Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – герцог
– Их защищает репутация, – объяснил я. – Я сам человек с недостаточно светлым прошлым и знаю, как это работает.
Барон Уроншид не отрывал взгляд от замка, лицо стало просветленным, будто увидел ангела.
– Как же все-таки красиво…
– И темные личности бывают очень яркими, – заверил я, – а цветы злыми и кусачими, если сэр Бодлер не соврал.
Он посмотрел вопросительно, но я смотрю твердо, по-мужски, каждое слово весомо. Когда не уверен в том, что говоришь, надо это утверждать, а это я умею.
Граф Гатер сказал с сомнением:
– В прошлый раз нам удалось с наскоку. Но там не было феи…
Я с самым высокомерным видом вскинул брови и осведомился:
– Что?
– А если она… что-то предпримет?
Я пожал плечами.
– Обидеть меня может не только фея, а каждый… кто не понимает, как это рискованно.
Рыцари возбужденно переговариваются, проверяют оружие, доспехи, ремни. Я подумал, что попроси помощи, и кто-нибудь обязательно протянет тебе руку. Правда, зачастую с характерной комбинацией пальцев. Но мы не в демократии, а в этом мире, когда сильный просит, он все равно приказывает. Сэр Стерлинг поскрипел, но ответил, что да, сочтет за честь идти со своими людьми в арьергарде, чтобы успеть хотя бы по разу разрядить арбалеты. И барона Уроншида будет держать при себе, чтобы в случае чего успеть дать отпор.
– Вот и отлично, – сказал я властно. – Все готовы?
Граф Гатер спросил быстро:
– Как будем штурмовать?
– Просто и честно, – сообщил я. – По-мужски. В прошлый раз тактика выбивания ворот сработала, чего нам еще?.. Мы что, будем умничать или как?
Он пробормотал опасливо:
– Да, но здесь, как я уже напоминал, фея…
– Думаю, – сказал я, – ей все равно, толстые или нет ворота. Ее сила в чем-то другом.
– Да уж, – сказал он несчастным голосом. – Атакуем? А то меня дрожь берет… Как-то не по себе. Наверное, та рыба на постоялом дворе была несвежей.
– Точно, – подтвердил я. – И запах у нее какой-то вообще рыбий.
Граф Гатер, виконт Ноэль Джонстоун, барон Альфред Бриджстоун и другие герои всячески протискиваются конями в голову клина, все страшатся оказаться позади, вдруг да что другие подумают.
Возникла некоторая нервозная суматоха. Я задержал дыхание, пытаясь унять бешено стучащее сердце.
– Уничтожим врага!.. – сказал я громко и резко. – Никого не щадить!
Рыцари пустили коней в галоп, земля здесь плотная, копыта стучат, как по камню. Я надеялся, что не выдохнутся раньше, чем ударим в ворота, мчимся по открытой местности, а с вершины центральной башни нас можно увидеть издалека.
Грохот копыт нарастал, я вырвался вперед, стараясь, чтоб не слишком, вход может быть только с той стороны, откуда ветер вымел песок, а вообще-то мог вымести не сам по себе, а по приказу…
Сердце трепыхнулась радостно: ворота самые настоящие, деревянные, хоть и с железными полосами, скрепляющими доски. У феи на все житейские мелочи не хватает то ли сил, то ли времени, а может, и желания.
Я обернулся к скачущим позади рыцарям, сквозь прорези забрал вижу полные решительности глаза.
– Никого не щадить!.. Действовать быстро!.. Героям – награды!
Грохот копыт нарастал, я нарочито придержал арбогастра, пока справа и слева не начали обгонять, затем послал его вперед, сам собрался и, сцепив зубы, ухватился за ремни.
Зайчик всей массой ударился в створки ворот. Они распахнулись с треском, вовнутрь влетели разгоряченные рыцари на взмыленных конях, полное впечатление, что мы выбили все разом.
Зал огромен, во всю ширь здания, стены в зловеще-черном металле, с широких крюков спускаются до самого пола ярко-красные полосы ткани, а с двух сторон наверх ведут широкие каменные лестницы.
Послышался крик, топот, справа и слева к нам сбегают вооруженные люди, доспехов нет, некоторые в кольчугах, большинство вообще в кожаных латах, в руках у кого мечи, у кого короткие копья.
Я соскочил с седла прямо на лестницу. Навстречу ринулся, размахивая широким пугающим мечом, настоящий великан. Я уклонился и с разворота полоснул, не глядя, лезвием по тому месту, где должна быть шея. Красиво снести голову не удалось, но кровь из рассеченной артерии ударила тугой струей, и гигант опрокинулся на соратников, зажимая ладонью рану.
– Быстрее! – прокричал я. – Пока колдуны не опомнились!
Наверху из-за поворота появилась красивая женщина с прекрасным и злым лицом, одета вызывающе, на лице удивление пополам с омерзением.
– Убейте этих… – крикнула она отвратительным голосом. – Всех!
Ее воины бежали сверху и прыгали по ступенькам, как горошины из прорвавшегося мешка. Я даже отступил под бешеным напором, а она спустилась ниже и наблюдала со злым интересом за кровавой бойней.
Я прокричал:
– Кто бы ты ни была… сдавайся!..
Она зло расхохоталась.
– Червяк!.. Оно еще и говорит… Убейте его!
Я рубил настолько бешено и быстро, что вокруг меня нарос вал тел. Я начал подниматься выше, пока не оказался с нею на одной ступеньке, она все с той же гадливостью смотрела на меня и взмахом руки вызывала все новые отряды.
Руки мои начали наливаться свинцом, а она, которая приказала убить меня, стоит почти рядом и хладнокровно смотрит, как ее воины выбегают по двое-трое и набрасываются на чужака. Я бил, рубил, толкал, сбивал с ног, швырял о стену, раздавал зуботычины кулаком и рукоятью меча, а она все покрикивала и взмахом руки направляла на меня все новых и новых слуг.
Озлившись, я с размаха ударил ее рукоятью меча по лицу.
– Заткнись, дрянь!
Мгновенно все остановилось. Воины, что бросались на меня с бешеным рвением, замерли и смотрели выпученными глазами то на меня, то на свою повелительницу.
Она отшатнулась, из разбитого носа хлынула кровь.
– Ты… ты… посмел…
Она прошептала эти слова в таком непонимании, словно хрустальный небосвод затрещал и рухнул, а сейчас с неба падают боги в красиво развевающихся одеждах.
Я сказал злобно:
– Могу и добавить!.. Хочешь?
Она суетливо отступила, что совсем не вяжется с ее полными величия и важности жестами и поступью, полными императорской, даже небесной надменности.
– Ты… ты не человек!
Я ощутил себя на острие взглядов моих рыцарей, эти тоже в смятении, сказал громко и убедительно:
– Ты взяла на себя роль воина? Уважаю твой выбор. Я тоже за равноправие полов. Но раз командуешь, как мужчина, то и отвечай, как мужчина! Нефиг стоять и любоваться. К тому же вешают не простых воинов, а организаторов. Намек поняла, красотка?
Она вскрикнула:
– Ты… не посмеешь!
– Я демократ, – отрезал я. – Да здравствует подлинное равноправие! Сэр Генрих, схватить эту… и повесить, как… преступницу.
