Серебро в костях (ЛП) - Бракен Александра

— Не могу поверить, что всё это время ты пользовалась Рукой Славы, — сказал Эмрис, поднимая крышку одного из сундуков. — Эти штуки невероятно редки. Колдуньи находят их настолько отвратительными, что больше не создают — и поверь, мой отец спрашивал. Много раз.

— Нэш подарил её мне, когда я была маленькой, — сказала я, чувствуя, как что-то внутри напрягается от воспоминаний — и оттого, что я вообще обсуждаю это, да ещё с Эмрисом. — И прежде, чем ты спросишь, я не знаю, у кого он её украл.

Эмрис вернул в сундук заплесневелые одеяла, которые вытащил. Его лоб нахмурился:

— Почему ты всегда так делаешь?

— Что делаю?

— Ты всегда предполагаешь худшее, — сказал он. — И ждёшь того же от всех остальных. Но всё, что ты на самом деле делаешь, — это сражаешься с фантомами, которых никто, кроме тебя, не видит.

— Не могу представить, почему я так делаю, — отозвалась я, слова сорвались с языка раньше, чем я успела их обдумать. — Конечно, это никак не связано с годами опыта, которые снова и снова доказывали мне обратное.

— Или это просто очередная отговорка, чтобы оттолкнуть людей? — спросил он.

Тьма ласкала его лицо, пока он смотрел на меня. Шёпот в голове наконец дал имя неприятному теплу, что разливалось под кожей.

Стыд.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — сказала я, ненавидя то, как снова разгорается это чувство, неконтролируемое жжение в глазах. — Ни обо мне, ни о моей жизни.

Возьми себя в руки, велела я себе. Успокойся.

Он тихо, почти с сожалением рассмеялся, открывая потускневшую серебряную шкатулку, внутри которой ничего не оказалось.

— Иногда я хотел бы, чтобы это было правдой, Птичка.

Он знает цвет твоих глаз, прошептал тот же голос.

— Я понимаю, что твоя жизнь была нелёгкой, — продолжил он. — Особенно после того, как Нэш исчез. Но хотя бы…

— Только не говори мне, что ты сейчас попробуешь найти светлую сторону в детской травме и пренебрежении, — перебила я. — Уверяю тебя, её не существует.

Нэш был мёртв. Я не хотела говорить об этом. О нём. Вообще ни о чём. Но это было похоже на клубок, который разматывался всё быстрее с каждым новым оборотом.

— Я бы никогда такого не сказал, — возразил Эмрис, переходя к другому металлическому сундуку. Внутри оказались книги, разбухшие от воды и непригодные для чтения. — Но хотя бы ты можешь делать, что захочешь. Быть кем захочешь. Ты думаешь, что моя жизнь так проста, но ты не представляешь. Ты просто…

Он умолк.

— Бедный маленький наследничек, — язвительно заметила я. — Так сложно, когда всё подаётся на блюдечке, правда?

Было приятно выплеснуть на него эти слова, избавиться от разъедающего жара, гнева и обиды, которые горели во мне, как самая злая желчь.

— Хотя бы тебе не нужно беспокоиться о наследии, — выплюнул он это слово, словно оно оставило горечь во рту. — Нет правил, границ или ожиданий, которым ты никогда не сможешь соответствовать. И уж точно нет…

— Нет чего? — спросила я. — Не останавливайся. Ты как раз собирался рассказать, насколько тебе тяжело за стенами своего особняка.

— Вот об этом я и говорю! — воскликнул он. — Ты — единственный человек из всех, кого я знаю, кто вообще замечает или заботится о деньгах.

На мгновение я замерла, потрясённая его словами, не в силах ответить.

— Сам факт, что тебе не нужно об этом думать, — привилегия, которой лишены остальные, — наконец произнесла я.

Я отслеживала каждый потраченный цент. Каждый вечер, пытаясь заставить себя заснуть, я утопала в мыслях о том, как найти больше денег и что будет, если я не смогу.

— У тебя есть всё, — сказала я, слыша хрипоту в своём голосе. У него не было мёртвого опекуна или проклятого брата. У него была стабильность, мать, которая относилась к нему как к принцу, дома по всему миру, друзья, машины, новая одежда, лучшие инструменты и снаряжение для Опустошителей.

Я не собиралась жалеть его только потому, что плата за всё это заключалась в необходимости соответствовать своей фамилии или жить жизнью, расписанной за него с рождения.

Это называлось безопасностью. У него было будущее.

И прошлое, подумала я, сжимая веки. У некоторых из нас не было даже этого. Я бы убила, чтобы узнать хоть что-то о своих родителях. Хоть их имена.

— Слушай, — спустя некоторое время сказал Эмрис, подняв голову от тома, размокшего и покорёженного водой. — У нас классический случай тяжёлого старта, и, честно говоря, это недостойно нас. Если ничего другого, можем ли мы хотя бы согласиться оставаться профессионалами? Кольцо пропало, Авалон превратился в гниющий ад, а нас окружают незнакомцы. Заключим перемирие?

— Ладно, — ответила я.

Я могла признать, что наш лучший шанс выжить и вернуться в наш мир — это работать вместе. Могла даже признать, что в словах Эмриса была правда. День за днём я могла решать, что хочу делать, и мне не нужно было отчитываться ни перед кем, кроме Кабелла.

Мы работали молча, аккуратно возвращая всё на места. Вазы, будто привезённые из других древних земель, шлем с короной из звёзд, щит в форме дракона. Я подняла потускневший шлем, изучая странные созвездия, выгравированные на нём.

— Может, стоит вынести это наверх, — тихо предложил Эмрис, — и оставить у кузницы. У них нет здесь шахт, и у них почти не осталось руды для создания новых оружий и доспехов.

— И откуда ты это знаешь? — спросила я.

— Я спросил, — пожал он плечами. — Они просто переплавляют металл, который у них есть, и используют его заново.

— Вы с Невой сразу устроились как дома, да? — сказала я.

— Если под этим ты подразумеваешь задавать вопросы по мере их возникновения, то да, я как дома. — Эмрис сдул пыль с предмета у себя на ладони. — Советую попробовать, но предупреждаю: это может заставить людей подумать, что тебе не всё равно.

Я поставила шлем обратно.

— Да уж. Не хотелось бы этого.

— Это… — Эмрис поднял маленький кусок металла к свету Игнатиуса. Его взгляд переместился к большому шкафу, у которого покосились дверцы, а рядом лежало несколько деревянных посохов с завитыми и спиралевидными навершиями. — Кажется, это друидская ложка. Такое возможно?

Он передал её мне и направился к шкафу, лавируя среди разбитых статуй и сундуков, чтобы взять один из посохов.

— Похоже на часть ложки, — сказала я. — У Нэша были рисунки таких в одном из его журналов. Обычно у них две половинки…

Черпак ложки напоминал лист, с коротким плоским выступом для удержания. На потемневшем от времени металле были выгравированы четыре сектора. Другая половина, зеркальное отражение этой, должна была иметь маленькое отверстие для того, чтобы вдувать кровь, костяную пыль или что там ещё они использовали для гаданий. Послания божественного зависели от того, куда попадут эти частицы — нечто вроде чтения по чайным листьям.

— О, а это что? — послышался голос Эмриса.

Когда мы вошли в комнату, я заметила огромное сооружение, укрытое сползающим гобеленом, — его размеры выделялись даже на фоне покосившегося шкафа. Эмрис ухватился за потрёпанную ткань и резко дёрнул, сбросив её.

Я отступила на шаг, глядя вверх на бледный камень.

Тело статуи было массивным, с широкими плечами и мышцами, словно вырезанными из канатов. Венец из настоящих оленьих рогов, мха и листьев падуба был каким-то образом сохранён на её голове, излучая зловещую энергию, от которой не хотелось даже прикасаться к ней. Ещё хуже было то, что лицо статуи было разбито, оставляя от него лишь уродливые остатки. Плащ, вырезанный так, чтобы напоминать звериные шкуры, спадал с плеч и пересекал грудь, где находилось углубление. Подсвечник, как у статуи Богини, поняла я.

Но взгляд снова и снова возвращался к разрушенному лицу, где ответы на не озвученные вопросы были уничтожены в приступе ярости.

— Тэмсин? — позвал Эмрис. — Что случилось?

— Кто это? — спросила я. — Похоже на…

Голос Нэша эхом отозвался в памяти, его лицо было освещено нашим костром. Он скачет на огненном скакуне, прочесывая Потусторонье в поисках блуждающих душ, но больше всего он любит наш мир…