Андрей Ерпылев - Город каменных демонов
— Угу… И кавказцев тех тоже разыграли…
Вера поежилась и еще глубже запахнула одежку.
— Пойдем домой, а? Я замерзла-ла-ла…
— Сейчас… — Евгений ощутил мимолетную досаду. Нет, не на Веру — на вероломного архивариуса. — А может…
Он выглянул из-за угла, за которым они скрывались, и почесал в затылке.
— Эта улица вливается в площадь Победы. Кстати, единственной, оставшейся непереименованной.
— Как это?
— «Зигесплац» по-немецки и означает «площадь Победы».
— Занятно… А что за победа?
— Черт ее знает… Может, над Наполеоном, может, над французами в восемьсот семьдесят первом… Так вот, на этой площади стоит памятник Вильгельму фон Мюльхейму. Ну, тому самому…
— Я помню. Это который на лошади?
— Да. И попирает копытами гору язычников пополам с нечистью. Думаю, Прохоров как раз хотел нам его показать. Пойдем взглянем?
— Разве что одним глазком…
Уже не скрываясь, они побрели к площади. На ходу Женя снял куртку и накинул на плечи девушке, благодарно прижавшейся к его плечу. Сейчас им было наплевать на все на свете статуи и на всех на свете вероломных архивариусов… Больше всего им хотелось идти и идти вот так без конца…
Но улица закончилась до обидного быстро.
Памятник громоздился впереди черной конической массой, едва различимой на фоне темных домов. Ночь выдалась безлунной, и разглядеть какие-либо подробности с расстояния в полсотни метров было невозможно. Да зрителям и не требовалось освещение: оба хорошо помнили мужественного рыцаря, который одной рукой сжимал крест, другой — рассекал мечом корчащуюся уродливую фигурку, а его свирепый конь при этом попирал копытами целую гору уже расчлененных. Материальное воплощение девиза «Дранг нах Остен!»[30] во всей красе. Где-то далеко, скрытые за домами, медленно пробили двенадцать раз часы на здании ратуши, и над площадью снова повисла гнетущая тишина.
— Пойдем домой? — Вера почувствовала, что к сотрясающей ее хрупкое тело дрожи ночной холод не имеет никакого отношения.
— Сейчас, — Евгений поплотнее прижал ее к своему сильному горячему телу. — Еще минутку…
— А что ты… — начала было девушка, но осеклась на полуслове.
Где-то на площади родился странный звук. Как будто камень скрежетнул по камню…
* * *Закутанная в кокон из толстого шерстяного пледа под самое горло, Вера охватила обеими ладонями кружку с обжигающим чаем, но не чувствовала тепла. Ужас по-прежнему стискивал ее в своих ледяных объятиях. Женя выглядел чуть лучше, но и он никак не мог отойти от пережитого и все время вскакивал с кресла, делал два-три бесцельных круга по комнате, чтобы снова, на какие-то минуты, усесться на прежнее место.
Они не очень хорошо помнили, как оказались в мирной, хорошо знакомой квартире, безопасном островке в бескрайнем море ужаса, и каким образом сумели пробраться в комнату, не разбудив при этом хозяйку.
Когда состояние стало невыносимым, Евгений махнул на все рукой, расстегнул сумку, засунутую за шкаф, и вынул оттуда непочатую бутылку армянского коньяка.
«Сухой закон» давным-давно канул в прошлое, но молодой ученый хорошо знал на собственном опыте, что многие вопросы, особенно в провинции, решаются гораздо легче, если расплачиваться «жидкой» валютой. Поэтому в командировки, сам почти непьющий, он не выезжал без «золотого запаса». Одна бутылка уже покинула сумку, когда он пытался найти следы фон Виллендорфа, но своей очереди дожидались еще две. И вот пришла пора второй.
Князев плеснул себе в стакан на два пальца янтарной жидкости и, подумав, щедро разбавил тем же сильнодействующим средством Верин чай. Казалось, трясущаяся в ознобе журналистка не обратила на это никакого внимания.
Но «лекарство» все же оказало свое воздействие.
Не прошло и минуты, как Женя почувствовал теплую волну, прокатившуюся по телу, приятно зашумевшую в голове, отогревшую душу. Заметно оживилась и хлебнувшая «микстуры» девушка. По крайней мере, дрожь постепенно стихла, а сама она начала реагировать на внешние раздражители.
— Жень, погаси верхний свет, — попросила она слабым голоском выздоравливающего после тяжелой болезни ребенка. — Глаза режет…
«Похоже, кризис миновал, — подумал Евгений, щелкая «верхним» выключателем и зажигая настольную лампу. — Слава Богу, слава Богу…»
— Какой ужас, — прикрыла глаза Вероника, сделав новый лилипутский глоточек из кружки. — Я думала, что умру на месте… А ты испугался?
— Конечно, — честно признался молодой ученый, оценивающе глядя на бутылку, но так и не решился налить себе еще порцию. — А ты разве не почувствовала?
— Я ничего не помню… — Девушка, поставив недопитый чай на стол, снова по самые глаза ушла в свой кокон.
Оба замолчали, вспоминая, как вслед за тяжелым скрежетом из ничего на них надвинулась громадина, излучающая неистовую злую силу, как брызнули искры, высеченные из булыжной мостовой почти неразличимым в темноте копытом…
— Я хочу уехать отсюда… — раздался из-под колючего верблюжьего пледа едва слышный голос. — Домой, в Москву, к маме… Женя, увези меня отсюда… Мне страшно…
«Я не могу», — чуть было не сказал Евгений вслух, но вовремя спохватился, что это прозвучит эгоистично.
Но он в самом деле не мог расстаться с ней, своими руками разорвать связь, крепнущую между ними. Не представлял себе, что это возможно.
— Хорошо, — кашлянув, сказал он вслух, неожиданно для себя. — Завтра я схожу на вокзал и куплю билет до Москвы.
За тот благодарный взгляд, которым его одарила девушка, он готов был сделать это прямо сейчас. И пусть под дверью его ждут все оживающие статуи проклятого Виллендорфа вместе…
* * *Немного согревшись, девушка ушла к себе, а Евгений просидел в кресле без сна всю ночь. Ему постоянно чудились странные шорохи, скрипы вокруг, но, стоило зажечь свет, все мгновенно затихало. Или вообще все это существовало лишь в его воображении… Провалился в сон он лишь после того, как первые отблески рассвета робко позолотили шторы на окне…
А еще через пару часов его разбудил легкий стук в дверь.
На пороге стояла Вера, посвежевшая и похорошевшая после сна. В этой молодой женщине не было ничего от вчерашней испуганной девочки.
— Знаешь, Женя, — сказала она, опустив глаза. — Не надо мне никакого билета… Нужно остаться и распутать весь клубок до конца…
* * *Распутывать взялись с того кончика нити, который был ближе всего.
Со старого замка.
Вообще-то никакой это уже был не замок. Как говорилось в том самом путеводителе, ксерокопия которого оказалась у парочки даже в двух экземплярах (по иронии судьбы, у Веры была такая же, даже более четкая и с теми страницами, которые в Женином варианте отсутствовали), бароны фон Гройбиндены, владевшие замком на протяжении почти шестисот пятидесяти лет, не были чужды духу времени и моде. Например, стены с бойницами и мощными башнями, устаревшие и ставшие бесполезными с изобретением артиллерии, были снесены еще в середине XVII века. Сама же цитадель несколько раз перестраивалась и обрастала флигелями и пристройками, пока твердыня крестоносцев, мрачная и аскетичная, окончательно не превратилась в нечто легкомысленное, барочно-ампирное. Последний владелец взялся было в очередной раз перестраивать свою резиденцию, намереваясь придать ей модный в то время английский колорит, но успел лишь наполовину разрушить последнее, что еще связывало ее со Средневековьем, — толстенную цилиндрическую башню-донжон, с которой и началось строительство в конце XIII века. Составитель путеводителя еще горько сокрушался о великолепной коллекции старинного оружия, которой был славен в свое время замок Гройбинден, проданной наследниками разорившегося «англомана» и распыленной по всей Германии.
