Андрей Валентинов - Рубеж
— Курок взведите! — крикнула она, не очень надеясь, что услышит. — Сзади, кривой такой!
Легкий щелчок.
Услышал!
Сердюки соскакивали с коней, начинали ворошить окровавленные тела. Кто-то очень знакомый подлетел на сером коне к пану Юдке.
— Искать! — надворный сотник ткнул шаблюкой вперед. — Григорий, помогите им!
Григорий? Гринь Чумак?
Ярина застыла, все еще не веря. Все может быть: если чумак служит у Мацапуры, его вполне могли послать сюда…
Могли, конечно!
Но истина уже проступала — голая, страшная, словно раздетый труп.
«А я, дурень, вам даже спасибо сказать не успел».
Вот каково твое спасибо, чумак!
Имя у меня, значит, как у твоей мамки?
На миг стало стыдно — до боли, до холода в сердце.
Поверила!
Как дуру-соплюху провели!
И теперь из-за нее!..
Это все — из-за нее! Гринь стоял у дороги — вместе с теми, кто ворошил трупы. Девушка осторожно повернулась, дотронулась до твердой теплой ладони пана Рио.
— Этого… Чортова братца!
Рио мрачно усмехнулся. Рука с пистолей приподнялась…
Ярина припала к холодному ложу мушкета. Где ты, пан Юдка? Жаль, сам пан Станислав не пожаловал! Сотник обернулся. Замер. Увидел? Внезапно почудилось… Или просто слезы на глаза навернулись?
… Вместо рыжебородого широкоплечего мужика, ладно сидевшего в седле, соткался из холодного морозного воздуха кто-то другой, незнакомый…
Мальчишка!
Худой, встрепанный мальчишка с вечным испугом в глазах. На костистых запястьях — клочья обожженных веревок…
Выстрел! Гринь Чумак пошатнулся, схватился за грудь.
Молодец, пан Рио! В тот же миг Ярина и сама спустила курок. Она еще успела заметить, как вспыхнули болью огромные черные глаза, как дернулась ладонь, пытаясь прикрыть рану… И свет померк…
* * *Кап… Кап… Кап… Мерные легкие удары раздражали, не давали забыться, успокоиться в промозглой глухой темноте. Кап… Кап… Ярина застонала, глубоко вздохнула.
Кап… Нахлынула боль.
Голова разрывалась, кровь стучала в висках…
— Не двигайтесь, мадемуазель! Сейчас… Я только закреплю повязку… Еще ничего не понимая, девушка приоткрыла тяжелые, словно свинцом налитые веки.
Свет!
Неяркий, больше похожий на светящийся туман. Чей-то темный силуэт — совсем рядом; тепло ладоней… — Мадемуазель лучше не двигаться. Рана неглубокая, но удар был очень сильный.
Голос звучал странно — хриплый, словно неживой. И слова выговаривались дивно: вроде бы и понятно, а каждое звучит как-то по-нездешнему.
Что-то стянуло наполненную болью голову. Ярина сообразила — повязка! Ее сильно ударили, наверное, рукоятью шабли. Подобрались сзади…
Пан Рио? Где он?
И остальные — где?
Хведир?
И она сама?
Кап… Кап… Кап…
Капель? Неужели весна?
— Пусть мадемуазель полежит, я сейчас принесу воды… Внезапно почудилось, что говоривший очень стар. Как гранитные глыбы, нависающие над головой.
Странно: почему она подумала о камнях?
Холодный, мокрый край коснулся губ. Девушка отхлебнула, с трудом удержалась от стона…
— Спасибо!
— Мадемуазель лучше пока не разговаривать! Я сейчас вас укрою. Но туман уже исчезал. Медленно-медленно из светящегося сумрака проступили тяжелые неровные своды… Вот почему вспомнился камень! И тут она наконец очнулась.
Неярко, чуть потрескивая, горел факел. Легкий приятный запах смолы…
Холод…
Холод и сырость.
Ярина сжала зубы, попыталась приподняться.
— Мадемуазель лучше лежать! Худые руки осторожно поддержали за плечи. Вначале она разглядела бороду, седую, длинную — и аккуратно расчесанную. Такие же волосы — длинные и белые — падали на плечи. Большие светлые глаза… И губы — узкие, бесцветные.
— Где я?
Бледные губы чуть дрогнули. Усмешка; горькая, не усмешка даже — гримаса.
— В аду девять кругов, мадемуазель. Этот — девятый.
Она все-таки смогла привстать. Сесть. Оглянуться.
Ад был каменный — от низких сводов до блестевшего влагой пола. Прямо посреди потолка — круглый люк. Высоко — не достать, не допрыгнуть. В углу, почти неприметный в полутьме, черный зев. Колодец?
Тот, кто помог ей, был одет странно — грубый кожух, какой носят селяне, а под ним тонкое платье с узорным кружевным воротником. На худых пальцах — золотые перстни.
— Это замок господина Мацапуры, мадемуазель. Мы в подвале, на нижнем ярусе.
Все стало на свои места. Итак, она жива. Надолго ли?
Ярина вновь огляделась, пытаясь найти путь к спасению. Неровные стены, капли воды, черный зев колодца…
— Здесь один вход и один выход, — понял ее неизвестный. — Вход — это люк. Выход пани может увидеть в том углу. Осадной колодец — очень глубокий. Даже не слышно всплеска…
— А вы… Давно здесь? — ее голос дрогнул.
— Давно…
Слово упало тяжело, словно кусок гранита.
— А что там, наверху?
Человек вновь горько усмехнулся, качнул седой шапкой волос.
— Стоит ли об этом, мадемуазель?
Ярина попыталась привычно мотнуть головой, но не удержалась — застонала.
— Стоит, — наконец смогла выговорить она. — Расскажите, пандобродий! Тяжкий вздох. В светлых глазах — боль.
— Там умирают. И здесь тоже. Мадемуазель повезло, ей дали выбор. Страшный, но все-таки выбор.
Слова звучали жутко, но девушка догадалась. Колодец! Бездонный колодец — единственный выбор, какой у нее остался.
— Поэтому ни на вас, ни на мне нет цепей. Мы свободны — в этих стенах. Тем, кто наверху, хуже.
— Хуже?
Ярина оперлась локтем на холодный камень пола, заставила себя встать.
— Что может быть хуже? Седая голова качнулась.
— Мадемуазель лучше не знать. Хуже — когда беззащитных девушек привязывают к ложу и терзают, пока в них еще есть жизнь. Хуже — когда из вен льется кровь, а мясо пылает на огне…
Ярина не поверила. Бред! Этот несчастный просто тронулся рассудком. И немудрено, в этих-то стенах!
— Люк наверху — единственный выход?
— Да… Иногда у меня бывают гости — как вы, например. Здешний хозяин не хочет, чтобы я сошел с ума в одиночестве. Потом их забирают назад, если они не догадываются сами уйти вовремя. Не смею советовать, но…
Девушка даже не возмутилась. Ну нет, так легко ее не возьмут! Раз жива — выход всегда есть! И это — не холодная глубина колодца. Она выберется! Обязательно выберется, не может же она, Ярина Загаржецка, сгинуть в этом дурацком сыром подвале!
Ведь ей только семнадцать!..
Страх ушел, исчезла растерянность. Боль не мешала думать. Да, до люка не достать! Но ведь сюда кто-то спускается, наверное, сбрасывают лестницу — веревочную или деревянную. Этот странный старик должен знать…
— Я не представилась пану, — девушка постаралась улыбнуться. — То прошу прощения. Я — дочь сотника валковского…
