Марина Дяченко - Авантюрист
– Судьба не дремлет, – пробормотал я удовлетворенно.
И тяжело шагнул вперед.
Бастард узнал меня первый. Хищно ухмыльнулся, подмигнул предводителю; кустистые брови, и без того нахмуренные, слились на переносице в единый клок шерсти.
Рука бастарда удлинилась – из рукава выскользнул и лег в ладонь широкий нож. Предводитель взвесил в руке стальную гирьку на цепи; прожорливый парень издал неприличный звук, вытер рот ладонью, поднял на меня удивленные глаза.
Они тоже меня помнили.
– Ты один? – негромко спросила женщина. Я шагнул вперед, взялся за край стола и рывком опрокинул его на трапезничающих. Усилие понадобилось большее, чем я рассчитывал, сразу же заныла зажившая рука. Горбунья выскользнула из-под летящей посуды, женщина отпрыгнула, предводитель с ревом выбрался из-под тяжелой столешницы; широколицему парню досталось по носу тяжелым суповым горшком, и драка окрасилась первой кровью.
Бастард – а он давно уже стоял на ногах – легко перемахнул через припавшую к полу горбунью. Я едва успел уклониться – табуретка, которой запустил в меня предводитель, ударилась о дверь за моей спиной. Руку бастарда с ножом я не столько видел, сколько чувствовал; предназначенный мне удар не достиг цели, но моя собственная рука, остановившая нож, разразилась острой болью.
Бастард был самым серьезным противником – но меня интересовал прежде всего предводитель. Два клочка седой пакли над буравчиками-глазами; предводитель ждал в стороне, поигрывая своей гирькой, и я вдруг увидел его руки.
Длинные пальцы, тонкие в суставах и разбухшие на месте подушечек. Сгрызенные до мяса ногти, и только на одном мизинце, манерно отставленном – желтоватый длинный ноготь.
Сколько раз я заставлял себя не думать о «слюнявом рте». Говорила Алана о «руках»? Или не хотела, боялась вспомнить?! О том, как эти руки прикасались…
Вспышка ярости никогда не бывает кстати.
Пелена перед глазами. Бастард болезненно вскрикнул – он был ловок, но я оказался сильнее, и рука с ножом разжалась, когда я бросил бастарда на ножку опрокинутого стола. Широколицему так и не посчастливилось проявить себя в драке – получив по лбу обломком табуретки, он упал в груду посуды и там затих; гирька, на которую предводитель надеялся, как на Небо, беспомощной крысой закатилась в угол, стальная цепь волочилась за ней, как хвост.
Женщина попыталась вмешаться; я не хотел бы бить ее, я попросту оттолкнул се с дороги. Камин догорал; путь до камина был неблизкий, тем более что предводитель упирался сапожищами в пол и все норовил лягнуть меня по колену. Я тащил его, как безлошадный крестьянин тащит свой плуг; камин был все ближе, ближе, я знал, что не стану рассказывать об этом Алане – но красная пелена все еще держалась перед глазами, мне хотелось, чтобы предводитель раскаялся. Чтобы долго каялся, тварь, пока клочковатые брови будут превращаться в обгорелые ломкие кустики…
– За что?!
Я совсем забыл о горбунье. Она будто провалилась сквозь пол в самом начале драки – а теперь вынырнула обратно, в двух шагах от меня, бледная и востроносая, как восковая кукла.
– За что?! Она ведь сама… она сама к нам пристала, сама! Мы не похищали ее… Она сама хотела, она сама за нами увязалась, за что, за что?!
По кукольному личику стекали слезы. Предводитель дернулся – я круче завернул его руку; в дверь колотили. И уже давно; я, выходит, задвинул засов – и не помню…
Пелена спала. По углам возились, приходя в себя, мои неудачливые враги; женщина зло поглядывала на меня, вытирая губы. Но по губам-то я ее не бил?!
Я разжал руки; предводитель мешком свалился на пол. В ту же самую секунду засов не выдержал – и дверь распахнулась, пропуская в «малый обеденный зал» новую ораву разгоряченных мужчин.
Я ждал, что во главе окажется хозяин, напуганный грохотом и разъяренный неизбежными убытками. И хозяин действительно ввалился – вернее, его втолкнули, хозяин был бледен и не об убытках думал, а о собственной драгоценной шкуре…
– Вот они! Вот они, эти господа паяцы! Гляди-ка, морды друг другу чистят!
В комнате стало тесно. Переступая через осколки и обломки, люди князя Сотта мгновенно завладели ситуацией. Крепких рук хватило как раз на то, чтобы поднять с пола бастарда, широколицего и предводителя. Обоих женщин взял за шиворот добродушного вида усатый головорез; я стоял у камина, прижавшись спиной к стене. Позиция, прямо скажем, аховая.
– Не этот, – разочарованно пробормотал князек, заглядывая в окровавленное лицо бастарда. – Ищите, еще девка тут была, та самая, помните?
Мне стало чуть легче. По крайней мере Танталь и Алана сейчас вне опасности. А если у них хватит ума бежать, не дожидаясь утра…
– Этот! – радостно крикнул чернявый парень с перебитым носом, и замурзанный палец указал мне точно в переносицу.
Каминные щипцы – великолепное оружие. Вот только долго я так не продержусь.
– Отойди! Р-разойдись, сучья мать! – завопил кто-то за спинами нападавших.
Метко брошенный кинжал мне удалось сбить в полете. Щипцы в моих руках ревели, рассекая воздух,скрежетнул металл, на пол грянулись два коротких неосторожных меча.
– Отойди! Я его из ар-рбалета!
– Я тебя самого из арбалета! – завизжал князек. – Он мне живым нужен! Живы-ым!
Некое сладострастие, проявившееся в его голосе, придало мне сил. Если мне и следовало оставаться в живых – то обязательно на свободе. Никак иначе.
Завизжала женщина.
Я швырнул щипцы в нападающих – выиграл долю секунды, подхватил совок для углей; не размахиваясь, как аккуратный сеятель, сыпанул в оскаленные лица содержимым догорающего камина. Угольки запрыгали по полу, оставляя за собой неровные узоры дыма. Кто-то завопил, обжегшись, и почти все отшатнулись, прикрывая лица.
Я набрал в грудь побольше воздуха и нырнул в камин.
Пес, пес, пес-с-с…
Когда-то в детстве я любил пугать родичей, прячась в каминной трубе. Правда, в ту пору камин был пустым и холодным; прыгать в горячие угли станет только безумец.
Или загнанная в угол крыса.
Цепкая рука схватила меня за щиколотку, я хладнокровно ударил по ней каблуком и снова обрел свободу. Упираясь руками и ногами, рванулся вверх; снизу лизало болезненное тепло, сейчас я задохнусь, потеряю сознание и свалюсь прямо в угли, готовая, беспомощная, жареная добыча…
Воздуха мне, воздуха. Сколько может тянуться эта труба?!
Разумнее всего было бы стрельнуть мне вслед из «ар-рбалета».
Страшно представить, в какое место может угодить стрела…
Или они успеют раздуть огонь и задушить меня у самой крыши?!
Дурачье, самодовольное дурачье. Вот, кто-то уже лезет следом, и от его сопения осыпается сажа…
Черное небо. Посреди правильного квадрата – белая звезда; новое усилие, еще…
Воздух!..
Ухватившись за края трубы, я подтянулся и вывалился на крышу. Заохала, трескаясь, черепица; нет, это не «клоповник», все врал конкурент. Это весьма добротное строение, вот только хозяину будут убытки…
– Вот он! Во-он!
– Где?
– Трубу видишь?
– Снимите его! Снимите стрелой!
– Живы-ым, мерзавцы! Кто его пристрелит – сам, сучья мать, в подвал пойдет, ясно?
Я посидел, ожидая, пока перестанут трястись руки и ноги. И пока появится из трубы голова моего преследователя, появится, чтобы тут же нырнуть обратно…
Но тот, кто поднимался следом, раздумал вылезать. Либо хватило ума, либо не хватило сил.
Я огляделся. Трубы виднелись тут и там – но только из одной, кухонной, вовсю валил дым. Кто же топит по весне…
Приземистое здание гостиницы окружено было огнями. И тут, и там уже карабкались, приставляли лестницы; я перебрался на противоположный скат, преследователи разразились воплями:
– Где?!
– Кто видит?
– Не выпускайте из виду! Сейчас возьмем, сучья мать!
– Здесь, здесь! – радостно закричали головорезы, сбежавшиеся на заданий двор. Пес, сколько же их всего было, не двадцать, зажегся, а целая сотня…
Я перекатился к ближайшей трубе. На шероховатом боку ее лежал желтей отблеск факелов; ночь не желала укрывать меня. Ночь отступала перед огнем.
Я удержался от безрассудного желания нырнуть в трубу снова. Пока я буду пыхтеть и барахтаться в саже, господа головорезы наверняка успеют подготовить мне встречу; на их стороне хозяин, вон он, из кожи лезет, чтобы опасные посетители убрались из гостиницы с уловом…
Мне и так слишком долго везло.
В трубу клюнула толстая тяжелая стрела. То ли стреляли тайком от кня:зя, то ли стрелок был уверен в своих силах и намеревался легонько подранить слишком уж резвую дичь. Так или иначе, а первый выстрел оказался мимо; я быстренько перебрался на другую половину крыши. Хотя и здесь, надо сказать, факелы, и здесь найдутся нетерпеливые с арбалетами; следовало уходить по крышам сараев, но почему-то не было сил. Удача кончилась, кураж ушел; Аслана и Танталь теперь в безопасности, заполучив меня!, князь еще долго не станет их искать…
