Джон Норман - Побратимы Гора
— Тогда, почему они такие замечательные, сидят с мешками на головах?
— Даже у Одинаковых, — вздохнул Тыква, — иногда бывают моменты слабости.
— Я понял. Спасибо за хорошую беседу с тобой, Тыква. Теперь Ты можешь идти.
— Конечно, — обрадовался мой провожатый. — Я полностью доверяю ей. Она — замечательная Одинаковая.
Тыква развернулся и поспешил по своим делам. Я посмотрел ему в след. Мне по какой-то причине, которой я сам не мог понять, нравился Тыква. На сей раз, разговаривая с ним, я заметил, что он стал несколько менее догматичным, чем он был при первой нашей встрече, несколько недель назад, около поля битвы. В нём чувствовался мощный врождённый интеллект, который, как я подозревал, слишком долго дремал в нём. Он запрещал себе думать в течение многих лет. Кажется, что теперь, он начал задаваться вопросом, а мог ли он начать думать, и если да, то, что могло бы из этого выйти. Это может стать захватывающим временем в жизни любого человека. Я заподозрил, что где-то глубоко под серой одеждой Тыквы, могло скрываться сердце еретика.
Я подошёл поближе к пяти сидящим со скрещенными ногами, закрытым женщинам Ваниямпи. Они сидели у самого ближнего шалаша. Серые мешки были закреплены шнурами, завязанными под их подбородками. Я встал подле той кто возможно прежде, чем стать Репой, была довольно красивым агентом кюров.
Благодаря мягким мокасинам мои шаги были неслышны, и меня пока не обнаружили. Я кашлянул, чтобы дать им понять о моем присутствии. Женщины подняли свои спрятанные в мешках головы.
— Тыква? — наугад спросила женщина, та самая, которая как я полагал, была Репой.
Я не отвечал. Женщины остались сидеть, в тех же позах. Полагая, что подошедший должен быть мужчиной Ваниямпи, они, конечно, не проявили ко мне уважения, уже не говоря о подчинении.
— Морковь? Капуста? — попробовала угадать женщина.
Я прочисти горло, чтобы объявить о моем присутствии женщинам. Этот звук, вежливый, почти извиняющийся, был сделан мной сознательно. Это был способ, которым мужчины Ваниямпи, вежливо, могли бы объявить о своем присутствии своим прекрасным, но скрытым коллегам. Мне хотелось увидеть их реакции. Как я и ожидал, они были никакие.
— Кабачок? Бобы? — гадала Репа, в её голосе теперь появилось некоторое колебание.
Я, снова, не ответил.
— Надеюсь, Вы из Ваниямпи? — растерянно спросила она. Ей пока не приходило в голову, что к ним — невзрачно-серым женщинам Ваниямпи, мог бы приблизиться кто-то другой.
— Нет, — наконец отозвался я.
Торопливо, все пять женщин встали на колени, сжав ноги и держа головы опущенными. Таким образом, рабыни показали уважение подошедшему мужчине, теперь уже зная, что находятся в присутствии того, кто не имел никакого отношения к Ваниямпи. Это только к их собственным мужчинам не было нужды проявлять уважение. Насколько же с самого начала иной была реакция у женщин ваниямпи, по сравнению с реакцией гореанской рабыни для удовольствий. Именно для того, чтобы убедиться в этом я не сразу объявил им о своем присутствии, как мог бы сделать типичный гореанский мужчина. Такой мужчина, оказавшись среди невидящих его рабынь, в частности рабынь удовольствия, скорее всего, заявил о своём присутствии, одним хлопком по бедру, или дважды хлопнув в ладоши, или возможно, одновременно с хлопками отдал бы команду «Позиция!». В такой ситуации, гореанские рабыни удовольствий, в отличие от женщин Ваниямпи, даже не видя ничего вокруг, перетекут на колени красиво и естественно. Опять же, они стояли бы, широко раскинув колени, выставляя напоказ их лона, их уязвимость перед мужской силой, их подчинение мужской власти.
Кстати говоря, гореанских рабынь для удовольствий, подчас, используют с мешком на голове. Такое ослепление, конечно же, увеличивает уязвимость и сексуальную беспомощность женщины. Например, она не знает, будут ли её бить или ласкать, и где именно ей следует ждать удара или прикосновения. Так же бывает, что мешок используется, когда рабовладелец приводит или отправляет рабыню другим мужчинам, ей могут надеть мешок до прибытия гостей, или возможно, после того, как она отслужила им за ужином и ликерами. Она может, а возможно вместе с другими рабынями, быть ослеплена, и затем поставлена на колени у ног того или иного из гостей. Она, как и другие рабыни, конечно же, должны служить гостю, или нескольким гостям, для которых их предназначили с неизменным совершенством. Бывает что, их, невидящих ничего вокруг, могут разыграть в азартные игры или потянуть жребий.
Я присел перед женщиной, которую определил как Репу, и взял её за плечи. Она подняла свою скрытую в мешке голову.
— Нет, Вы не Ваниямпи. Я могу это сказать по вашим прикосновениям, — определила она.
— Да?
— То, как Вы трогаете меня, и как держите меня, ни один Ваниямпи себе не позволил бы.
— И как же я это делаю? — поинтересовался я.
— Властно, как мужчина держит женщину, — объяснила она.
— Понятно.
Я аккуратно стянул мешок на затылке, так что ткань прижалась к лицу девушки и обозначила его черты.
— Ты — та, кто был однажды Леди Мирой из Венны? — на всякий случай спросил я.
— Да, — признала она, — да.
— Прежде из касты торговцев? — уточнил я.
— Да, — ответила она, и я увидел, как её губы шевелились под тканью.
— Ранее наёмница, и агент разведки кюров?
— Кто Вы? — испуганно спросила девушка.
— Ты можешь ответить на мой вопрос, — сообщил я ей, и сомкнул свои большие пальцы на её горле, так чтобы она почувствовала их давление.
— Да, — сдавленно прошептала она. — Я была прежде наёмницей, и служила кюрам.
— Кто Ты теперь?
— Я всего лишь рабыня, Ваниямпи, — ответила она.
— Это верно, — сказал я ей, и убрал пальцы с её горла.
— Кто Вы? — спросила она.
— Мы встречались, — напомнил я ей, — несколько недель назад, около поля сражения. Ты была раздета и привязана к ярму твоими краснокожими владельцами. Ты были прикреплена к оси фургона. Это произошло незадолго до того, как тебя взяли в загон Ваниямпи.
— Значит Вы тот, кто ударил меня хлыстом и заставил рассказать о сражение.
— Да.
— Вы были беспощадны. Вы заставили меня говорить, как если бы я была рабыней.
— Это было подходящим для тебя. Ты была рабыней, — напомнил я.
— Даже тогда?
— Да, всегда.
Она робко потянулась рукой ко мне, дотронулась, и почувствовала ошейник в моем горле.
— Вы, также, теперь, являетесь рабом, — поняла она. — Мы — оба рабы краснокожих владельцев.
— Да, — согласился я. — Возможно, нам обоим, повезло быть оставленными в живых. Это — их земли.
