Энгус Уэллс - Повелители Небес
— Разве у вас здесь Истинные никак не общаются с Измененными?
— Мы слуги, господин, — ответил Том. — Слугам не место в компании с людьми.
Тон, которым он произнес эти слова, был настолько раболепным и униженным, что я почувствовал, как гнев мой охватывает меня все сильнее и сильнее. Я вспомнил грубый прием, который был мне оказан, и оскорбление, нанесенное мне Невином, отставил в сторону свою чашу и нагнулся поближе к стоявшему на коленях Измененному.
— Ваше место? — со всей мягкостью, на которую только был способен, спросил я его. — Этот замок рухнет без тебя и твоих соплеменников. Кто будет чистить им сапоги, а? Кто станет готовить им еду, ухаживать за лошадьми? Я говорю, что ты вполне заслуживаешь, чтобы выпить со мной, а если Невин считает, что это не так, так он просто идиот. Я знавал Измененных, с которыми поднял бы кубок с большим удовольствием, чем с некоторыми людьми. У тебя разве нет чувств, человек?
Я было хотел сказать «гордости». В порыве неожиданно нахлынувшего негодования я и не заметил, как назвал Тома человеком. Моя горячность испугала слугу: он попятился и, усевшись на полу, взирал на меня как на взбесившееся животное. Я поманил Тома к себе. Он не послушался, отстранился, точно боялся подхватить заразу.
Я вздохнул и сказал уже гораздо спокойнее:
— Том, в Дюрбрехте у меня был друг, Измененный, как и ты. Он тоже считал меня своим другом, и я гордился этим. Я полагаю, что между нашими племенами нет больших различий, кроме тех, которые выдумывают такие, как Невин. И я не вижу причины, почему бы тебе не выпить со мной вина. Если ты, конечно, не возражаешь.
Глаза Тома вылезли из орбит, уголки губ оттянулись назад, обнажая зубы в какой-то атавистической гримасе, делавшей его похожим на своих дальних предков. Подобно тому, как минуту назад во мне вспыхнула ярость, точно так же теперь внезапно пришло ко мне осознание того, что, если Том доложит о моей выходке Невину, меня почти наверняка запишут в диссиденты, если не объявят бунтовщиком. Если сейчас колдун наблюдает за мной, то его доклад в Дюрбрехт наделает мне немало бед. Я зашел слишком уж далеко, открыто высказывая свои мысли.
И вдруг я услышал слабый, едва уловимый звук. Слуга произнес имя.
Он прошептал:
— Урт.
В полном изумлении я вымолвил:
— Ты знаешь Урта?
Том покачал головой. Я было хотел нажать на него, но воздержался и решил дать ему собраться. С отсутствующим видом он протянул руку за ботинком, который уронил, и не менее отрешенно принялся натирать его. Я ждал: тут была какая-то загадка, которой не разгадать, если я буду форсировать события.
Наконец, все еще не поднимая глаз от ботинка, он пробормотал:
— Друг Урта. Мы говорим о вас, господин.
— Урт звал меня Давиотом, — сказал я, и для того, чтобы успокоить Тома, добавил: — Когда мы были одни.
Измененный кивнул, и я увидел, как его губы беззвучно произнесли мое имя. Очень осторожно я спросил его:
— А что ты слышал обо мне, Том?
Он замялся, поднял глаза и вновь опустил их. Думаю, он боролся сам с собой, не зная, доверять мне или нет. Я сдержал свое нетерпение. Казалось, прошла вечность, прежде чем он вновь заговорил:
— Мы говорим… господин… Давиот.
— Что? — переспросил я.
Я подумал, что, наверное, натолкнулся на нечто не ведомое ни одному Истинному. То, что Измененные в Дюрбрехте связаны друг с другом, это я знал давным-давно. Но то, что слуга в замке на южном побережье Келламбека каким-то образом знает об Урте, знает обо мне… Это было поразительное открытие. В школе Мнемоников не могут и представить себе это. Если же да, то тогда это тайна за семью печатями. А колдуны? Они знают? Тогда ощущение, что за мной наблюдают, вполне объяснимо. Я открыто расспрашивал о диких Измененных, об Ур-Дарбеке, и мои симпатии прекрасно известны Дюрбрехту. Возможно, этим и объясняется то, что мне приказано двигаться от замка к замку, чтобы колдуны могли меня отслеживать, вовремя обнаружить и пресечь мои возможные попытки к мятежу.
Том продолжал свое занятие, и, когда он вновь заговорил, голос его был так тих, что мне пришлось наклониться к слуге, чтобы расслышать его слова.
— Гребцы, что приезжают сюда, господин… Давиот… Слуги в тавернах, носильщики… Купцы, пользующиеся нашими услугами. Они говорят… мы слышим… иногда.
Он пожал плечами и снова умолк. Я заметил, что он очень напуган, и постарался подбодрить его:
— Я не выдам тебя, Том. То, что ты скажешь мне, станет нашей тайной, даю тебе мое слово.
Он снова посмотрел на меня. Это был взгляд побитой собаки, которую вдруг приласкали, благодарность смешивалась в нем со страхом.
— О вас и Урте много говорят, — сказал Том, затем улыбнулся и осторожно добавил: — Друг Урта, так вас называют.
Я ответил улыбкой, чувствуя гордость за это прозвище.
— Мы были друзьями, — сказал я. — Что слышно об Урте?
— Ничего… Давиот. — Он, казалось, смаковал мое имя, как будто, оглядываясь по сторонам, откусывал от запретного плода. — С тех пор как его послали на Сламмеркин.
Надежда угасла, не успев еще как следует разгореться. Я понял, что было чертовски безнадежным оптимизмом думать, будто я сумею узнать что-нибудь существенное о нем так далеко на юге. Но узнанное увеличивало вероятность того, что я все-таки сумею еще услышать о нем. Похоже, что то самое скрытое от глаз моих соплеменников общество, обнаруженное мной в Дюрбрехте, тонкой паутиной невидимых нитей опутывало всю территорию Дарбека, и известия шли, передаваемые от одного Измененного к другому, чье постоянное незаметное присутствие, чью услужливость привыкли принимать как само собой разумеющуюся вещь все представители Истинного народа. Меня огорчило, что Том не мог сообщить мне ничего конкретного об Урте, но я был чрезвычайно взволнован тем, что узнал.
— Давиот? — Том назвал меня по имени. — Вы не проговоритесь об этом?
— Я дал слово, — заверил я слугу. — Тебя могут наказать?
— Скорее всего, — сказал он, опустив голову. — Главному магу все это может прийтись не по вкусу.
— Невин здесь всем заправляет? — спросил я.
— Да, — сказал Том, — у господина Христофа нет кровных наследников, поэтому после его смерти наместником станет главный маг.
Я поморщился. Мне стала понятна самонадеянность Невина. Нет сомнения, что хозяином он станет суровым.
— От меня он ничего не узнает, — сказал я.
Том произнес:
— Спасибо.
Он отставил мои башмаки, которые сияли, как и мой посох, в сторону и поднялся на ноги. В какой-то момент я боролся с собой: не стоит ли сказать ему про тех Измененных, которые помогают Повелителям Небес. Я решил, что идти на такой риск слишком неразумно. Если даже он и знает об этом, вряд ли скажет мне что-нибудь, хотя меня и называют Другом Урта. Если же нет, то тогда я подвергну опасности свою свободу, а то и жизнь. Я мог на деле убедиться, что приносит обман, — неизбывное недоверие. Вскользь я подумал, что Том может оказаться соглядатаем Невина, которого тот приставил ко мне, чтобы заставить разоткровенничаться. Пусть моя тайна останется тайной и для Тома. Хотя он и открыл мне вещи, которых я не знал, я решил попытать счастья и расширить свои знания.
