Георгий Игнатьев - Цена чуда
Обзор книги Георгий Игнатьев - Цена чуда
Игнатьев Георгий
Цена чуда
Георгий Игнатьев
Цена чуда
Научно-фантастическая история на 4 голоса в 13 фрагментах
1. ГЕОРГИЙ ИГНАТОВ
Мою последнюю встречу с шефом я должен записать. Иначе я не пойму, что произошло. Почему у меня остался нехороший привкус после этого разговора?
Я шел на встречу с шефом, уверенный, что мне простится отход от основной темы исследований и мой доклад о чудесах как факторе, препятствующем прогнозу, будет им, в конце концов, включен в программу конференции. Я уже мечтал о неделе в уютном загородном пансионате, где так хорошо в майские дни, пока еще нет наплыва отдыхающих, обсуждать животрепещущие научные проблемы. Незамеченным мой доклад не пройдет - я умею поставить проблему остро, так, что она заденет за живое и недоброжелателей. А потом будут беседы в кулуарах, вечерние прогулки и споры в гостиничных номерах. А еще сладкое предвкушение похода в сауну, где над бассейном висит картина, изображающая амура, с веником ангела-хранителя банных наслаждений.
Я знал, что шефу не нравится такой поворот прогнозной темы, но что он откажет мне в докладе, не ожидал. Мой всегдашний советник предупреждал меня о неизбежной неудаче предстоящей беседы и оказался, как часто с ним случается, прав. (Он как-то сказал, что пытается мне давать советы, как Савельич, в то время как я совершаю поступки Петруши Гринева.) Но я уже не могу отказаться от своей идеи, навеянной размышлениями над поведением сказочных героев.
Казалось бы, волшебству все доступно. Почему же Кощей не мог наколдовать себе привлекательную внешность и очаровать Василису Прекрасную, вместо того чтобы похищать ее колдовскими чарами? Все равно ведь не устерег - чудо не пригодно для дурных дел. И все же возможность сотворить чудо требует жертвы. Кощей, по-моему, пожертвовал шансом превратиться в юного красавца, а потом живописно постареть - как стареют все добрые волшебники. Иванушка-царевич покорно взял в жены болотную лягушку, не зная о ждущей его награде. Пытаясь же эту награду сберечь для себя, он сжег лягушечью шкуру, и пришлось ему брести в тридевятое царство бороться с Кощеем. Ничто не дается даром даже в сказках.
Предшественник нашего шефа терпимо отнесся бы к тому, чтобы поставить в план исследование волшебных сказок для создания методов прогнозирования, понимая пользу подобных изысков для научного реноме нашей фирмы.
Новый шеф требовал исследований, которые гарантировали бы эффектные практические результаты. Настоящим чудом оказалось то, что нам удалось сойтись на теме: "О факторах, препятствующих детерминированным прогнозам". Появилась возможность два года заниматься своей проблематикой, не отвлекаясь на текущую суету.
Может, и надо было остаться на достигнутой с шефом договоренности? Но я пошел по другому пути, и тот разворот, который приняло исследование, вывел его за грань научности. Скажем точнее - поставил на эту грань. В наблюдаемый эффект вошел человеческий фактор - этические установки. С этим наука еще не имела хлопот. Этика всегда появлялась, когда речь шла об использовании сделанного открытия. Реже, когда вопрос стоял об этичности самого исследования, как в опытах Петруччи с ребенком из пробирки. Тут же совсем другое, почти невероятное с привычной точки зрения.
Этическая оценка вошла в условия наступления предугадываемого события. Моральная доброкачественность ситуации оказалась условием возникновения исследуемого эффекта. Но ведь есть факты, неоспоримые факты. Их надо четко описать, доложить, поставить под огонь научной критики. А как поставишь, если доклад отвергается, публикации становятся невозможными? Вот где нужно чудо, которого я сегодня ожидал от шефа. Но нет тех самых условий, которые нужны для чуда. Слишком все благополучно и у меня, и у шефа.
2. ДИРЕКТОР, ОН ЖЕ ШЕФ
Я не помню, по какому поводу я тогда вызывал к себе Игнатова. Видно, повод был несущественный. Дело было не в нем. Мне требовалось понять, смогу ли я всерьез использовать этого человека на новой проблематике? Есть в нем некий дар - цепкость мысли, способность вгрызаться в проблему и не выпускать ее. У охотничьих собак это называется вязкостью.
Я сам - не ученый по складу, то есть, конечно, кое-что в науке сделал, но это скорее необходимый экзамен на профессиональную квалификацию. Я руководитель, или, как сейчас модно говорить, - менеджер. Считается, что наукой может руководить только настоящий ученый. Не согласен. Правда в другом - руководитель науки должен хорошо понимать, что такое ученый.
Ученого делает постоянная напряженность мысли. Думают все, но у одних мысль течет вялой струйкой, уходит в пустые мечтания, а у других она, как упругая пружина. Ученый держит в голове проблему и крутит, крутит ее. Я так не умею. Игнатову никогда не достаточно того, что он уже узнал. Вот почему он был мне тогда нужен.
Мы занимаемся социальной кибернетикой. Тут надо чувствовать специфику это не просто многомерная задача, тут свои степени свободы. Я знал, что Игнатов эти сюжеты давно в себе прокручивал, хоть результатов и не выдавал. Имело смысл его на этот след пустить. Хоть он прогнозную тематику и не очень уважал, но пусть в параллель с основной группой поразмыслит. Я к этому хотел его незаметно подвести. Пока неопределенность прогноза удается как-то объяснить неполнотой исходной информации. Но не в ней загвоздка, на нее все не спишешь.
На Игнатова я крепко надеялся. Он чудом считает, что я его идею принял. А для меня как подарок судьбы выпал, когда он мне про эту идею начал рассказывать. Как это он тогда мне объяснял? Наука становится наукой, когда открывает универсальные запреты - вроде законов сохранения энергии, материи, заряда и тому подобные штуки. Прогноз пока не наука - там все возможно. А должен быть закон сохранения неожиданности, неизбежность такого, что в ожидаемую картину не укладывается, - чуда, одним словом. Прогноз не может предсказать все, что будет, потому что чудо неизбежно.
Чудо - это не сверхъестественное событие, конечно. Оно просто не описывается в доступных наличному знанию причинных связях. Дело не в непознаваемости. Просто мы еще не осознали, что знание о будущем качественно другое, чем знание настоящего. Мы не можем получить портрет будущих событий. Вместо этого получается пучок возможных сценариев с точками ветвления, где следует ожидать непредвиденного. Вот это мне Игнатов и начал вдалбливать, как только я его за стол усадил. Как будто заранее знал, зачем я его, на самом-то деле, звал.
3. ИГНАТОВ
Шеф слушал меня как человека дела, довольно точно усвоив, что я ему мог бы дать для прогностики. Но для меня прогностика нужна была только как повод обкатать идеи, бродившие во мне много лет. Не знаю даже с чего начать. Может быть, с юношеских увлечений. Мне казалось, что истинно полюбить можно только красавицу. Но красавицы либо не замечали меня, либо в процессе моих ухаживаний безнадежно дурнели. А другие находили дурнушек, которые чудом расцветали от их любви. Это чудо было мне не по силам, я не был способен превратить царевну-лягушку в Василису Прекрасную. Наверное, потому, что не умел ждать чудесного превращения, не умел жертвовать собой ради счастья бедной лягушки. Понял я это только много позже. Тем красавицам моей юности не хватало бескорыстия в моем любовании ими. Я не был для них тем, от кого они могли ждать чудес первой необходимости.
