Телиэль - Стихи

Ничего не обещаю,
равнодушно вниз гляжу,
я прощаюсь и прощаю,
потому что ухожу.
Не хвалите этот город
в свете северных небес,
он так холоден и горек,
он рассыпался, исчез,
может статься он прекрасен,
и кляну его я зря,
но навеки путь мне ясен
из него — из января.
В сквозняках аэродрома,
в сетке скрещенных антенн,
я уже почти что дома…
Беломраморный Роден,
я постигла, что рукою
холод камня не согреть,
и к знакомому покою
рвусь сквозь бури улететь.
На десятом километре
набирая высоту,
я увижу в звонком ветре
непогасшую звезду.
Как всегда не пожалею
ни о чем и никогда.
Я смогу и я успею,
я прорвусь сквозь холода.
Расстоянье не помеха,
и судьба мне не указ…
Звезды отблеск, только эхо
этот мир создавших глаз.

Ты знаешь, что еще не кончена Игра,
и долгий длится день, и ночь тебя тревожит,
и ветер, с гор слетев, шепнет тебе: «Пора!»,
и, падая, звезда исполнит сон, быть может.
Сквозь дерево клинков прорежется мифрил,
из языков огня владыка Махал встанет,
и не фонарь горит в венце, а Сильмарилл,
и Мелькор в темноту души твоей заглянет.
И призрачная вязь тенгвара на мече,
и станет алтарем вдруг камень придорожный.
Ты чувствуешь тепло ладони на плече,
но видишь только тень, взглянув неосторожно.
Из горьких трав венок замкнет в кольцо огонь,
при звуках языка неведомого вздрогнешь,
и ледяной воды дотронувшись, ладонь
сотрет твое лицо, и ты его не вспомнишь.
И будешь разбирать упрямо письмена,
покуда не поймешь, как часто сердце бьется,
и прозвучат в ночи, как песня, имена,
и новая звезда в ладонь тебе сорвется.
Ты позабудешь час, назначенный судьбой,
в застывших небесах день году равным станет,
все кончиться, но все останется с тобой,
взгляни назад — и тень незримо рядом встанет.

Зажигали солнце — до смерти пугали,
Маленькие дети руки обжигали.
Не разбудит память знамя звездной ночи —
лунный свет ослепит, душу заморочит.
Приходили гордо — свысока глядели,
от тяжелой рати струны гор гудели.
Не отряд, не войско, а бессмертных стадо,
в чьих глазах сияет слово Манве: «Надо!».
Проходили мимо — руки не марали,
но горели души, дети умирали.
И бежали быстро темными лесами
вестники несчастья с горькими глазами.
К северному ветру губы припадали,
и скользили тени, где враги не ждали.
Принимал гонцов он на траве зеленой.
Дети танцевали, зеленели клены,
беззаботной птицей билось в скалах эхо
и ручей смеялся серебристым смехом…
Но как тень упала весть о войске Света —
взгляд недоуменный, выдох — как же это?
Он вставал с улыбкой, распрямляя плечи,
он сказал сидящим: «Я один их встречу!»
Войско — не игрушка, бойня — не забава…
и вздохнул устало: «Да, у вас есть право!»…
Горестное право рядом с ним остаться —
и они вставали — умирать, не драться,
и они ложились в солнечные травы,
закрывая Душу мира от расправы.
И от каждой новой яростной атаки
на телах и листьях расцветали маки.
Маковое поле — где смеялись дети
в солнечном, палящем, беспощадном свете…
Где сидел Учитель — цепь сомкнула звенья,
остальных сгоняли — в маки на колени.
Все они стояли, слез не вытирая,
и лилась на маки эта соль живая.
И синели маки над Его следами,
скорбно поднимались ирисы рядами.

Солнце зенит миновало,
сохли трава и цветы.
Где-то вдали грохотало —
отзвук грозы и беды.
Мерная поступь фаланги,
дробью — мечи по щитам.
Траву прорезали фланги,
замерли — все по местам.
Превосходящая сила,
самоуверенный свет,
траву мечами косила,
свой предвещая ответ.
Время дыханьем измерьте,
воинов — стуком сердец:
каждого ждут здесь три смерти,
наш однозначен конец.
Словно спаленные зноем,
головы клонит на грудь.
Только Владыка спокоен,
значит, о страхе забудь.
Крики толпы озверелой
слушай, как грозный набат.
Помни — летящие стрелы
бьют сквозь ряды наугад.
Скройся, уйди, отступаем,
но он спокоен и прям.
Толпы врагов подступают
к прочно закрытым дверям.
Жив — это тоже награда,
жив — все отхлынуло вспять.
Горькое слово «осада»
словно клеймо не сорвать.
Болью качается небо,
ясный, обещанный знак.
Я ухожу в эту небыль,
быстро собрав свой рюкзак.
В воздухе пахнет так сладко.
Выбрала берег я свой.
Ждет меня, ждет за палаткой
лента тропинки лесной.
Ждет своего провиденье,
только, пока я жива,
штурма Аст-ахе виденье
вновь подтвердит — я права.
Правильно выбрать дорогу,
звездам довериться вновь.
Что со мной будет, ей-богу,
знают лишь пламя и кровь.
Только медовые травы,
только ночная роса
знают, что правые правы,
если хотят небеса.
Знают, что боль без названья,
горький полынный венец —
плата за радость сиянья
глаз наших, душ и сердец.

Ночь без сна и ясный холод утра,
как предвестье близкого конца.
Я еще боялась почему-то
твоего усталого лица.
Кто кричал, и что вокруг творилось,
чай горячий в мокрых листьях стыл.
Все неслось, а я, застыв, молилась,
чтоб меня ты принял и простил.
И тропою каменной спешила,
и себе не верила, пока
не сбылось, что ночь за нас решила,
и с рукою встретилась рука.
Солнце полдень вновь пересекало,
тяжким медом таяла жара.
Я всего лишь сон оберегала,
я еще не знала, что пора.
И судьба уносит от начала
в ледяную, призрачную сушь.
С высоты и света перевала
вниз и врозь скольженье наших душ.
Ничего не знала, лишь смотрела
на усталый трепет спящих век,
на ресниц опущенные стрелы,
мой валар, учитель, человек.
И теперь из памяти не выжать
ни слезы, ни гнева — только свет.
Беспощадность — от нее не выжить,
безысходность — и один ответ.