Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – герцог
Я удивился:
– Правда, что ли?
– А с чего ты вдруг отнесся так милосердно к павшему? – спросил он в упор. – К грешнику? Тебе сострадание вообще не свойственно.
– Тебе откуда знать? – ответил я дерзко. – Я спас одного человека и уничтожил всего лишь мир! Но если человек – целая вселенная, то ноль-ноль?
– Софист, – сказал он с отвращением. – Мы оба знаем, что это не равные величины. Но Господь почему-то принял во внимание…
– Господь не бухгалтер, – отрезал я. – Он не считает так, чтобы тебе или нам было понятно. У него своя логика. Намного более сложная. И возможно, именно этим поступком я заслужил… снисхождение. Хотя, возможно, чем-то иным. Ты так и не понял, Михаил, почему я все еще цел?
Он покачал головой:
– Пути Господни неисповедимы.
– Кое-что исповедимо, – возразил я. – Я не сделал того, что Господь велел… но сделал то, что нужно. Господь знает, я действовал правильно, хоть и жестоко. Мы живем в суровом мире, Михаил! А ты ждал увидеть арфу в моих руках?
Сияние вокруг него медленно угасало, как вечерний свет уходит при наступлении ночи. Я видел в его больших чистых глазах полнейшее непонимание.
– Ладно, – произнес он, – Господь ничего не сказал. Ни-че-го. Ни хорошего, ни плохого. Так что твое возвращение не значит прощения. Я буду наблюдать за тобой лично!
– Польщен, – сказал я сухо. – В туалет за мной ходить будешь всегда или через раз?
Он скорбно вздохнул и начал медленно подниматься в небо, так и не вернувшись в столб первозданного света.
Руки мои трясутся, словно всю ночь курей крал, я похлопал арбогастра по шее.
– В Альтенбаумбург!
Адский Пес, уже превратившись в веселого дурашливого Бобика, ринулся вперед огромными прыжками.
Сердце мое, разогревшись, стучит сильно и мощно. Утреннее солнце поднялось над краем земли, золотой луч, как стремительный ручеек, побежал мне под ноги.
И только от седельного мешка почему-то тянет смертельным холодом.
