Серебро в костях (ЛП) - Бракен Александра
Я не смогла заставить себя произнести это, но Эмрис уже всё понял.
— Владыка Смерти. Вероятно, эта статуя должна была составить пару со статуей Богини в большом зале. Или, скорее всего, заменить её.
Я заставила себя подойти ближе, пытаясь представить их бок о бок. Одна рука статуи была протянута вперёд, ладонью вверх, будто чтобы поддержать руку Богини.
— Владыка Смерти. Редко, упоминаемый в Бессмертиях, да и в легендах его имя звучит редко — словно само оно было проклятием, — произнёс Эмрис, обходя статую кругом и что-то напевая. — Иногда его называют Королём Падуба, воплощением…
— …тьмы и зимы на Колесе Года, — закончила я. — Вынужденный сражаться с Королём Дуба, светом и летом, за руку девушки, которую они оба желали. Каждый год, вечно, цикл сезонов.
— Хвастунишка, — усмехнулся Эмрис. — Но, судя по всему, это была особенная дама.
— Эта легенда — всего лишь метафора смены времён года, — сказала я, покачав головой. — Ничто из неё не объясняет, почему они не уничтожили статую после Отречения.
— Вероятно, из-за суеверий, — сказал он. — Ты бы рискнула уничтожить икону могущественного божества? Они могут не поклоняться ему, но явно верят в его существование.
Я наклонилась под руку статуи, заметив что-то выгравированное на её тыльной стороне. Это напоминало фрагмент какого-то знака. Или полумесяц? Нет. Я наклонила голову. Это выглядело как часть узорного плетения.
— Ты узнаёшь этот знак? — спросила я, задаваясь вопросом, почему память меня подводит.
Эмрис тоже пригнулся под руку статуи.
— Может быть. А может, это просто трещина?
Я покачала головой.
— Нет… тут что-то есть…
Что со мной не так? Это не могло быть всего лишь стрессом или усталостью последних дней. Каждый раз, когда я пыталась сосредоточиться на этом символе, память, которая должна была восполнить недостающую часть, растворялась, словно туман.
— Не могу поверить, что сейчас скажу это вслух, — произнёс Эмрис. — Но начинаешь немного сочувствовать колдуньям. Это ведь они решились сражаться за то, во что верили — даже против дитя старых богов, которое правила проклятыми.
По спине пробежал холодок. Я вздрогнула, пытаясь избавиться от ощущения.
— Они, должно быть, боялись, что поклонение Владыке Смерти отправит их души в Аннун. Ведь это Богиня запускает цикл жизни, смерти и перерождения.
— Верно, — кивнул Эмрис, потирая затылок. — Аннун. Потусторонье, куда не может добраться живой смертный и куда бы он не рискнул отправиться, разве что несколько смельчаков… Спорим на правду или действие, что ты не назовёшь их?
— Артур и несколько его рыцарей, — ответила я с подчеркнутой скукой, — чтобы либо спасти пленника, либо похитить котёл правителя Аннуна, как описано в Книге Талиесина.
И как рассказывал Нэш, который любил каждую версию легенды, где великий король Артур путешествовал в страну мёртвых и возвращался назад живым.
— Ух ты, — выдохнул Эмрис спустя мгновение. — Сам напросился. Кабелл всегда говорил, что у тебя идеальная память… Ты собиралась позволить мне вечно заключать с тобой глупые пари, да?
Я пожала плечами.
— Хотела посмотреть, сколько смогу из тебя вытянуть.
Он покачал головой:
— Ты точно не такая, как все, Птичка.
— Можем…? — начала я, всё ещё смотря на разбитое лицо статуи. — Давай укроем его. Я больше не хочу на него смотреть.
— Не то, чтобы ты смогла его забыть, — почти извиняющимся тоном сказал Эмрис.
Мы снова набросили гобелен, и, как будто Эмрис наложил на меня проклятие, образ статуи отпечатался в моей памяти, словно негатив фотографии.
— Я выбираю правду, — сказала я, играя с бахромой ткани и распуская ряд алых нитей.
— Что?
— Ты сказал, что я могу выбрать правду или действие, — напомнила я. — Я выбираю правду.
Эмрис замер рядом.
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас, — подтвердила я. — Почему ты взялся за эту работу?
Он покачал головой.
— Это ты хотел заключить пари, — напомнила я.
После небольшой паузы он издал тихий звук раздражения.
— Потому что… я не знаю, — сказал он, проводя рукой по волосам. — Потому что за всю свою жизнь я никогда ничего не делал сам, без помощи. Я никогда не работал отдельно от отца. Я никогда не добивался ничего, что соответствовало бы наследию великого Эндимиона Дая или всех тех предков, чьи портреты выстроились на стенах.
— Ты хочешь добиться чего-то подобного? — спросила я. — Или чувствуешь, что должен?
Его брови нахмурились. Я задумалась, спрашивал ли кто-нибудь его об этом раньше.
— Насколько я могу судить, — продолжила я, — наследие — это всего лишь инструмент, с помощью которого родители контролируют своих детей.
— Ты не поймёшь, — сказал Эмрис, облокотившись на шкаф.
— Нет, не пойму, — согласилась я. — Я уже превосхожу существование Нэша хотя бы тем, что не напиваюсь до комы.
Я услышала горечь в своих словах, снова почувствовав этот вкус желчи. Семь лет я жила без этого человека. Я приняла, что он никогда не вернётся. И теперь, когда он ушёл окончательно, когда он умер… он снова перевернул всё вверх дном, и я позволила ему взять контроль. Позволила ему вновь открыть ту сырую рану, которую я так старательно закрывала.
Я ненавидела его. Ненавидела Нэша за пределами слов и миров. Лучше бы он оставался мёртвым, а мы с Кабеллом остались бы одни.
Ты останешься одна, прошептал тёмный голос в моём разуме. Кабелл тоже оставит тебя в конце концов.
Мои пальцы сжались в кулаки, когда я резко втянула воздух.
— Что с этим связано? — спросил Эмрис. — Ты рассказала остальным, как он нашёл твоего брата, но как ты оказалась у него под опекой?
— Опека — не то слово, которое я бы использовала, — сказала я, заставив себя рассмотреть ещё одну стопку сундуков, изучая их гравировки в поисках знакомых символов. Это чувство вращения вернулось, всё быстрее и быстрее, поднимая все воспоминания, которые я прятала. Каждое из них было ножом.
— Это не ответ, — заметил Эмрис.
Униженное чувство всё ещё жгло меня, даже спустя столько лет. Я знала, что это сделает меня лицемеркой, но сама мысль о том, чтобы рассказать ему, вызывала во мне желание вывернуть всё наружу.
— Ты не обязана мне ничего говорить, — мягко сказал Эмрис. — Честно.
— Как великодушно с твоей стороны.
— Нет, я просто… — он покачал головой. — Прости.
Я вдохнула холодный воздух, провела рукой по потрёпанному щиту передо мной. И вдруг это вращение прекратилось, и нить сорвалась с катушки. Больше не оставалось ничего, чтобы удерживать контроль.
Осталась только потребность быть понятой, быть увиденной.
— Моя семья бросила меня в Бостоне, и Нэш взял меня к себе, — услышала я свой голос. — Так что давай просто скажем, что я знаю, каково это — расти без наследия, и я бы не рекомендовала это никому.
Слова прозвучали так, словно кто-то пытался вытянуть мои лёгкие через горло. Я позволила ему заполнить пробелы в истории так, как ему захочется. Все всё равно делали именно это.
— Всегда хотел спросить, — сказал он, усаживаясь на один из сундуков. — Что с тобой произошло в те годы, что прошли между тем, как Нэш исчез, и тем, как ты вступила в гильдию? Куда ты тогда делась?
Я знала, что эти шесть лет, с тех пор как нам с Кабеллом исполнилось по десять, до того, как мы могли официально заявить свои права на членство Нэша в шестнадцать, всегда были предметом спекуляций в гильдии. Наше молчание объяснялось не только тем, что они не заслужили ответа, но и тем, что могло случиться, если бы они узнали.
— Если я расскажу тебе, — сказала я, — ты не сможешь рассказать об этом никому. Особенно твоему отцу.
— Теперь мне ещё интереснее, — протянул Эмрис.
— Я серьёзно, — сказала я. — Если ты расскажешь кому-нибудь то, что я собираюсь сказать, тебе не поздоровится. Я обрушу на тебя проклятие хуже любого из известных.
— Это только подогревает интерес, — сказал он.