Ариш и Маг. Отсвет феникса (СИ) - "Стефнклэр Аманди Джоан"

Носитель альху был схвачен и доставлен в Замок в тот момент, когда обвалилась часть старинной подземной крепости. Пришлось барону приказать Некроманту закрыть пленника в темнице, а самому поспешить в Усыпальницу, где он сразу принялся разгребать завал руками: во владениях Слеми заклинания воздуха бесполезны. Откопав изуродованную жрицу, приспешник Тёмного побелел от злости. Ни дыхания, ни пульса. Плюс явное отторжение некромантии, исключающее принудительное воскрешение. Пришлось биться за чужую жизнь банальными способами: делать искусственное дыхание, давить на грудь, стимулировать тягу к жизни красочными описаниями, чем грозит её смерть двум пленникам. На откровения не скупился.

Умрёт тело — погибнет душа, без которой желаемого не видать. Поэтому барону впервые пришлось спасать жизнь другому человеку, упорно не желающему откликаться: восстановленное сердцебиение мгновенно замирало. И так раз за разом. Пока не зародилась мысль отдалить душу от тела.

Эфемерную суть фон Трис запер в зазеркалье, а физическую отправил на алтарь под надзор Некроманта. И теперь тот постепенно исцеляет телесные ранения, хотя на душевные повлиять не в силах. Остаётся ждать, когда душа сама нормализуется. Ведь в иллюзорной реальности, сотканной жрицей, есть всё необходимое для восстановления. Ради этого и создаётся зона изоляции, позволяющая сохранять внутреннюю целостность. Барону хорошо об этом известно. Спасаясь от агрессии отца, он часто уходил в сотканный воображением мир, где был бессмертным господином и повелителем.

— Сколько ждать? — сухо спрашивает фон Трис щуплое отродье, метнувшееся в сторону при появлении хозяина. Невидаль — оторванная от тела Тень, многим известная как Некромант.

— Медленно идёт… медленно… — подобострастное заикание пропитано ненавистью, копившейся с детства.

Эту тяжёлую мрачную эмоцию взрастили эксперименты, проводимые отцом с целью изменения природы сущего. Поэтому Тень содержит в себе все чувства, привязанности и отторжения Ваниуса фон Триса.

— Сколько? — склабится барон, требуя оглашения конкретных сроков.

Он не привык топтаться на месте и не собирается торчать около жертвы, пока та поправляется. Ему необходима ясность, чтобы заняться более занимательными вещами. Созерцать полутруп — не в его характере. Либо живое тело, либо мёртвое. Полумеры отвратительны!

Некромант опасливо приосанивается.

— Три… нет… четыре ночи…

Не так уж плохо. В зазеркалье время течёт иначе: четыре дня здесь — сутки там. Жрица не успеет разобраться в ситуации и увидеть истинное положение дел.

— Тогда действуй!

— А ты…

— Голоден.

— На охоту отправляешься? — звучит заискивающий интерес.

— Нет.

— Надо бы…

Челюсти барона каменеют. До хруста в суставах он сжимает скипетр.

— Сунешься в Кральх — закую, Келус!

Настроение барона меняется от предвкушения до ярости. Злое шипение продиктовано уверенностью, что отродье, не способное существовать вне Замка дольше суток, ищет самостоятельности. Слишком часто возится с манускриптами да периодически поглядывает в сторону Усыпальницы, явно теша себя надеждой однажды слиться воедино со стражем, обретя тем самым плоть и свободу.

Келус Висталь — имя Тени и настоящее имя барона, от которого он отказался.

Сейчас Некромант — лишь тёмный силуэт в отдалении. Он, сгорбившись, стелется вдоль стены, сминая крючковатыми пальцами лохмотья. Кожа его черна, как сама бездна. Тёмно-зелёные глаза подобны тине, пульсирующей у мутного дна. На глубине томится отчаяние, стонет боль, клубится ненависть, а слепая ярость перетекает в скулящее бессилие. Забитая и униженная Тень — ужасное создание: дикое, неуправляемое, импульсивное, непредсказуемо-жестокое, подкрадывающееся исподтишка и нападающее в тот же миг. Всегда со спины. Никогда открыто.

— Не хватает сырости и запахов смерти… — вяло оправдывается Некромант. — На лечение этой много магии уходит. Нужна подпитка.

Повисает недолгое молчание.

— Будет тебе подпитка. Когда долечишь! — звучит как жёсткий приказ сидеть псиной около раненой. — У тебя четверо суток и ни дня больше!

Барон покидает алтарную и направляется в собственные покои. Он голоден. Очень голоден. Но скоро насытится.

Глава 15

Приведя меня в чувство, Ари Шамэя говорит, что нам пора выбираться. Сколько времени я пробыла без сознания, не знаю, но, в недоумении оглядевшись, поражённо застываю. Иллюзия комнаты истаяла, открыв маленькую пещеру с десятком скалящихся каменных чудовищ. У каждого существа массивная голова, короткая шея, широкая грудь, поджарые бока, огромные лапы, короткий хвост и вздыбленная холка.

— Это Прели, потомки горгулий, — объясняет душа-альху. — В отличие от своих предшественников, становящихся статуями с восходом солнца, Прели превращались в изваяния, оказавшись на пороге смерти.

Судя по количеству этих существ — вокруг массовое захоронение. Жуть. Мурашки по спине от подобного соседства. И от аловатой дымки, то и дело проявляющейся в воздухе.

Чудовища остаются позади, когда «голос» уводит меня в небольшой закуток, где в стену вписано ничего не отражающее зеркало. Полупрозрачная серебристая поверхность твёрдая и холодная. От скользящего прикосновения покалывает пальцы. Королева уверена, что это выход из заточения, и необходимо срочно его открыть, пока барон не вернулся.

Неужели он не появлялся, пока я была в беспамятстве? Или принял за спящую?

Оглядев зеркало со всех сторон, растерянно пожимаю плечами.

— Не представляю, как его «включить».

— Думай! От твоей расторопности зависит, спасём мы Алевтину или нет, — торопит меня королева, противореча своим же недавним словам, призывающим обождать сутки. Или я именно столько времени пробыла без сознания?

Возникший налёт отчуждения в голосе Ари Шамэи наводит на мысли, что собеседница чего-то недоговаривает. Снова тайны? Как же меня все достали с их вечными недомолвками!

Тряхнув головой, сосредотачиваюсь на поставленной задаче. Пробую открыть проход. Кладу ладонь на гладкую поверхность, провожу снизу вверх, дёргаю завитки рамы, произношу магические формулы, которыми никогда и не думала, что придётся воспользоваться. Не помогает! Безжизненное зеркало безжизненным остаётся.

— Мои магические знания скудны, — морщусь недовольно. — Больше учили зелья варить, нежели ладить с артефактами. Сами знаете. Без явной силы в обители по некоторым предметам не особо натаскивают. Только азы дают.

От собственного бессилия тошнит. Ещё хуже становится, когда слышу:

— Пройти сквозь зеркало может только материальный объект.

А я кто?

— За чем дело стало? — недоумеваю.

— За твоим телом, — сказано просто. — Вспомни историю Пустынного Противостояния. Что произошло с последними Прели?

Так нас окружают последние?

— Они сражались за людей и оказались в зазеркалье… — осекаюсь. Прекрасно! Так я по другую сторону мира, да ещё в бестелесном виде?

Зазеркалье есть зазеркалье. В физическом теле тут долго не протянуть.

— …носительницу Силу Камня…

Потонув в веренице мыслей, упускаю большую часть фразы.

— Что?

Душа-альху, которую я почему-то даже в бестелесном не вижу, повторяет:

— Они оберегали жившую тогда носительницу Силы Камня из рода Грёжес. Её звали Боле.

Та самая хранительница памяти дома Грёжес? Меня накрывает обречённость.

— Опять всё сводится к одному. Она, вы, я. Везде фигурирует Сила Камня! Почему?

Ещё бы понять, что же это за сила такая. Какие у неё особенности, явные и скрытые? Пока сведения слишком скудные.

— Я не знаю, — отзывается душа-альху. — Просто всегда среди живых должна присутствовать Носительница. Может, это дар миру, может, его проклятье. За нами всегда охотятся. Мы защищаемся или атакуем. Бесконечное противостояние. Замкнутый круг.

— Впервые нас двое в одном теле?

— Впервые, — соглашается она. — Поищи материальный объект в свой рост. С его помощью выберешься.