Павел Торопов - Каменный меч
Мы же понимаем их полностью. И идём к цели, готовые на всё. На любой подвиг. На любую низость. И, само собой, на любые потери.
Первая Война скрыта в древности, о ней известно очень мало. Пала сильнейшая держава того мира — а от народа мельмов осталась едва пятая часть.
Пятая Война далась намного легче — она забрала лишь около одной десятой. Неудивительно — эта война решилась не на полях сражений. Она решилась в землях и городах наших врагов.
Я был среди тех, кого послали туда. Мы проникли к врагам под видом детей. И не просто детей — у многих, в том числе и у меня, были реальные прототипы. Отпрыски самых влиятельных людей той страны.
Мы заняли их место. Чтобы уничтожить наших врагов изнутри. Не только убить тех, в чьи семьи мы проникли. Замысел был гораздо масштабнее.
Мы хотели уничтожить врагов с помощью их собственного мировоззрения, их собственной веры.
Их собственной легенды о конце света.
В назначенную ночь мы убили всех в детских комнатах богатых и влиятельных домов. А потом, с помощью чар, ради которых принесли себя в жертву около тридцати тысяч мельмов, мы подняли трупы этих детей. И многих-многих других.
Наступившее утро огласилось для той страны Последней Песней. По городам и деревням шли трупы детей. Окровавленные, обезображенные, они исторгали слова, написанные в священных книгах наших врагов.
В столице по самым людным улицам шли дети хозяев той страны. Ужас стал расползаться.
И тогда мы убили хозяев. Всех тех, в чьи семьи проникли. Добавив к ужасу хаос.
Наши враги не вынесли такого. Их общество было расколото, рассеяно. Войска, оставшиеся без верховного командования и угнетённые страшными новостями, стали лёгкой добычей. Добить ту страну не заняло и полутора лет.
Так мы убили свою Пятую Войну.
Мир вновь стал нормальным. Мы написали новые свитки и тоже засунули их в самые дальние концы самых дальних архивов.
Мой народ стал жить дальше. Мечтательные малыши, любопытные, любящие возиться с растениями… Доброжелательные, охочие до хорошей еды и хорошего веселья… И очень не любящие драться. Они пошли вперёд, как будто ничего и не было. Оставив позади миллионы погибших.
И одного выжившего.
Меня.
Пять войн за восемь тысяч лет… насколько велик был шанс попасть в одну их них? Уж не говоря о том, насколько велик был шанс получить это незначительное, незаметное психическое отклонение, которое ни за что не проявилось бы вне войны? Наверное, это можно счесть невезением.
Когда Пятая Война начиналась, я, из-за своего отклонения, был единственным, кто призывал сограждан бороться. Я был вне себя от ярости, от злости на захватчиков. Я жаждал бороться. Я также был вне себя от ярости, от злости на своих, неспособных бороться, повергнутых растерянностью и страхом. И был вне себя от радости, когда эта растерянность вдруг исчезла. Переполненный радостью, я повёл вперёд многих. Я оказался талантлив, я был сильнейшим ладионом своего народа — связывая и объединяя их разумы, организовывая их, я добился славы. Всё, что я видел вокруг, я списывал на неизбежные ужасы войны. Я ничего не понимал тогда. И стал героем. Наверное, это можно счесть иронией судьбы.
Я начал прозревать понемногу, наблюдая что-то то тут, то там. Но всё это, каким бы чудовищным не было, казалось чем-то отдельным, не складывалось в общую картину. Жертва тридцати тысяч мельмов, чтобы собрать ресурсы для заклятия… Да, тогда понимание начало приходить. Но как можно было остановиться, оглядеться? Посреди войны? Никак. И я изменил свою внешность. И поехал в столицу наших врагов. Убил того ребёнка, что был моим прототипом. Час пролежал, покрытый его внутренностями, чтобы закрепить эффект. Убил тех, кто ночевал со мной в детской. Выбросил их трупы из окна, в руки сообщников…
…Я бы воспротивился, слушая тот план! Клянусь, воспротивился бы! Если бы увидел в остальных мельмах хоть толику сомнения, страха, глумления, садистского удовольствия… Хоть что-нибудь, кроме уверенной доброжелательности борцов за самое правое дело в Мироздании!..
…Что делают трупы детей на улице, я уже не смотрел. Просто пошёл, убил тех, кто считали себя моими отцом и матерью.
И вонзил нож себе в сердце. Наверное, это можно счесть трагедией.
Однако, оказалось, что чары, изменившие мою внешность, изменили и мой организм. Подоспевшая стража сочла меня такой же жертвой, как и своих повелителей. Подоспевшие позже в воцарившемся хаосе соплеменники сочли меня жертвой стражи. Героя на грани смерти, меня спасли. И лечили до самого конца войны.
Наверное, это можно счесть удачей.
Я помню. Окружённый своим освобождённым, излечившимся народом, я помню. Всё. До мелочей. То, что делал в столице наших врагов. То, что видел ещё раньше, на протяжении всей войны. То, чего не понимал, не связывал воедино. То, чего не хотел признавать, не хотел понимать и связывать воедино.
Я. Помню. Всё.
Как я смог продолжать жить?
Это был долгий и сложный путь. Путь, который привёл меня к двум вещам: пониманию и наказанию.
Для понимания я изучил историю всех наших войн. Я сравнил, сопоставил и понял про мельмов то, чего, скорее всего, никто никогда раньше не понимал. Но самое главное, я понял, что только так мой народ может выжить. Становясь воплощением зла. Но при этом, не стремясь к злу. Лишь используя его, как средство против тех, кто желает принести нас в жертву своим интересам. Только так.
Я согласился с этим. Я решил, что мой народ заслуживает жизни. Случись всё вновь, я не отступлю. Я буду помогать своему народу бороться за жизнь так, как он умеет.
Но понимания было мало. Пусть я согласился с этой необходимостью, я всё же никогда не сочту её чем-то абсолютно правильным. Чем-то, о чём можно спокойно забыть. И поэтому понадобилось наказание.
Я оставил себе внешность того ребёнка. Чтобы до конца жизни носить печать совершённого.
А ещё придумал себе врага. Того, кто никогда не смирится с произошедшим. Того, кто всегда будет внутри, будет говорить, а время от времени — истошно кричать. Того, кто никогда не простит меня. На случай, если я вдруг самодовольно прощу себя сам.
……….и теперь……….
И теперь я обращаюсь к тебе, айи-тао-ом-илло, принявшему этого придуманного врага за мою слабость. Я чувствую твою боль и твой страх, я вижу, что ты видишь. Ты хотел найти потаённую боязнь, сонм бесконтрольных губительных мыслей — и теперь твоя примитивная натура разрывается на части. Что ж, это скоро закончится. Закончится быстро. Я не буду тянуть. Я видел достаточно мучений.
Лишь ещё одно. Если есть где-то место, куда придёт твоя мерзкая сущность, если есть там Владыки Хаоса или кто другой, чьей воле ты подвластен, передай им — пусть придут повоевать с мельмами. Если уж мне доведётся вновь биться вместе со своим народом в войне, то пусть в этой войне противники будут заслуживать всё то, что мы для них придумаем.
