Екатерина Хайрулина - Игры в вечность
Они сидели рядом, и Думузи осторожно держал ее руку в своих руках, боялся даже поверить, что все это наяву.
– Все мы здесь пытались от чего-то бежать, – говорил он, – кто-то бежал удачно, кто-то не очень. Твой отец бежал от смерти. Прости, наверно я не должен так говорить, но иначе не объяснить… твой отец бежал от смерти, это здесь он хозяин небес, а там он тяжело больной, прикованный к инвалидному креслу старик. Хотя впрочем, хозяином небес он был и там… Эмеш бежал от горя, ты же знаешь, он потерял жену, маленькую рыжеволосую женщину, с которой прожил почти пятнадцать лет. Он бежал, хотел убежать, но он оборачивался и тогда прошлое настигало его. Нельзя таскать прошлое за собой. Кому как ни мне это знать.
Мое прошлое пришло само. Да, Аик, я бежал от тебя. Я так хотел убежать, но ты пришла за мной. Ты стала моей личной Немезидой, и обнаженный меч в твоих руках был вечно занесен над моей головой. Это было страшно. Не смотри на меня так, ты не виновата, это все я. Я просто дурак. Вот сейчас я смотрю на тебя и вижу вовсе не сияющую богиню, не Лару, не Аикану Науру, прости, я вижу просто девушку, ту самую, что стояла тогда у куста белых хризантем в саду. Ты помнишь? Вряд ли ты помнишь…
– Зачем ты бежал от меня, Дим?
– Аик, ведь ты и тогда была сияющей богиней, дочерью хозяина небес. А кем был я? Дикий, бешеный ветер. Неудачник. Больше чем никто. Разве могла ты снизойти? Разве мог я позволить тебе снизойти? Ты должна была оставаться богиней, равная с равным, не со мной. Я пытался сбежать от этого, от тебя, от себя. Но не мог. Мое прошлое всегда было рядом со мной. Я злился, огрызался, пытался прогнать… Прости, Аик, я часто был груб с тобой, часто говорил всякие гадости… Прости, я обижал тебя… я так хотел убежать… но оставаясь один я боялся даже закрыть глаза, боялся заснуть, потому что в каждом сне была ты.
– Ты жил с этим триста лет?
– Да.
– Дикий мой, бешеный ветер! Глупый ветер! Я наверно единственная здесь такая неправильная, я бежала не от себя, я бежала к тебе. Да, Дим, я бежала к тебе. Ты даже не представляешь, что мне стоило уговорить отца, какие невообразимые доводы я приводила, ведь он отказывался брать меня сюда. Триста лет я бежала к тебе, а ты бежал прочь. С того самого дня, когда я стояла у куста хризантем.
– Триста лет?
– Да.
– Я не верю.
– Не надо. Не верь, просто знай – я люблю тебя, только тебя. Все это время я лишь пыталась забыть…
– Я больше не побегу.
– А я больше не отпущу тебя никуда, мой бешеный ветер. Глупый ветер!
8
– А знаешь, кажется, это я прогнал их, – неуверенно сказал Утнапи. Его глаза блестели.
– Кого? Эмеш понял не сразу, или может быть понял, но сразу побоялся поверить.
– Бабочек.
– Как это?
Почему-то было все равно, и где-то там, в вышине, плескалось бездонное небо. Он видел… Нет, не правильно! Так не должно быть, не должно быть все равно, ведь это важно!
– Как? – повторил Эмеш, тряхнув головой.
– Ведь это игра, Сар, это наш собственный мир. Мы здесь боги, надо только поверить, – он чуть усмехнулся, грустно так, словно не победил, а проиграл, – но наверно я плохой бог и плохо умею верить. Я умею только знать, и делать что знаю. Верить не умею. Получилось не сразу и не так как хотел, я ведь хотел сжечь их, как вы с Думузи, но не вышло. Тогда я решил их прогнать.
– Но как ты прогнал? Усмехнулся. Пожалуй, он и сам не до конца понял.
– Сказал: «пошли вон!» и они улетели. Нет, Сар, я не шучу, так и было.
Он был невысоким, светловолосым, и загорелым до черноты. Он выглядел бы почти мальчишкой, если бы не глаза. Ему было больше трехсот лет, и все эти годы он был почти богом. Может быть единственным добрым богом, среди них – богов великих и могучих. Он был… и от этого становилось сильно не по себе.
А еще Утнапи, как никто другой умел играть в игры, хоть его и не хотели сюда брать. Может поэтому и не хотели. Пожалуй единственный, кто всегда помнил – он человек. Или еще Атт… Что же в нем было не так? Ведь именно он должен был стать лучшим! «Я плохо умею верить. Я умею только знать, и делать что знаю».
Да, он всегда видел, что это всего лишь игра, но не мог поверить, что играют они всерьез. Не мог принять игру до конца, сделать ее частью себя, он стоял чуть в стороне, снаружи. Наверное тяжело жить сразу здесь и там? Тяжело, Ут?
Эмеш едва удержался, чтобы не спросить это вслух, подумал, не стал. Вместо этого спросил другое.
– А ты мог бы прогнать их насовсем? Утнапи покачал головой, устало так, обречено.
– Я пробовал, не выходит. Я плохой бог, слишком человек. Я даже своих бабочек не могу до конца прогнать, они все лезут…
– Своих? Накатившая волна с разбегу ударила по голове гулким гонгом.
Да, он знал, конечно знал. И еще он знал, как это происходит, слышал. Он видел как это было с рыбаками. Если бабочки дотронутся до тебя, это как вирус… ты сам станешь демоном, оболочкой, куклой. А через несколько дней тебя разорвет на части, ты превратишься в черную стаю, распадешься на тысячи крылышек, поднимаешься в воздух, чтобы найти и коснуться снова. И снова…
А Утнапи значит уже чувствует, как они копошатся внутри, силясь разорвать. Скоро он станет таким же серым чудищем, расплывающимся мутными разводами, как те двое. К горлу подступила тошнота. Лучше даже не думать и не представлять. Не знать. Как же сейчас ему? Сидит, спокойно, смотрит, дышит ровно.
– Убей меня, Сар, я все равно не смогу. Эмеша аж передернуло, мурашки пробежали по коже.
– Сможешь, – запротестовал он. – Ты прогонишь их, Ут. Ты уже один раз прогнал и сможешь сейчас. Кто, как не ты! И совсем тихо попросил:
– Ты должен, потому что я никак не смогу.
Казалось, если Утнапи сейчас сможет, то потом у них все будет хорошо, мир не треснет, они смогут его удержать… Утнапи сможет, кто как не он! Он лучший. Он прогнал, и он сделает это снова. Утнапи качает головой.
– Ты сможешь, Сар, это как раз не сложно. Тебе нужно просто смотреть в глаза, даже если страшно. Смотреть и запоминать как это, чтоб в следующий раз уже без колебаний. У вас впереди война.
– Я не хочу, – признался Эмеш.
– Я еще попробую, – пообещал Утнапи.
Он пробовал. Честно пробовал, изо всех сил. И чем больше он пробовал, тем яснее становилось, что ничего из этого не выйдет, даже со стороны было заметно. Уже поздно. Кожа на лице шла серыми пятнами, делая его все больше похожим на демона-рыбака.
– Ут! Держись, пожалуйста! Ты должен! – Лару все пыталась подойти, взять за руку, чем-то помочь. Ведь она – жизнь, ее сила всегда помогала выжить.
– Не надо, Ру, лучше не подходи близко. Я боюсь оно выскочит… Она зажимала ладонью рот, стараясь не кричать.
