Марина Дяченко - Авантюрист
Руки, ухватившиеся за край крыши. Потом – темное лицо со светлой полоской усов, зажатый в зубах кинжал. При виде меня усатый воин князя Сотта выплюнул свое оружие и оскалился:
– А-а-а…
За моей спиной треснула черепица. Лезли со всех сторон.
Черное небо с белой звездой…
Я сбил усатого. Поймал рукавом чей-то кинжал, поранив на этот раз уже правую руку. Кто-то, охнув, скатился вниз; я не намерен был сдаваться живым. Для того, чтобы заполучить меня, им понадобится по меньшей мере «ар-рбалет»…
– Сиятельство, стреляйте! Уйдет, сука!
Не ори, малый. Никуда я уже не уйду. Меня обложили, и призрачный Судья, верно, проглотит с досады собственный парик: его Приговору не дано свершится. Мне дан без малого месяц жизни – а я вот погибаю неприятно и глупо, в обстоятельствах, с Правосудием никак не связанных…
Или?! Если дамся князю живым – вполне могу протянуть еще и месяц, Рекотарсы живучи, и если палачи будут усердны и аккуратны…
Пес, лезут и лезут со всех сторон. Еще один свалился с крыши – но на смену ему поднялись сразу двое, на черепичном поле стало светло от факелов, и в меня настойчиво тычут огнем и сталью…
Топот копыт. Или стук крови в ушах; откуда взяться отряду конных посреди ночи? Когда все порядочные господа нашли себе пристанище и спят, в крайнем случае, добивают врагов?..
– Что здесь происходит?
Голос был мне знаком. И, еще не сообразив, где и когда я его слышал, я вспомнил, что с этим голосом связано неприятное.
Головорез, оказавшийся в эту минуту моим противником, вздрогнул и на миг отвлекся. Себе на беду.
– …Не ваше дело, господин хороший! Здесь люди князя Сотта, так что проваливайте!
Я уклонился от удара. Перехватил чью-то руку, сам ударил – но теперь уклонился противник. Сзади меня хватили чем-то по голове, я не потерял сознания, но потерял равновесие и грохнулся, давя черепицу и собираясь скатиться вниз. Мне к горлу приставили кинжал. …А со мной ли, собственно, все это происходит?
– Здесь земли города, милейший. И я впервые слышу имя князя Сотта. У вас есть документы? Грамоты?
– Вот моя Грамота! – вероятно, предъявлено было нечто совсем другое. – Катись, пока цел!
Лежа на краю крыши, я мог уже никуда не торопиться. И – вот удача – видел почти весь двор целиком, ворота были распахнуты, и вооруженные всадники не торопились спешиваться. Один из них показался мне знакомым – плечистый, такой, что с трудом влезает в доспех… Нет, на нем была всего-навсего куртка, расшитая бляхами, и зовут его, кажется…
– Вы ошиблись, милейший, – в голосе, который я слышал раньше, прорезались ледяные нотки. – Здесь я представляю власть, и неподчинение дорого вам обойдется… Велите своим людям бросить оружие.
– Дорогу полковнику Соллю! – взревел широкоплечий, и тогда я вспомнил его имя: Аген.
Светлое Небо?! Ты пришло ко мне на помощь, или это власть Судьи, обеспокоенного, как бы его авторитет не пошатнулся и осужденный не смылся раньше, чем исполнится Приговор?..
Лица князя Сотта я не видел, и не мог определить, говорить ли ему о чем-то имя полковника Солля. Но если он и замешкался – то лишь на секунду.
– Во-о-от тебе!
Жест был крайне неприличный, зато исполненный с размахом и вкусом. Нет, мне только показалось, что князь повзрослел – сейчас он казался распоясавшимся, балованным мальчишкой. Из тех, кто мучит животных, а то и людей на заднем дворе отцовского замка…
И я уже совсем уверился было, что на сопляка сейчас падут заслуженные розги – когда сквозь кровь, заливавшую глаза, вдруг рассмотрел, что пришедших с Сол-лем всадников было всего-то пять или шесть.
Боеспособных головорезов теперь уже не двадцать – тут я постарался – но все равно больше, много больше, а Соллевы выкормыши, как ни крути, всего лишь юнцы… даже Аген…
Значит, я опять виноват.
В свою собственную переделку я втянул еще и Солля, какого пса он явился сюда именно сейчас, приезжал бы наутро… когда все было бы кончено…
Не раньше, не позже – почему он появился именно сейчас?!
Темно.
Мне в лицо плеснули воды.
Я лежал уже не на черепице – нет, подо мной были, кажется, доски; я лежал на полу, сапоги столпившихся вокруг людей казались огромными, зато головы, обращенные лицами ко мне – слишком маленькими, с кулачок. И я никого не мог узнать.
Я дался в руки князя – живым?!
Ужас помог мне быстрее прийти в себя. Я дернулся и сел было – но слабость взяла свое, и я стукнулся бы затылком, если бы несколько рук не подхватили бы меня за плечи.
Очень мило со стороны головорезов.
Огромные сапоги расступились. Голоса гудели, болезненно отдавались в затылке; я дотянулся рукой до пояса, но, конечно же, никакого оружия не нашел.
Владелец новых, явившихся из ниоткуда сапог наклонился, опустился на колени; его лицо приблизилось, перестало быть маленьким и плоским. Мокрый лоб, прилипшие к вискам светлые пряди, серые глаза.
– Эгерт, – сказал я хрипло.
Он о чем-то спросил. Я не расслышал – в ушах шумело – но догадался. А о чем он мог еще спрашивать?
– Трактир… К северу, прямо по дороге, не сворачивая. Час пути. Там…
Мне казалось, что я говорю громко и внятно, но он переспросил раза три.
Р-рогатая судьба, а где князь?! Они что, затоптали его? Заплевали? Закидали шапками?!
Меня подняли и усадили в кресло. Дали воды, пристроив голову на подушке и сладив с головокружением, я разглядел, что дело происходит в большом обеденном зале. Князь – вот он! – сидел в углу, руки его были безжалостно скручены за спиной, нос разбит, а лицо, как ни странно, носило на себе печать оскорбленной девственности. Рядышком, небрежно прислонившись к спинке кресла, стоял один из ребят Солля, в суматохе – а по залу метались повара и слуги, постояльцы и сам хозяин – я то терял князя из виду, то снова встречался с ним взглядом.
Взгляд бы обиженный. «Ну, и чего ты ко мне привязался?!»
Я с трудом повернул голову, столы были сдвинуты, на них кто-то лежал… нет, живой, ведь перепуганные служанки втроем перевязывали ему шею и грудь, а мертвецу ведь перевязка без надобности.
Я перевел взгляд.
Нечто, накрытое плащом. Четыре ноги в грязных сапогах; да, тут уже дело решенное…
Солль вполголоса отдавал распоряжения. К нему подошел Аген – странно сутулый, непривычно бледный; полковник что-то ему сказал, Аген сгорбился еще больше – кажется, в голосе полковника скользнул упрек.
Дорого же обходится Агену тот его давний просчет. Как же, отпустили госпожу Алану с мужем, а госпожу Танталь с комедиантами – ненадолго ведь отпустили, на недельку, а вон как обернулось…
Пес р-раздери, как они ухитрились угомонить эту банду? Или Эгерт выучился магии? Или не врут горожане, болтая, что господин Солль – ну прям-таки гениальный полководец?!
Солль еще что-то сказал – Аген вытянулся, кивнул кому-то из своих, поспешил к двери; дверь распахнулась раньше, чем он коснулся ручки.
На пороге стояла Танталь. Алана выглядывала из-за ее плеча; я выдохнул сквозь сжатые зубы.
Не знаю, что они подумали. Суета и вооруженные люди, возбужденная болтовня слуг о каком-то побоище – и я, с заскорузлой от крови мордой, в кресле на подушках, будто раненый, но пленный король…
Первый взгляд – я поклялся бы – искал меня. Удостовериться, что жив.
Следующий взгляд – на юношу, своими широкими плечами перегородившего дорогу обеим дамам:
– Аген?!
И только с третьего взгляда Алане заметила отца, а Танталь – названного свекра.
– А-а-а!!
В мгновение ока моя жена из взрослой дамы превратилась в расхристанную девчонку, кинулась, едва не сбив с ног хозяина, вцепилась, повисла на шее у Эгерта. Секундное замешательство; Танталь глядела на эту сцену остановившимися глазами, но ни капли умиления не было в ее взгляде, я успел подумать, что приоткрытый рот делает ее лицо одновременно загадочным и глупым. Как будто она репетирует новую роль…
– Где Тория?
Все, находившиеся в тот момент в зале, разом обернулись на голос бывшей актрисы.
– Эгерт, где Тория? Ты… оставил ее одну?!
* * *Да, он услышал Танталь. Он понял, что к нему обращаются с помощью магического устройства – и призыв был такой отчаянный, что он ни на секунду не усомнился, что слышит крик о помощи. Танталь была в смертельной опасности, Танталь звала его; вот уже много лет он не оставлял Торию, но теперь, поколебавшись, решился.
С женой остались слуги, сиделки и стражи. Тория не будет нуждаться ни в чем – в то время как Танталь, возможно, на краю гибели.
Со дня, когда двенадцать спутников Танталь вернулись понурые, с робким вопросом, не опередила ли их госпожа – с того самого дня Эгерт не находил себе места. Люди, которым он привык доверять, подвели его. Люди, которых он любил – родная дочь и названная – исчезли в никуда; Агену тяжело было признаваться, но он победил себя и рассказал обо всем в подробностях, и, вообразив Танталь и Алану, странствующих среди зимы в повозке комедиантов, Эгерт молча ушел к себе и два дня не желал никого видеть.
