Медведев. Книга 2. Перемены (СИ) - "Гоблин (MeXXanik)"

— Я к вам пришел с доброй вестью.

Зубов мрачно ухмыльнулся.

— Это с которой? — уточнил он. — Неужто для жандармерии надбавки для княжества будут?

— Всему свое время, — ушел я от прямого ответа. — Сейчас же могу с уверенностью сказать, что Синод готов профинансировать новое ведомство по регистрации не… старшего народа.

На лице Зубова на секунду мелькнуло недоверие. Жандарм откинулся в кресле, посмотрел на меня, а затем перевел взгляд, куда-то в сторону стены, где висела карта города, в которую были воткнуты красные флажки:

— Вот как, — задумчиво протянул он. — Что же, это и правда хорошая новость.

— И я хотел бы попросить вас возглавить следственный отдел нового ведомства.

Зубов медлил с ответом. Вновь взял в руки карандаш, чтобы вертеть его в пальцах. Он старался принять как можно более равнодушный вид, но я заметил блеснувший в глазах жандарма искорки интереса.

— Просто у вас очень большой опыт работы со старшим народом, — продолжил я. — Так кто, если не вы, сможет обучить молодых, как раскрывать преступления, совершенные старшим народом? И уж тем более, как их задерживать.

— Я нужен княжеству здесь… — начал было начальник жандармов, но я живо его перебил:

— Нужны, мастер Зубов. Вы незаменимы в следствии. Но в новом отделе вы принесете куда больше пользы для нашего княжества.

Жандарм еще немного помедлил, а затем кивнул:

— Это предложение стоит обдумать.

— Подумайте, — не стал спорить я — Закрывайте все текущие дела, передавайте их в суд, думайте и готовьтесь к новому назначению.

Зубов удивленно поднял бровь:

— Это вот все? — он указал на оставшиеся на столе папки.

Я поспешно покачал головой:

— Нет, только самые важные. Например, дело Параскевы. Вы же уже установили жилье, которое принадлежит этой даме? И даже провели обыски…

Зубов нахмурился. Склонил голову, прищурился, а потом уточнил:

— А вам уже откуда известно, что мы провели следственные действия?

— Свежие газеты, — просто сказал я. — Уже с утра все репортеры твердят, что вы уже всё раскопали. И даже называют суммы, которые были изъяты.

Жандарм скривился, словно проглотил целиком лимон, и всем своим видом показывая, что считает репортеров чем-то навроде тараканов. Отбросил карандаш в сторону и с раздражением произнес:

— Ах, да. Репортеры. Эти газетчики скоро будут знать, что на завтрак я предпочитаю овсянку гречке. Хотя, они наверное уже это знают, просто такие заголовки тираж не продадут. Доказательств по делу Параскевы достаточно. Передавать дело в суд, конечно, рано, но в целом эта взяточница уже вряд ли отвертится.

Я довольно улыбнулся:

— Вот и отлично. Тогда буду ждать от вас новостей.

Протянул Зубову ладонь, и он ответил на рукопожатие.

— До встречи, — произнес я, жандарм кивнул, и я покинул кабинет.

В коридоре пахло влажной ветошью и сладковатым чаем. Дежурный поднял глаза, снова встал, но я махнул: не надо, сидите. Не хватало, чтобы люди вздрагивали от каждого моего вдоха. Толкнул дверь и вышел на крыльцо.

Воздух снаружи почему-то показался свежее, чем пятнадцать минут назад. Жандармов в зоне для курения уже не было. Видимо, они отбыли по своим делам. Вместо них на лавке сидела большая рыжая кошка. Она щурилась на солнце и при моем появлении наклонила голову, словно рассматривая меня внимательнее. Я одернул лацканы пиджака, спустился по ступеням крыльца и вышел из арки к припаркованной у тротуара машине.

Глава 24

Новые договоренности

Я вынул телефон, набрал домашний номер. Гудки даже не успели толком разогнаться, как трубку сняли.

— Резиденция князя Медведева. Чем могу быть вам полезен? — раздался чопорный, почти театрально-важный голос.

Я моргнул и прислушался. Это был Никифор. Но тоном он сейчас больше смахивал на дворецкого из высшего света, чем на нашего домашнего ворчуна.

— А хозяин ваш где? — решил я подыграть, с лёгкой усмешкой.

— Занят делами княжескими, как водится, — продолжил он с тем же налётом официальной торжественности. А потом уже подозрительно уточнил: — Вы по какому вопросу? Как вас представить Николаю Арсентьевичу? Он человек занятой, но я ему передам всё важное. Вы же не просто так звоните? Не просто хотите самого князя отвлечь от забот?

Я тихо хмыкнул и решил раскрыть себя:

— Мне ничего передавать не надо. Я хотел бы с Верой Романовной поговорить.

Ответа сразу не последовало, но на душе потеплело от того, что за глаза Никифор отзывался обо мне с уважением, пусть и в своей манере.

— Это вы? Сейчас позову, — хмыкнул он наконец, и я отчётливо услышал, как трубка стукнула о стол. Не сильно, а больше для порядку.

Повисла пауза и раздался тихий бубнеж. Я почти видел, как он идёт по коридору, бурчит себе под нос и, конечно, не торопится.

Спустя полминуты мне ответил секретарь.

— Да, Николай Арсентьевич, слушаю вас, — отозвалась запыхавшаяся Вера.

— Нужно назначить встречу с мастеровыми, — без лишних приветствий начал я, подходя к машине и открывая дверь. — Очень желательно — сегодня. Сумеете найти с ними контакты?

На том конце слегка зашуршала бумага, щёлкнула ручка и раздался спокойный голос моего секретаря:

— Поняла, мастер-князь. Я как раз нашла записную книжку с номерами. Многие записи сделаны чернильной ручкой. Начала выносить контакты в ежедневник. Правда, не уверена, что они все актуальны…

— Наверняка здесь номера не меняются годами, — заметил я, усаживаясь в кресло. — Это же не столица. Тут если кто и меняет номер, то лишь после скандального развода. Сомневаюсь, что здесь такие бывают.

— Вы правы, — с готовностью согласилась собеседница. — Я сейчас же займусь этим делом.

— Приступайте, — коротко бросил я и завершил вызов.

Я открыл дверцу машины, сел на переднее сиденье. Морозов держал в руках свежую газету, которую каким-то чудом успел где-то раздобыть за то короткое время, что я отсутствовал. Он оторвался от чтения, аккуратно свернул листы и бросил на меня внимательный взгляд и спросил:

— Как прошла встреча?

— Зубов… услышал намёк, — протянул я. — И надеюсь, что понял его правильно. Думаю, он постарается закрыть дело Параскевы как можно быстрее.

— Ну хоть что-то, — кивнул Морозов.

— Я сказал ему про найденного вчера перевёртыша, — произнёс я, глядя в лобовое стекло, где редкие пылинки в воздухе ловили солнечный свет. — Он пообещал позаботиться о парне, если тот вернётся в город.

Помолчал, потом добавил:

— Причём, как я понял, в любом виде. Даже если вернётся диким.

Морозов кивнул. И будто нехотя заговорил:

— Зубов… он мужик крепкий. Не гнётся от трудностей.

Воевода помолчал, прокашлялся, как человек, у которого в горле застряла не пыль, а воспоминание.

— Он давно перестал быть человеком. Я даже не помню, когда он им был. А живу я тут… долго живу, в общем.

Сказал буднично, но голос чуть охрип. Словно с этим «долго живу» ушёл куда-то в себя — туда, где счёт идёт не на годы, а на времена.

— Так вот, — продолжил он, — Зубов Иван на себя взял порядок среди перевёртышей. Они, знаете ли… самые сложные. Не потому что они злее других, а потому что слишком близко к людям. Каждый из них когда-то был человеком. С ними не выйдет поступать, как со зверями. Но и как с людьми — тоже нельзя.

Звучало так, будто уже не раз проговаривал это сам себе. В голосе слышалась и усталость, и горечь в равных долях.

— Некоторых надо воспитывать, — сказал воевода, не глядя на меня. — Других — наказывать. Кого-то дрессировать, как бы жёстко это ни звучало. И всё это Иван делает сам. Без помощи синодников, без кивка от князя. Потому что если сам не сделает, то будет хуже. Всем.

— Ясно, — произнес я негромко.

— Если Власов вернётся в человеческой форме, — продолжил Морозов тише, — ему придётся учиться соседствовать со зверем внутри. Не прятать, не забивать его на самом донышке души. А жить каждый день, каждую ночь. Возвращаться после очередной линьки домой и не позволять дикости вырываться с семейными ссорами, скандалами или давними обидами. Перевертыш должен воспитывать своего зверя постоянно…