Ольга Денисова - Одинокий путник
– Я сам взял себе это право. И не советую вам его оспаривать.
При этих его словах младший снова испуганно осенил себя крестным знамением, а старший посмотрел на него удивленно. Лешек хмыкнул – наверняка, младший помнит приютские байки о том, что колдун ворует и ест детей, а при желании может превратить человека в камень.
– А если мы его все же оспорим? – бесстрашно спросил старший.
Колдун поднял брови и терпеливо объяснил:
– Вы погубите себя, братию и жителей тех деревень, мимо которых повезете тело. И не надейтесь на своего бога – он вас не спасет.
Монахи чувствовали себя неуверенно – колдуна в монастыре не причисляли к врагам, он лечил братию, и применить оружие дружники не решались: в вопросах богословия они, не смотря на постриг, были не сильны, никто не отдавал им никакого приказа, а слова колдуна пугали, да и колдун в тот миг казался той самой смертью, которую им пророчил.
Колдун, видя их замешательство, кивнул Лешеку, они подняли носилки с телом и двинулись вперед, оставив дружников размышлять, что требуется делать в подобных ситуациях. Но как только тропа вывела их на высокий берег реки, на водной глади сразу стала видна лодка, и черные фигуры монахов в ней. Они гребли к берегу, завидев скопление людей. Конные дружники закричали и замахали им руками, указывая на колдуна с Лешеком, и те взяли курс немного левей.
– Охто, послушай… – начал Лешек, когда колдун оглянулся и всмотрелся в лодку, – я думаю, ты напрасно… Не стоит их злить, слышишь? И вообще, мне это напоминает рассказ Невзора о смерти моего деда.
– Напоминает, малыш, напоминает, – хмыкнул колдун, – но что ты можешь мне предложить? Бросить все и уйти? Чтобы потом, зимними вечерами, проклинать монахов за их преступления?
– Я не знаю… Но…
– Нет, малыш. Никаких «но» не будет. И я никуда не уйду.
Конные догнали их снова, и на этот раз преградили дорогу, не позволяя добраться до крады и людей.
– Постойте! – велел старший, – подождите отца Варсофония. Я думаю, он лучше нас разберется, как нужно хоронить отца Нифонта.
Колдун вздохнул и остановился, сделав Лешеку знак опустить носилки на землю. Лодка причалила к берегу, и Лешек действительно увидел отца Варсофония – крикливого, желчного иеромонаха, который любил пугать приютских мальчиков геенной огненной и более всего раздражался, когда слышал смех или шумную возню. Он нисколько не изменился за эти годы, как будто время для него остановилось – не старый, не молодой, худощавый, узкоплечий, с брюшком, выступающим далеко вперед, с обвисшими щеками и брюзгливо изогнутым ртом. Вместе с ним из лодки на берег выбрался молодой высокий монах, которого Лешек не знал, и трое дружников Дамиана: в кольчугах под рясами, с топорами и в шлемах поверх клобуков. Высокий монах помогал отцу Варсофонию подниматься на крутой берег, а дружники обогнали их и присоединились к своим конным товарищам, угрожающе глядя на колдуна.
Иеромонах запыхался, и, поднявшись, долго не мог ничего сказать, шумно хватая ртом воздух и указуя перстом на тело отца Нифонта. Колдун оставался спокойным, без тени насмешки ожидая, когда Варсофоний заговорит. Лешек же поспешил спрятаться к нему за спину, хотя иеромонах вряд ли узнал бы в нем какого-то приютского мальчишку.
– Куда? – выдохнул, наконец, отец Варсофоний.
– Туда, – ответил колдун и махнул рукой в сторону крады.
– По какому праву? – отец Варсофоний так возмутился, что голос его чуть не сорвался на визг.
– Тело отца Нифонта не покинет Дальнего Замошья, – уверенно сказал колдун и вскинул глаза.
– Ты… ты что себе позволяешь?! – снова задохнулся иеромонах, – ты, проклятый язычник, как ты смеешь прикасаться к телу священника! Ты ежечасно должен благодарить своих поганых богов за то, что еще жив! Убирайся прочь, пока я не велел утопить тебя в реке, как щенка!
– Я сказал, тело отца Нифонта не покинет Дальнего Замошья, – повторил колдун угрожающе, глаза его блеснули, а рот на мгновенье оскалился.
Отец Варсофоний отступил на шаг и перекрестился:
– Сатана! Сам Сатана говорит твоими устами! Я вижу его лик!
– Моими устами говорит здравый смысл, – скривился колдун, – который вам, монахам, почему-то отказывает. Это тело источает яд, и этот яд должен сгореть в огне.
– Что? – взвизгнул иеромонах, – так это крада! Я так и знал, это крада! Тело священника – на поганый костер? Сжигать православных христиан на потеху идолопоклоннику? Вяжите проклятого язычника! Он смущает народ!
Дружники только и ждали команды, чтобы вскинуть топоры, но колдун выхватил из ножен меч и отступил на шаг, прикрывая собой Лешека.
– Уберите оружие, – велел он тихо, – сейчас не время выяснять, чьи боги лучше.
Колдун был так уверен в себе, что дружники заколебались.
– Вяжите его! – вскрикнул Варсофоний, – он хочет надругаться над нашей верой! Я не удивлюсь, если он сам наслал мор на деревню, нарочно, чтобы смущать неокрепшие в вере крестьянские души!
Колдун ударил мечом в древко топора, который занес над ним один из дружников, и оно громко треснуло, с лязгом металла о металл отразил второй удар, и плашмя ударил мечом по голове третьего дружника. Но четвертый, изловчившись, обошел его сбоку, и лезвие топора вскользь прошло по правому плечу колдуна, разрывая плотную ткань кафтана. Плоть чавкнула, и на землю хлынула кровь, но колдун словно не заметил этого, разрубая древко еще одного топора. Лешек вскрикнул, и кинулся на спину монаха, ранившего колдуна, краем глаза заметив, что от крады в их сторону бегут люди, много мужчин, и тоже сжимают в руках топоры, только не боевые, а тяжелые, рабочие, которыми только что рубили дрова.
Колдун сломал еще один топор, и схватился врукопашную с двумя монахами сразу, а Лешек впился ногтями в горло своего противника – он хотел убить того, кто посмел поднять на колдуна руку, но тот был искушенным бойцом, легко перекинул Лешека через спину и припечатал об землю так, что на несколько минут вышиб из него дух.
– Остановитесь, христиане! – вышел вперед отец Варсофоний, – Колдун наслал на вас мор, чтобы надругаться над вашей верой! Остановитесь!
Но люди, которые бежали на помощь колдуну, не обратили на него никакого внимания, набрасываясь на дружников Дамиана.
– Стойте! Вы погубите свои души! – кричал иеромонах, а его молодой брат закрыл его своим телом, чтобы толпа не смела его со своего пути.
Дружников повязали в одну минуту, но и колдуну на всякий случай заломили руки за спину. Лешек с трудом сел на земле, потряхивая гудящей головой, и попросил крестьян, держащих колдуна за руки:
– Отпустите его, вы что, не видите, он же ранен…
