Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – герцог
– Да все они… гм… до поры до времени.
Бобик ринулся навстречу, вместе вернулись к Зайчику. Тот раздувал тревожно ноздри, бил в землю копытом и потряхивал гривой.
Я забросил Иллариану в седло, рыцари завороженно смотрят не на меня, а на женщину.
– Возвращаемся! – прокричал я. – И быстро.
Стерлинг сказал бодро:
– А мы тут только начали по праву победителей…
– Кто не успел, – сказал я, – тот опе… опоздал. Темная Фея может выглянуть в окно! Вдруг не понравится, что увидит?
Рыцари посерьезнели, метнулись к коням. Связанная предводительница охраны осталась посреди двора обнаженная и распятая на земле. Она свирепо сверкала глазами нам вдогонку, но рот умело заткнут кляпом, руки и ноги привязаны к вбитым в землю колышкам.
Граф Стерлинг лихо вскочил на коня и крикнул:
– Не скучай, красавица! Родится мальчик – назови Вестготом.
Граф Гатер, торопясь, уже погнал своих подальше от красного, словно раскаленное в огне железо, замка. Иллариана вздрагивала за моей спиной, прижималась, спросила невпопад, хотя я видел, что ее мысли заняты другим:
– Почему Вестготом?
– Чтоб никому не было обидно, – пояснил я. – Иллариана, как ты решилась?
Она вздрогнула, ее тонкие руки обхватили меня, она прошептала на ухо в полном отчаянии:
– Я просто сошла с ума…
– Я тоже, – признался я. – Тебя не было, я почти свихнулся. Чем бы себя ни занимал – ты всегда перед глазами. А ночами я тебе доказывал, что я все-таки не то чудовище, которое ты во мне видишь.
Зеленая долина неслась навстречу и бросалась под копыта, исчезая сзади, а впереди уже небольшой лес, справа ровная пустая котловина, словно оттиск исполинского котла, слева далекий неровный вал гор, а дорога даже не виляет, в страхе мчится по прямой, только бы поскорее выметнуться из этого заколдованного места…
Я остановился, пропуская мимо наш рыцарский отряд, за которым двигаются тяжеловооруженные всадники. Доспехи у этих попроще, а вместо длинных копий длинные мечи грубой ковки, увесистые топоры, молоты, шестоперы.
На металле пурпурный отблеск жаркого южного заката, лица суровые, глаза смотрят вперед, никто не ропщет, что в такую жару приходится нести на плечах тяжесть стальных доспехов. Едут гордо, с достоинством, по посадке не отличишь от лордов. Это элита любого войска, в которой куется пополнение рыцарству, когда не по родовитости, а за подвиги и воинскую доблесть.
Кстати, надо будет подумать о системе наград, эти люди были уверены, что идут за мной за смерть. Такая верность должна поощряться и материально…
Я подал знак одному, он с готовностью придержал коня и отодвинулся вместе с ним в сторону.
– Тебя как зовут?
– Джон, ваша светлость. Просто Джон.
– Слушай меня, просто Джон. Вы уже заслужили награды. Скажешь всем своим, что в Гандерсгейме вас ждут земли и титулы. Пусть не думают, что все будет поделено только между знатными лордами!
Его глаза вспыхнули, до чего же люблю этих откровенных людей, у которых все на лицах всегда написано крупными и, главное, печатными буквами.
– Ваша светлость!
– Так и скажи, – проговорил я державно. – У нас впереди еще долгая дорога на пути чести и славы.
Он уловил мой милостивый кивок и пустил коня вскачь, догоняя своих. Я сделал вид, что осматриваюсь, хотя что тут осматриваться, но не показывать же всем, что останавливался ради разговора с простым воином, потом галопом пронесся вдоль растянувшейся колонны и догнал едущих впереди графа Гатера и барона Уроншида.
– Мы вроде бы возвращаемся другой дорогой?
– Ничуть, – заверил граф Гатер. – Просто срезали небольшой угол. Там река в это время года почти пересыхает, пройдем пусть не посуху, но стремена не замочим.
– Хорошо, – одобрил я. – Ночевать все равно придется под открытым небом.
Он всмотрелся, вытянул вперед руку.
– Не думаю. Видите?
Глава 6
Среди зеленой невысокой травы высятся три дерева с поистине необъятными стволами. Даже нижние ветви, что идут параллельно земле на сотню ярдов, толщиной со столетние сосны. Вблизи ни кустика, даже трава пугливо разбежалась во все стороны и там прижалась к земле, а вокруг стволов так вообще голо, если не считать коричнево-серого ковра от ссыпающейся чешуи стволов.
Когда подъехали ближе, граф Гатер сказал довольно:
– И ручеек все так же. Не спрятался, мошенник.
Судя по множеству выложенных белым песком дорожек, ручеек в самом деле не раз пытался убраться поглубже, но корни всякий раз отыскивали и снова выводили на самый верх.
Рыцари соскакивали на землю, оруженосцы и воины принялись расседлывать, кто-то взялся собирать хворост для костра, а я отвел Зайчика в сторону, снял Иллариану с седла и долго не хотел опускать на землю, такое странное тянущее чувство, будто в самом деле отрываю от себя часть души.
Рыцари понимающе переглянулись, когда мы ушли в сторону от походного лагеря. Высокие зеленые ветви кустов заговорщицки сомкнулись за нашими спинами.
Иллариана поглядывала на меня искоса, на лицо набежала тень, наконец произнесла грустно:
– Мне надо вернуться…
Я охнул:
– Что? Я помру без тебя!
Она сказала поспешно:
– Я прилечу к тебе в замок. Обязательно. В тот же день, когда вернешься в свою каменную крепость.
– Завтра? – спросил я.
Она кивнула:
– Завтра.
– Обещаешь?
Она засмеялась.
– Клянусь! У меня нет причин тебя обманывать.
Я сказал потерянно:
– Я знаю, тебя не удержать. Да я и не стану. Я слишком сильно, просто безумно тебя люблю.
Она остановилась, прямо взглянула мне снизу вверх в лицо. Я привлек ее к себе, она с готовностью прижалась всем телом, замерла на долгое мгновение, даже дыхание задержала, во что-то вслушиваясь, вчувствываясь, наконец с тяжелым вздохом отстранилась, и я видел, что делает это очень неохотно.
– Надо, – произнесла она кротко. – У меня тоже есть долг перед своим племенем. Ночь пройдет быстро!.. А днем мы снова будем вместе. Как говорят люди: все имеет свой закат, только ночь заканчивается рассветом.
– Я не засну.
Она сказала совсем ласково:
– Тогда думай о своем герцогстве. Ты – герцог, помнишь?
– Герцогство, – сказал я невесело, – чудесная вещь, но этот титул не может согреть в холодную ночь.
– Холодную?
– Я замерзаю без тебя, – признался я. – Мое сердце застывает. Я не живу без тебя, я просто существую.
– Я приду завтра, – сказала она раздельно и почти сердито.
– Постараюсь не умереть до завтра, – пообещал я.
Она отступила на пару шагов, я смотрел во все глаза, взмахнула руками, я замер, но так и не успел увидеть это дивное мгновение, когда человек превращается в птицу, все-таки у нее как-то по другому принципу.