Андрей Валентинов - Рубеж
Мысли неслись, обгоняли друг друга. Десять сердюков — немного. На дороге встречать опасно — уйдут, да и на шаблях Мацапуровы хлопцы горазды. А вот ежели в церкви спрятаться, да гаковницу вперед выставить… Десяток — в церкви, другой — за домами, чтоб никто не ушел…
— Ну, спасибо тебе, Гринь! От меня — и от тех, кого ты от смерти спас!
Парень смутился, помотал головой:
— То вам спасибо, панна сотникова! Поеду, как бы не хватились… Он вновь поклонился — отдельно Хведиру-Теодору, отдельно Ярине — и шагнул в темноту.
Сгинул.
— Ну что, пан писарь сотенный? — Ярина глубоко вдохнула холодный воздух, улыбнулась Хведиру. — Вот и мы часу дождались!
Кони были плохи — еле шли по глубокому снегу. Всадники сидели кое-как, в седлах, а порою и просто на попонах. Ярина обернулась, головой покачала — не войско! Хоть и стараются хлопцы.
Сама девушка ехала впереди, рядом с верным Агметом. Не в первом ряду. Туда не пустили, напомнив, что место сотника — за дозорными, а еще лучше — сбоку, к середине ближе. Вот и довелось пристроиться за широкой спиной пана Рио. Тот сам вызвался первым ехать. Агмет заворчал, но гость, мягко улыбнувшись, напомнил, что у него все-таки два глаза.
Пан Рио был не один. Слева грузно восседал широкоплечий Хостик-Хвостик, справа ерзал по седлу пан лекарь. Их Яринка и брать не хотела: один с раной недолеченной, другому на коне сидеть неладно. Но оба — и заризяка, и гулена — твердо заявили: куда пан Рио — туда и они. Так и переспорили.
Когда все трое сели на коней, девушке внезапно почудилось, будто она уже где-то видела этих странных вояк. Не у хаты Гриня Кириченки, не в лесу — раньше. И только за Валками, когда отряд свернул в лес, сообразила. Ну конечно! Картинка-лубок, что в горнице отцовской висит! Давно уже висит, поблекла вся. Заходил как-то в Валки офеня из Московии, вот и продал.
Да, картинка, друкованная, красками расцвеченная. На ней тоже три всадника-богатыря, в кольчугах, с мечами. Один руку ко лбу прикладывает, другой рукоять кладенца булатного сжимает…
Ярина чуть не рассмеялась. И вправду! Пан Рио Муромец, Хвостик-Добрыня да Крамольник Попович! И кольчуги при них, и мечи. Только за плечами у пана Муромца — мушкет, а у пана Добрыни — шило да фузея. А так — и не отличить!
Настроение сразу улучшилось. Да оно и не было плохим. Ей ли, сотниковой дочке, боя бояться? И народу достаточно, двадцать парней с ней едут, и шабли с ними, и рушницы, и даже гаковницу волокут. А главное, не вслепую едут. Спасибо чумаку, славный оказался хлопец!
Одно тревожило. Уже перед тем, как выступать, Хведир отвел Ярину в сторону и стал плести какую-то ахинею, что, мол, опасно, и Гриню верить до конца не стоит, и самой ей ехать ни к чему. А если и ехать, то всю сотню брать с ним, паном Теодором, в придачу.
Девушка и слушать не стала. Если уж Гриню не верить, так и верить некому. А сотню брать не след. Во-первых, и сотни нет, всего восемь десятков, а во-вторых, Валки бросать нельзя. В Валках Хведиру и место — пусть в окуляры смотрит да лад блюдет.
Поспорили. Поругались даже.
С тем и уехала.
Теперь, ясным днем, Хведировы страхи и вовсе казались ерундой. Вот лес проедут, а там и Калайденцы. Первым делом — разведку вперед, затем — к церкви…
Сзади засмеялись, присвистнули.
— Панна сотникова, а можно песню?
Ярина улыбнулась — хорошо, что у хлопцев настрой боевой!
— Давай!
Вновь присвистнули, и молодой голос затянул — громко, задорно:
Ехал козак за Дунай, Сказал: дивчина, прощай! Вы, коники вороненьки, Несить та гуляй!
Песня была своя, валковская. Максим Климовский ее сложил, тот, что к Ярине сватался. Девушка лишь головой покачала — без царя в голове хлопец. А песня хороша, теперь ее всюду поют: и в Полтаве, и в Харькове.
Постой, постой, козаче, Твоя дивчина плаче.
Як ты меня покидаешь, Тильки подумай!
Пели весело, в два десятка глоток, и девушке подумалось, что угадал гуляка-Максим. И сам он теперь за Дунаем, и батька ее, и браты Хведировы. И песня уже там…
Белых ручек не ломай, Серых очек не стирай, Меня з войны со славою К себе ожидай.
Девушка и сама не заметила, как подпевает. Это хорошо, когда перед боем поют! Поют — значит, не боятся…
— Ханум!
Резкий голос Агмета ударил, словно плетью. Ярина вздрогнула, обернулась.
— Ханум-хозяйка! Гляди!
Рука с камчой указывала куда-то вперед. Девушка привстала на стременах…
И увидела встревоженное лицо Рио.
— Госпожа Ирина! Надо остановиться… задержаться… И пан Рио туда же! Ярина вгляделась. Лес как лес, к самой дороге подступает, на опушке — ни следочка…
Пан Рио пошептался с паном Хвостиком, вновь обернулся.
— Мы проедем вперед. Хостик что-то почувствовал. Птицы… Птицы? Ярина удивилась, хотела переспросить…
И тут ударили выстрелы.
…Сначала дрогнула земля. Затем — рванулась навстречу. Плечо больно ударилось о закаменевшую, припорошенную снегом грязь. Губы пронзило болью, рот сразу наполнился соленым, горячим…
…А выстрелы все гремели, близко, совсем близко…
— Ханум-хозяйка! Ханум!
Агмет! Девушка приподняла голову — и застыла. Прямо на нее смотрели конские глаза. С болью и ужасом смотрели…
— Ханум!
Ярина наконец очнулась. Она лежит на дороге, конь — рядом, чуть Дальше — чье-то тело в синем жупане…
Сильные руки приподняли, оттащили в сторону, за придорожную канаву.
— Лежи, ханум-хозяйка! Лежи!
Лежать?! Девушка возмутилась, оттолкнула слугу…
И замерла.
Отряда не было.
На дороге шевелилась страшная куча мала — люди, лошади, рушницы. Трое, едва держась в седлах, неслись назад, к Валкам.
…Выстрел… Еще один, еще. Тот, что скакал сзади, взмахнул руками…
Еще не веря, не понимая до конца, она повернулась к Агмету — и ахнула.
Татарин лежал на снегу, в сжатой руке — пистоля; шабля — рядом…
— Госпожа Ирина! Госпожа Ирина! Пан Рио? Жив?!
Свистнуло у виска. Девушка прижалась к холодной земле, затем приподнялась…
…Мертвые кони… Чья-то поднятая рука. Пан Крамольник? А вот и Хвостик — с шилом в руке. Лицо не узнать, все в крови…
— Госпожа Ирина!
Пан Рио упал рядом, выставил вперед мушкет.
— Я… Забыл, где воспламенитель!.. Кремень…
Девушка мотнула головой, выхватила из его рук оружие…
А из лесу уже выезжали.
Победители.
Крепкие хлопцы на кровных конях. Знакомые серые жупаны, и шапки приметные — с синим верхом. Впереди — пан Юдка, рыжая с проседью борода поверх одежи, в руке — знакомая турецкая шабля…
— Девку ищите! Девку!
Гортанный голос ударил в уши. Ярина закусила разбитую губу. Девку тебе, пан надворный сотник?..
Краем глаза заметила: в руке у пана Рио — пистоля. Не иначе из Агметовой руки взял.
