноша совсем не разбирается в женщинах.
– А кто в них разбирается, – ответил тот.
– Но это же светлая фея!
– Да все они… гм… до поры до времени.